Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри. Страница 20

Хайди рассмеялась пузыристым смехом ребенка. Карло с немой надеждой посмотрел на Карлсена.

— Может, вы попытаетесь?

— Вы прямо как отец Хайди. Это нарушение профессиональной этики: я же ее доктор.

— Но вы бы могли ее вылечить, — несколько растерянно заметила Хайди.

— Может, и вправду, — задумчиво произнес Карлсен.

Ясно, что такая реакция в их глазах смотрелась нелепо, возможно, он бы и сам чувствовал то же самое, освоившись быть вампиром. Но на данный момент ощущалась какая-то инстинктивная неохота, игнорировать которую было бы неосмотрительно. Поэтому он, меняя тему, задал вопрос, безвылазно сидящий в голове вот уж полчаса:

— А вампиры что, совершенно не чувствуют ревности?

Оба враз покачали головами.

— Вам надо об этом расспросить моего отца, — сказала Хайди. — Он говорит, что человеческая ревность основана исключительно на биологии. Оттого, что настоящая цель секса — воспроизведение себе подобных, человек стремится удержать партнера исключительно для самого себя. Женщины потому, что нуждаются в муже и отце, мужчины — из принципа «кто кого», состязаясь с другими мужчинами. У вампиров же удовольствие основано на стремлении делиться друг с другом. Так что откуда здесь взяться ревности?

Мысли Карлсена перенеслись к разрыву его первого брака, к совершенно неизъяснимой муке, которую испытывал, позволив своей жене спать с другим мужчиной. Для нее было большим и неожиданным ударом, когда он потребовал развод. Сквозь слезы она кричала, что все было с его полного согласия: А он не мог объяснить, что на самом деле его истязает собственная ревность, чувство полной, рабской зависимости от порыва, кажущегося недостойным и унизительным. Разводясь, он стремился отторгнуть некую часть себя самого.

Карло между тем говорил:

— Вы спрашиваете, нравится ли мне быть вампиром? Так вот, что мне нравится больше всего. Мы, корсиканцы, ревнивы по природе. И теперь я оглядываюсь на это со стыдом. Мне кажется, что бывшие мои соотечественники больны. Мне же сравнительно повезло стать здоровым и нормальным.

Это прозвучало с неожиданной силой. Стало вдруг очевидным, что вампиры действительно здоровы и нормальны, в то время как люди недужны и с отклонениями. Что-то с человеком обстоит не так.

— Так неужели вам никогда не доводится влюбляться? — вопрос адресовался им обоим.

В глазах у Хайди мелькнуло замешательство.

— Бывает, что мне кто-нибудь просто очень нравится. Мне и вы нравитесь. Но не могу же я полностью на вас претендовать. С какой стати? Вы вправе доставлять удовольствие и другим женщинам, как я — мужчинам. Было бы глупо с моей стороны упираться, чтобы другие люди не ели устриц потому лишь, что их люблю я.

Карло со всей серьезностью молодого воскликнул:

— Человеческие сексуальные отношения ненормальны. Вы никогда не изучали пауков? Самка у них поедает самца, тем не менее, они все равно состязаются за то, чтобы ее иметь. Человеческая любовь в моих глазах во многом то же самое. У вампира все… по-другому совсем. — Очевидно, он не сумел подобрать нужных слов.

Карлсен заговорил было, но Пасколи его перебил:

— Человеческая ревность основана на скудости. У нас скудости нет, — он щедрым взмахом округло обвел ресторан.

Словно в ответ на его жест, к их столику подошла пара — те самые, из андрогенского туалета.

— Вы не представите мне своего друга? — обратилась к Хайди девица.

— Это доктор Карлсен.

— Доктор, и никак иначе?

— Ричард, — назвался Карлсен.

— Мы сейчас только разговаривали о вас с Мирандой Штейнберг, — спокойным голосом сообщила подошедшая. — Она считает, кто-то пытается оказывать на вас влияние.

— Влияние?

— Malocchio, — ввернул по-корсикански Карло, будто это вносило смысл.

Девица, назвавшаяся Одеттой, спросила на этот раз у Хайди:

— Вам так не показалось?

— Н-нет, — с сомнением произнесла та.

— Вы извините? — Одетта, наклонившись к Карлсену, прильнула к нему губами.

При соприкосновении змеисто мелькнул раздвоенный жгутик энергии, разом в него и в нее. Контакт был очень кратковременным, со стороны так просто двое знакомых лобызнулись при встрече.

— Да, Миранда права, — озадаченно повела взглядом Одетта. — Кто-то в вашу сторону насылает что-то недоброе.

Карлсен недоуменно пожал плечами.

— У меня ни о ком и мыслей нет.

— Может, кто нибудь из прежних подруг? — предположил спутник Одетты.

— Нет, здесь мужчина, — убежденно ответила та.

— Нет, ну правда никто на ум не идет! — искренне воскликнул Карлсен.

— Ну ладно… Интересно.

Одетта приятельски погладила Хайди по щеке, махнула рукой Карло.

— Нам пора. Увидимся как-нибудь, — улыбнулась она на прощание Карлсену.

— Неплохо бы.

Карлсен, глядя им вслед, вновь ощутил прилив восторженности. Она дала понять, что хотела бы обменяться с ним энергией, а его ответ прозвучал как согласие. Это поняли все присутствующие, и никто не покосился, в первую очередь Хайди. У людей подобное было бы воспринято как элементарная распущенность. У вампиров же это был образ жизни, как религиозная община, где все состоят меж собой в брачной связи. Утрачивалось, единственно, удушающее бремя личностного ego, упрятанного в скорлупу собственного одиночества. Ощущение свободы ошеломляло.

— Мне пора ехать, — сказал Карло. — В три — урок.

— Мы тоже поедем, — засобиралась Хайди.

Карлсен попытался было взять чек, но Хайди бурно запротестовала.

— Отец оплатит. Миллионер все же, — добавила она с улыбкой.

— Это ж не означает, что он должен платить за мой обед.

— Ничего, не убудет. Доход-то делается на нашем общем знании. Так что и деньги пусть будут общие.

На Карлсена вновь нахлынула неуемная радость. С самого колледжа не помнится, чтобы было с людьми так уютно.

Подъезжая на такси к Манхаттан Билдинг, они завидели группу школьников, втягивающуюся в главный вход здания. Договаривались высадить здесь Пасколи и ехать дальше к терминалу на Пятой авеню, так что Карлсен недоуменно посмотрел, когда Хайди сказала водителю:

— Так, здесь выходим.

Следом за школьниками они вошли в главный вестибюль.

— Ну все, мне пора. Увидимся, — сказал Карло и, махнув на прощание рукой, заторопился к лифту.

Дети стояли посреди вестибюля, тесно обступив учителя. Судя по элегантной серой форме, группа из дорогой частной школы. Хайди вкрадчивым движением взяла Карлсена за руку (понятно: надумала смешаться с посетителями) и сделала вид, что рассматривает архитектуру вестибюля.

Учитель неторопливо рассказывал:

— Это здание, когда его построили в 2025 году, считалось самым дорогим зданием в мире. Оно обошлось в четыре миллиарда долларов… (со стороны детей — дружный вздох восхищенного изумления). На этажах размещается девятьсот магазинов, восемь театров, сорок банков, двести ресторанов, есть даже своя больница. Человеку, если жить в таком здании, можно вообще всю жизнь не выходить на улицу…

Карлсен, протянув руку, взял со стенда бесплатный путеводитель. Хайди, по-прежнему удерживая партнера за руку, повлеклась к людскому сборищу, будто заинтересованная рассказом экскурсовода. Когда встали за спинами у группы, стало ясно почему. От детей источалось поистине пьянящее жизненное поле — все равно, что стоять в оранжерее, среди изысканных цветочных запахов.

Миранда напоминала орхидею, Хайди — клевер или утесник. Из стоящих же здесь детей конкретным запахом не выделялся никто. «Ароматы» были пока еще неоформившиеся, обманчивые и, может, именно поэтому, казались более пикантными. В аромате непостижимо угадывалась эдакая бесконечная перспектива, чудесное предвкушение. Карлсена на миг затмила глухая тоска, чувство, что жизнь потрачена впустую, и к горлу на миг (вот те раз!) подкатил тугой комок.

К уху приникла губами Хайди, прошептала что-то бессвязное. Скорее всего, делала вид, что делится замечаниями насчет архитектуры, на самом же деле чувствовалось: пытается отвлечь, чтобы он взял себя в руки. Вскоре группа двинулась к лифтам. Здесь из-за количества пришлось разделиться надвое — одна половина с учителем, другую повела светловолосая девушка в очках-ромбиках. Хайди пристроилась за второй группой. Карлсен, входя в элеватор, понял, почему. Одна из девочек, по виду азиатка, просто лучилась необыкновенно изысканным жизненным полем (такого он еще и не встречал: энергия словно пузырится и вспенивается, как вода в журчащем роднике). В переполненном лифте девочка, на радость, оказалась бок о бок. Чувствовалась ее возбужденность: в Нью-Йорк она приехала лишь недавно, и все ей виделось в некоем волшебном свете, В сравнении с тем местом, откуда она родом (откуда именно, точно уловить не получилось), этот город казался ей какой-то сказкой.