Метаморфозы вампиров - Уилсон Колин Генри. Страница 29

— Два проциутто с арбузом и паштеты из телятины, тоже два, — сказал и поглядел на официанта с искренне благодушной улыбкой.

— О'кей, — накорябав у себя заказ, верхнюю копию тот сронил на стол и удалился.

В эту секунду враждебность сгинула — разом, словно лопнувший пузырь. Впечатление такое, будто все вдруг решили: да ну его, бесполезно. Карлсен даже как-то застыдился. Тягаться ему понравилось, а теперь, когда упорство передалось и Линде, можно вообще сидеть так весь вечер. Схватка воль — в этом что-то есть.

Чтобы досадить андрогену за соседним столиком, Карлсен якобы негромко сказал:

— Это место, по-моему, настоящее открытие. Надо будет снова сюда прийти.

Брови у Линды поползли вверх.

— Д-да… только, если сначала привыкнуть.

Сзади со взвизгом выдвинулся стул, один из андрогенов встал, с ним еще несколько. Карлсен сдержал соблазн посмотреть им вслед при выходе. Как-то баснословно быстро появился официант с закусками. Пармская ветчина, на счастье, оказалась нежной и сочной, а то уже закралось подозрение, что последним рубежом обороны будет никуда не годная кухня.

— Твой рыжий друг вон уходит, — заметила сквозь еду Линда.

— Ну и бог с ним. Что хотел, я уже выяснил.

— И что именно?

— Толком не знаю пока, — он засмеялся над ее замешательством.

Домой он вернулся к половине одиннадцатого. Выписки насчет вампиров так и лежали перед инфроэкраном. С трудом верилось, что составлял он их каких-то полдня назад — словно целая жизнь минула с той поры.

Набрал, выискав по инфроэкрану, номер Грондэла. Автосекретарь осведомился, кто звонит. Пока представлялся, на линии наступило затишье. Мелькнуло беспокойство, что Грондэл забыл и не внес его в список тех, чьи звонки принимаются. Но вот секунду спустя его окликнула Хайди. — С отцом твоим можно поговорить?

— Что-нибудь важное? Ему очень не нравится, когда в это время звонят.

— Да, важное. Настолько, что я, пожалуй, сразу даже — подъеду.

— У тебя есть телелинк?

— Есть.

— Тогда включи, он тебе перезвонит.

Головизор занимал почти всю дальнюю стену гостиной. По углам и вдоль стен размешались восемь проекторов размером с монетку. В телевизионном режиме они давали трехмерное полномасштабное изображение, на манер театральной сцены. Карлсен включился, когда шел какой-то вестерн: пустоши Южной Дакоты с горами на горизонте. Картина такая реалистичная, будто стена растворяется, открывая панораму гор и неба.

При переключении на телелинк стена возникла снова. Зазвонил телефон.

Стоило снять трубку, как на стене мгновенно проявилась гостиная Грондэла.

Сам хозяин вот он, сидит в кресле, сунув руку в карман халата.

— Чем могу, доктор Карлсен?

Карлсен пододвинул стул ближе к проекторам, чтобы Грондэлу тоже было видно.

— Вам что-нибудь известно об андрогенах?

— Немного. А что?

— Да я только что обнаружил, что они по своей силе чем-то сродни вампирам.

— Что за сила?

— Ментальную силу они используют как орудие нападения. Вам Хайди не рассказала об андрогене в аэротакси?

— Рассказывала. Напоминает психическое расстройство.

— Нет. Хайди права. Она сказала, что он метнул в меня своего рода молнию враждебности. Теперь я понял: это действительно так. — Вы что, снова его видели?

— Да.

Он описал, как Ахерн вычислил Макналти, и как нынче все складывалось в Сохо. Грондэл отчаянно тряхнул головой.

— Надо было вначале со мной переговорить! Это же опасная вещь!

Карлсен посмотрел удивленно.

— Так вы знаете об андрогенах?

Грондэл, помолчав секунду, ответил:

— Я знаю единственно о здравом смысле. Вы представляете, зачем люди намеренно лишают себя половых органов?

Карлсен лишь головой покачал.

— Ну, видимо, обычное объяснение: какая-то реакция на сексуальную вину, пояс целомудрия своего рода:

— Куда уж там, — Грондэл язвительно улыбнулся. — Вы когда-нибудь слышали о Роберте Ирвине?

— Имя вроде знакомое… — неуверенно проговорил Карлсен. — Убийца в двадцатом веке, ставший потом святым покровителем у андрогенов. У него была мания насчет силы своего ума. Что, дескать, если использовать ее должным образом, то можно в каком-то смысле стать богом. Для себя он решил, что сексуальные позывы похищают энергию, которая должна идти на самодисциплину, и попытался ампутировать себе пенис. После этого он подвинулся рассудком и решил убить свою подругу. Той не оказалось дома, тогда он вместо нее прикончил ее мать и сестру, а заодно подвернувшегося под руку жильца. Убийцу приговорили к пожизненному заключению. Андрогены превозносят его как великомученика.

— А-а, теперь вспомнил. Он, по-моему, художником был?

— Скульптором. А излюбленная его идея состояла в том, что ум способен достичь грандиозной силы, если научиться концентрировать свое внимание. Так же считают и андрогены. И если верить вашим словам, они, похоже, того уже достигли.

Карлсен хмыкнул.

— Вы спрашиваете, верить ли. Я только что все на себе испытал.

Грондэл, внимательно выслушав, уточнил:

— Так вы не чувствовали с их стороны сколь-либо серьезной угрозы? — Да нет, — ответил, подумав, Карлсен. — Они, безусловно, не думали мне угрожать, лишь бы я вышел. У них, видно, так заведено: чувствовать свое превосходство над остальным миром.

— А проиграв, они уступили и дали вам спокойно поесть?

— Так точно. Это меня и озадачило. Все равно что, знаете, спохватились и кинулись внушать, что это все был сон. Еда была отменная, обслуживание безупречное. А когда я полез за чаевыми, официант сказал, что это необязательно: я же уже заплатил за вход.

— А из посетителей все были андрогены?

— В этом еще одна странность. На входе андрогенами показались все. К моменту же ухода я насчитал, по меньшей мере, с десяток абсолютно нормальных людей. Например, вошел и сел человек средних лет с ребенком. У него вид был стареющего хиппи: майка в обтяжку, на шее кулон. Карапуз, когда заметил, что мы за кофе не притрагиваемся к шоколадке, подлез и стал клянчить. А когда свое заполучил, человек как-то к нам расположился — выложил, что работал раньше на Среднем Западе учителем истории, и о семье порассказал. — А сам вас о чем-нибудь расспрашивал?

— Нет. Мне, опять же, и это показалось странным. Когда такая беседа за столиком заходит, то обычно спрашивают: «Вы из Нью-Йорка или откуда-то еще?». Этот же даже не поинтересовался.

— Может, ему действительно все равно.

— Может. Но все как-то складывается один к одному. Сначала меня пытаются выставить, затем, когда не получается, пытаются сделать вид, что все безукоризненно. Зачем это им?

— Не понял…

— Я вот о чем. Выставить — это понятно. Андрогены не как люди: смотрят на всех свысока. И уж если развивают некую силу, от которой людям неуютно, то можно понять, на что она в данном случае направлена: выдворить чужака. — И вы совершенно уверены, что это не плод вашего воображения?

— Абсолютно, — в голосе Карлсена угадывалось раздражение. — Прошу вас, поймите меня правильно. Я не сомневаюсь, что все это действительно имело место. Но вы-то теперь дифиллид, и потому необычайно чувствительны к мыслительным вибрациям. Эти люди, возможно, просто ополчились на чужака, а вы почувствовали.

Карлсен категорично покачал головой.

— Нет. Здесь определенно крылось большее. Во враждебную мысленную силу я верил всегда. У меня с началом натиска просто уши запылали, как будто про тебя, понимаешь, гадости говорят. Но они буквально объединились против меня. И заправлял всем этот самый Макналти. Своего рода главарь. — Это который выхватил пистолет в аэротакси? — Карлсен кивнул. — Похоже на паранойю в легкой форме — взрослый вариант испорченного дитяти. — Вы наверняка правы, — кивнул Карлсен. — Но это все равно не объясняет того, что меня беспокоит. Зачем вся эта маскировка, будто бы ничего не произошло? Что они пытались скрыть?

Грондэл сдвинул брови.

— Что они вообще могли скрывать?