Метаморфозы вампиров-2 - Уилсон Колин Генри. Страница 17

Сам пейзаж был унылым, гнетущим, с полузамерзшей рекой и снегом во впадинах. В четверти мили, наполовину скрытое хвойным перелеском, паслось по серо-зеленой тундре оленье стадо. Каменистую землю вокруг пещеры покрывал зеленый лишайник.

— Вот таких существ, — указал К-17, — ньотх-коргхаи попытались превратить в людей. Представляете, что за задача перед ними стояла? (Как не понять: существа эти, напоминающие больше орангутангов, чем людей, с виду обучению вообще не подлежали). Но у них было одно преимущество — неандертальцы, не различая ньотх-коргхаи, тем не менее сознавали их присутствие. Естественно, они относились к ним как к сверхъестественным существам, и развили у себя чувство священного ужаса и преклонения — свой первый основной шаг к человеческому облику. Кроме того, ньотх-коргхаи несколько усовершенствовали им голосовые связки, так что они смогли развить у себя зачатки речи — что, как известно, является основой всякого проявления разума.

— Прошу прощения, — виновато пробормотал Карлсен, — холод можно слегка убавить? — у него стучали зубы.

— Ой, извините. — К-17 потянулся к пульту, и картина исчезла: стоило появиться библиотеке, как температура мгновенно нормализовалась. Сам каджек на холод либо не реагировал вообще, либо так был занят рассказом, что ничего не замечал. Он спешно продолжал с тем особым, свойственным именно каджекам энтузиазмом:

— После этого ньотх-коргхаи переключили свое внимание на другие миры, — среди них и наша планета Каджан, — и тысяча с лишним лет минула, прежде чем они снова наведались на Землю. Им не терпелось взглянуть на результат своего эксперимента, но увиденное разочаровывало. Неандертальцы так и жили себе по пещерам, общаясь примитивным гуканьем. Причина была безусловно в их полной прикованности к сиюминутному физическому существованию. Они не видели причины, ради которой стоит меняться.

И вот тогда великого биоинженера Кубена Дротха посетила мысль. Беда неандертальцев состояла в том, что у них не было воображения. Как можно было простимулировать у них развитие воображения?

— … Секс?

— Точно! Как и прочих животных, самцов-неандертальцев секс занимал только тогда, когда у самок начинался гон. Иными словами, он был исключительно орудием размножения. И вот, Кубен Дротх рассудил: если усилить у них половое влечение, у самцов станут пробуждаться сексуальные фантазии. Поэтому он в порядке эксперимента решил усилить половые гормоны. Вначале все шло вроде бы успешно. У самцов резко увеличилась половая активность, так что к женским особям они начали приставать и тогда, когда у тех не было гона. Большинство из них, безусловно, притязания отвергало. Но те, что не давались, приносили и меньше потомства. Мало-помалу самки неандертальцев перестали испытывать гон только в определенную пору.

Но и это их не изменило. По сути, они оставались такими же тупыми. Вот тогда-то ньотх-коргхаи и пошли на самый свой дерзкий эксперимент. Они стали вживляться самцам в мозг и учить их, как фантазировать. Тем, кто находился на охоте, они внушали сексуальные сны. Результаты просто изумляли. Секс у неандертальцев беспрецедентно возрос. А с ним, разумеется, и рождаемость. Равно как и соперничество из-за самок у самцов. С приближением Ледникового периода охотникам в поисках пищи приходилось все больше времени проводить вдали от жилья. Молодые мужчины начали соперничать, стремясь завладеть наиболее желанными женщинами: самые искусные охотники могли выбирать свой собственный гарем. Через десяток поколений неандертальцы изменились до неузнаваемости. Как видите.

Библиотека в очередной раз исчезла, и повеяло холодом. Окружающая картина в целом узнавалась, с той разницей, что горы теперь были наполовину скрыты свинцово-серыми тучами, а равнина в основном была белой, а не зеленой. При входе в пещеру дюжий неандерталец разделывал рубилом тушу животного (что-то вроде буйволенка). Помогал ему в этом дикарь помоложе — похоже, сын. С пучком хвороста на спине подходила старуха, Еще одна женщина, сунув в горящий снаружи огонь заостренную палку, жарила на ней мясо. Внутри пещеры виднелась еще одна женщина и двое детей. Хотя непонятно, что имел в виду К-17 под «неузнаваемой переменой».

Каджек прочел его мысль.

— Вглядитесь внимательно в их лица, особенно в мужчину. Ничего не замечаете?

Карлсен, подойдя ближе, пытливо всмотрелся в лицо мужчины, сноровисто освежевывающего тушу. Физиономия такая же невзрачная — мелкие глазки, широкие ноздри и покатый подбородок. А впрочем, чем-то она знакома. Разгадку подсказал широкий, чувственный рот.

— Ну конечно! Я видел его на Криспеле, в музее…

К-17 кивнул.

— Первый человек. Адам.

— А это, значит, Ева…

Карлсен подошел к женщине, зажаривающей мясо. Выглядела она старше (волосы с проседью), но явно та самая, которую он видел в музее. Рот тоже широкий и чувственный, хотя и не настолько, как у мужчины. Но несло от нее так, — смесь застоявшегося пота и какого-то прогорклого жира, — что Карлсен брезгливо отвернулся. Он покачал головой.

— Что-то мне кажется, женщины не особо изменились.

— Он пристально посмотрел на сидящую в пещере женщину помоложе — возможно, дочь. — Разве не так?

— На лицо, может, и нет.

— А-а, — неожиданно понял Карлсен. Женщина, которую он видел раньше, была одета в одинаковую с мужчинами набедренную повязку. На «Еве» же было своего рода примитивное платье из шкуры, покрывающее ей правое плечо и грудь — левая оставалась неприкрытой. То же самое и у женщины, что в пещере.

— Они уяснили, что сокрытие усиливает привлекательность, — указал каджек. — А вот вам и еще одно различие.

— Он указал на старуху, сбросившую со спины вязанку хвороста. — Они научились плести что-то вроде веревки, и даже вязать узлы. Через пару тысяч лет они изобретут лук и стрелу, и начнут высекать солнечные диски. Еще несколько поколений, и они научатся добывать из земли охру, раскрашивать ею тела. Все это — результат сексуального воображения.

Картина снова истаяла, вызвав на этот раз смутное огорчение. Несмотря на холод, мысль о том, что перед тобой первые предки человека, очаровывала.

— А Кубен Дротх, интересно, как выглядел?

К-17 тронул панель. В следующую секунду Карлсен отскочил так, что чуть не опрокинул стул. Над ними вылетевшим из бутылки джинном вздымался толан, головой едва не касаясь потолка. У них на глазах он согнулся и как бы вперился отсутствующим взором.

Подобно толанам, чьи портреты Карлсен видел на Ригеле, Кубен Дротх был обнажен. Как и у них, у него была зеленая кожа и приплющенная сверху голова. Руки с узловатыми веревками мышц опушал белый волос. Опоясывающие голову красные глаза и нос-пятак вызывали невольную оторопь. Вместе с тем более пристальное изучение его лица, — а Кубен Дротх, безусловно, был личностью наивыдающейся, — открывало в нем максимум серьезности и сосредоточенности. Спустя секунду Кубен Дротх исчез.

— Довольны? — с улыбкой спросил К-17.

— Да-а, — только и протянул Карлсен, — ощущение не для слабонервных. Но вы же говорили, ньотх-коргхаи бесплотны?

— Такими они казались на Земле, из-за того, что были на более высокой вибрационной волне. Хотя себя они считали толанами.

— Но потомки-то их, эти женщины, с виду вроде бы люди как люди.

Овальные глаза К-17 округлились еще сильнее — ни дать ни взять испуганный медвежонок коала.

— Вам что, никто и не объяснил? — Карлсен мотнул головой. — Но вы же были в музее на Криспеле! Куратор что, не рассказывал вам о раздоре с толанами?

— Так, упомянул слегка.

К-17 покачал головой:

— Засмущался, должно быть.

— С чего?

— Из-за чего? Толаны изгнали эвату из-за того, что считали их безнравственными и растленными.

— Об этом он мне сказал, но не объяснил почему.

— Разве не понятно? Ньотх-коргхаи преобразовали неандертальцев тем, что входили к ним в тела и вызывали сексуальные грезы…

— Это я понял.

— А включившись в это, и сами пристрастились к сексуальному наслаждению.