Живые мертвые - Уилсон Колин Генри. Страница 5

Бесчувственные тела были разложены на узких столах в просторном помещении по соседству с женской палатой. Рослый молодой мужчина с темными волосами до плеч вспарывал кокон огромными ножницами. У Найла при их виде чуть щипнуло в темени; в целом они смотрелись как те, из сна.

– Мне кажется, вы с Фелимом еще не знакомы, – сказал Симеон. – Это Фелим, мой племянник и ассистент.

Найл с Фелимом сомкнулись предплечьями. Красавцем этого молодого человека назвать было нельзя, но его глубоко посаженные глаза и неправильной формы нос выдавали недюжинную твердость характера. У него были твердые ладони и открытая дружелюбная улыбка. Найл втайне был рад, что тот не сделал попытки поклониться.

– По службе есть что сообщить? – осведомился Симеон.

– Разве только это. – Фелим подступил к телу мужчины в тунике раба и, вытянув, показал висящую у того на шее цепочку. – Никто не скажет, что это? – Он помотал кулоном между большим и указательным пальцем.

Найл с Симеоном переглянулись.

– Еще такие не попадались? – спросил Симеон.

– Нет, – Фелим показал головой. – Так что это?

Симеон стянул с ног у мужчины распоротый кокон, сбросил одну за другой сандалии. Когда раздвинул пальцы на ногах, Найл увидел зарубцевавшийся шрамик в месте, где перепонка была разделена.

– Это передающее устройство, – объяснил Найл. Фелим смотрел, ничего не понимая.

– Ты шутишь? – И тут он, чуть заметно вздрогнув, выронил кулон.

– Ты чего?

– Да так, ничего. – Он осмотрительно коснулся кулона кончиком пальца. – Мне показалось, он колется… Найл подобрал вещицу – абсолютно инертная. Фелим повернулся к дяде:

– Да что здесь, черт возьми, творится? (в голосе сквозило раздражение).

– Он здесь всего пару часов, – пояснил Найлу Симеон. – Я еще не успел всего рассказать.

Взяв у Фелима ножницы, он примерился и начал разрезать тунику на рабе – судя по виду, мужчине лет тридцати. Дыхание у того было слабым, но размеренным. Порода та же, что и у остальных – нос клювом, морщинистый лоб, на редкость крупный чувственный рот и покатый подбородок – впрочем, хотя и покатай, но как-то не передающий впечатление слабости. Фигура рельефная, с твердыми мускулами, но кожа очень уж бледная. На груди и ногах курчавился густой черный волос, придающий ему сходство с животным.

Симеон, потянувшись к волосатой груди, снял оттуда небольшой бурый ошметок, похожий на сухой листик.

– Что это? – спросил Фелим.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Симеон, подавая ему ошметок. Фелим взял, посмотрел, нюхнул.

– Водоросль, что ли? Он где-то плавал?

– Вот это все нам бы и хотелось выяснить, – сказал Симеон.

Найл пристально смотрел на неподвижное лицо и желтые зубы, видневшиеся в полуоткрытом рту. Положив руку на холодный, влажноватый морщинистый лоб, он испытал странную неприязнь. Затем, даром что на виду у всех, отрешился от мыслей и слился умом с сознанием спящего. Ощущение было странно знакомым, будто заимствованным из прошлого опыта: незаметный выход из собственной сущности и слияние с посторонней. Вокруг образовалась некая пустота, это было все равно что зависнуть среди бездны. Найл невольно схватился за край стола, чтобы не упасть. Через несколько секунд ум вроде как освоился с пустотой. Темнота сделалась привычной; местами ее перемежали тусклые вспышки, подобные зарнице или сполохам молний. У Найла возникла неосознанная мысль, что все это как-то связано с электрической активностью человеческого мозга. Затем, к удивлению, последовал звук, напоминающий отдаленный громовой раскат. Секунду спустя через темноту стал цедиться бледно-голубой свет; вернее, мерцание. И тут послышался еще один громкий раскат. Взору открылся пейзаж – странный, смутный, видимый как бы с огромной высоты. Найл затаил дыхание, внезапно охваченный уверенностью, что сейчас откроется нечто важное.

И тут один за другим последовали два события. Найла на миг одолела гнусная тошнота, будто от дурного запаха – ощущение примерно такое же, как при прощупывании убийцы Скорбо – и почти одновременно сознание Найла точно взрывом было вышвырнуто наружу из сущности незнакомца – как камень, брошенный в воздух рукой атлета.

В глазах резко заломило и тошнота ударила по солнечному сплетению упругим, тугим комом. Молча смотревшие за Найлом Симеон и Фелим увидели, как он поперхнулся дыханием и покачнулся. Фелим успел подхватить, когда у Найла подогнулись колени.

Открыв глаза, он понял, что лежит на одном из узких столов, а Фелим щупает ему пульс. Голос Симеона зазвучал неподалеку:

– Он мертв.

– Кто, я?

– Нет, он мертв, – Симеон указал на мужчину. Найл заставил себя сесть, превозмогая поднимающуюся из желудка тяжелую тошноту, и снял ноги со стола, поддерживаемый под локоть Фелимом. Остекленевшие глаза мужчины бездумно пялились в потолок. Челюсть откинулась, а волосатая грудная клетка застыла, перестав подыматься и опадать.

Найл протяжно застонал и хватил себя по лбу кулаком.

– Ну и кретин же я! – рванул цепочку у трупа с шеи, он с досадой швырнул ее в угол.

Фелим недоуменно повел плечами.

– Да скажет мне хоть кто-нибудь, что здесь происходит?

– Я угробил его по дурости, вот что, – горько сказал Найл.

Симеон положил руку ему на плечо.

– В том не было твоей вины.

– В том-то и дело, что была. Мне надо было сначала снять кулон.

– Но кулон его даже не касайся, он свешивался на стол.

– Какая разница, – Найл поглядел сверху вниз на желтозубого мертвеца, – Он может убивать на расстоянии.

– Кто? – спросил Фелим.

– Тот, кто его послал. Маг.

Фелим посмотрел на Найла с неподдельным изумлением.

– Да ну? Настоящий?

– Я все, когда надо, объясню, – торопливо вмешался, Симеон.

– Но…

– Сейчас не время этим заниматься. Фелима, по всей вероятности, одолевала тревога.

– Я бы все-таки хотел знать, что его убило.

– Если тебе нужна моя догадка, то пусть будет сердечный приступ. – Симеон протянул руку и опустил веки на выпученные глаза.

– А я думал…

Симеон оборвал его, бесцеремонно махнув рукой.

– Давайте прежде снимем остальную паутину. Я хочу видеть, есть там еще кулоны или нет.

Через десять минут шелковистая кисея была снята с остальных тел. Всего тел было четырнадцать, и судя по одежде, Скорбо с дружками добывал съестное в городе пауков. Особенно заметно по лицам: черты у всех одновременно и броские, и вместе с тем какие-то вялые – породистость и тупость, полулюди-полускот. Трое были из сословия слуг. Четверо женщин, семеро юношей и девушек, из которых некоторые едва достигли подросткового возраста. У каждого (Фелим указал) на плече или на шее имеются следы клыков – свидетельство, что любители человеченки накидывались сверху.

Все это время Найлом владела гневливая досада; он по-прежнему клял себя за неосмотрительность. Когда было покончено с последним коконом, Фелим подытожил:

– Кулонов больше нет.

Симеон высказал вслух то, что было на уме у Найла:

– Значит, в живых у нас остается одна только девушка. Надо беречь ее как зеницу ока.

– А еще лучше сделать как-нибудь так, чтобы она очнулась.

– Как насчет гадючьей сыворотки? – поинтересовался Фелим.

Симеон подумал.

– Слушай, а ведь может, и получится. Во всяком случае стоит попробовать.

– Что еще за сыворотка? – переспросил Найл.

– Противоядие от яда рогатой болотной гадюки. Я ее создавал, вводя яд под кожу лошади, пока у той не выработался иммунитет. Это однажды спасло мою жену в Великой Дельте. Яд болотной гадюки действует примерно так же, как и паучий яд – от небольшой дозы наступает паралич, от большой – смерть.

– А мы ее тем самым не убьем?

– Да ну, что ты. Яд в сыворотке уже нейтрализован. Если на то пошло, мы могли бы ее вначале опробовать на одной из этих спящих красавиц. – Он повернулся к Фелиму. – Помоги-ка мне подыскать кого-нибудь с хорошим, стойким пульсом.

Фелим пощупал запястье девушки, лежащей по соседству.