Брат мой, враг мой - Уилсон Митчел. Страница 137

– Мало ли что случается помимо ваших расчетов, – усмехнулся Кен. – До этой минуты у меня не было абсолютно никаких планов относительно Джули Кендрик.

– Отлично, и, пожалуйста, не изобретайте их сейчас, назло мне. Её отец погубит вас. Это его любимица, и он никому её не отдаст. Не звоните ей, а если она сама позвонит – что весьма вероятно, так как вы ей понравились, – скажите, что вы заняты и вам некогда разговаривать. Ну ладно, так как же мы решаем насчет демонстрации?

– Боюсь, ваш вечер не дал тех результатов, на которые вы надеялись, – сказал Дэви. – Я за то, чтобы не откладывать демонстрацию. Прибор готов. Если вы настаиваете, чтобы мы показали движение, можно что-нибудь соорудить и крест будет плавно двигаться по экрану взад и вперёд. Знаете, Дуг, я уже не уверен, что эти люди представляют собой ту сторону жизни, к которой нам следует приспособиться. Вы говорите, мы для них – мелочь? Черта с два! Мог ли фабрикант шорных изделий в тысяча восемьсот девяносто пятом году позволить себе не обращать внимания на автомобиль? Могла ли фирма, производящая кабель в тысяча девятьсот десятом году отмахнуться от радио?

Дуг слегка усмехнулся.

– Слушайте, вы никак не поймете главного, – с досадой сказал он. – Вы путаете исторические события с тем, что происходит в эти периоды с отдельными людьми. Во-первых, вы полагаете, будто каждый знает и делает то, что приносит ему пользу. Боже всемогущий, да вы только произнесите эти слова вслух – и сами убедитесь, как это нелепо! Возьмем ваш пример: фабриканта шорных изделий, который не может позволить себе отмахнуться от факта появления автомобилей. Да черт возьми, – вдруг крикнул он, – все шорники в Америке плевать хотели на первый автомобиль! Никто из них не бросился учреждать акционерное общество! Никто из них не верил, что это в конце концов приведет их к банкротству. Вы скажете: ход истории привел их к банкротству. Верно, но разве какому-нибудь изобретателю автомобиля в городишке, где царил фабрикант шорных изделий, было от этого легче? Он не мог раздобыть денег для осуществления своего замысла, он умирал с голоду, так ничего и не добившись, а в это время кто-то другой изобрел и сделал первый автомобиль. Какая же ему польза от того, что фабрикант, отказавший ему в помощи, разорился из-за своего промаха? На свете стало двумя нищими больше, вот и всё.

– Возможно, – спокойно сказал Дэви. – Только это совсем другой случай. У нас не один-единственный фабрикант шорных изделий. Мы обратимся к Джону Смиту, и, если прибор не произведет впечатления, мы покажем его Уиллу Джонсу, а если и тот не оценит, мы пойдем к Сэму Брауну. Нам заплатили за то, чтобы мы смонтировали прибор и чтобы он работал, – это уже сделано. Чтобы усовершенствовать прибор и добиться коренных изменений в его работе, понадобится ещё много времени и денег. Поэтому я считаю, что сейчас ничего не нужно откладывать.

– Я тоже, – поддержал его Кен. – Мне совершенно всё равно, за что они нам платят и какая участь постигнет несчастного шорника, который поставил не на ту лошадь. Это всё теории. Дайте мне в руки этот договор со всеми подписями и печатями, – вот что мне нужно! Скажу вам прямо: если демонстрация будет отложена до тех пор, пока я разработаю свои идеи насчет усовершенствования прибора, считайте, что она отложена навсегда. Дело в том, что у меня нет никаких идей.

– Ты это серьезно? – спросил Дэви.

– Вполне. Я смертельно устал. Физически и морально. Я просто весь одеревенел. Я мог бы проспать три дня подряд, но проснулся бы таким же усталым.

– Тогда я беру свои слова обратно, – сказал Дэви. – Мы отложим демонстрацию.

– Но почему? – удивился Кен. – Почему, скажи, бога ради?

– Потому что мы не покажем им прибора, пока у нас не будет подробного плана нашей дальнейшей работы. Мало показать то, что у нас есть, – надо суметь ответить на любое возражение и заявить: мы собираемся делать то-то и то-то.

– Мне кажется, – сухо сказал Дуг, – разница между вами и мной состоит сейчас в том, что я хочу заинтересовать этих людей более заманчивым зрелищем, а вы – более заманчивыми обещаниями.

Дэви отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Разница совсем не в этом. Настоящая разница в том, что вы думаете лишь о внешнем эффекте, а я думаю о сути нашей работы, думаю, как добиться, чтобы то, что у нас есть, стало таким, как мы хотим.

– Мне безразлично, какие у вас соображения, – сказал Дуг, вставая, – лишь бы меня удовлетворяли результаты. Простите, я должен пойти к гостям.

– Я думал, мы будем держаться вместе, – отчеканивая каждое слово, произнес Кен, когда Дуг вышел из кабинета. – Я стал на твою сторону, а ты тут же сбил меня с ног! Спасибо за поддержку!

– Да вовсе нет! – возразил Дэви. – Если говорить о сторонах, то на чьей стороне, по-твоему, для меня естественнее быть?

– А черт его знает! – сказал Кен. – Иногда твоя мысль приобретает такой грандиозный размах и такую объективность, что я начинаю сомневаться: да ты ли это? Порою, следя за её ходом, я просто не знаю, что это такое, но уж конечно нечто сверхчеловеческое!

В понедельник утро выдалось серое, прозрачное и неспокойное; западный ветер мчался по улицам, теребя всё, что нельзя было сорвать и унося с собой всё, что могло быть сорвано. Люди, шедшие на работу, нагибали головы, преодолевая напор ветра, и напряженность походки придавала им решительный вид; ветер трепал их одежду, и от этого казалось, будто они изо всех сил спешат. В газетных киосках верхние газеты в каждой стопке отплясывали бешеный танец и словно старались стряхнуть с себя огромные слова «Курс акций» прямо в лице прохожим.

Дэви и Кен ехали на завод молча, но в машине стоял беспрерывный гул – с громким хлопаньем бился над головой брезентовый верх, мимо проносились вихрем сухие листья. Осень вступила в свои права, и колючий утренний холод заставлял думать о том, что нескоро опять засияет солнце и что впереди длинная зима со снегом и слякотью.

В фабричном районе машина попала в длинную колонну грузовиков и выбралась из неё только у заводских ворот. Кен, почти не замедляя хода, прогнал машину через двор, повернул за угол и остановил у дверей лаборатории. Всё так же молча он, вышел из машины и распахнул входную дверь, даже не взглянув, следует ли за них Дэви.

Когда Дэви вошел в контору, Кен стоял посреди комнаты, сдвинув шляпу на затылок и расставив ноги.

– Ну ладно, – сказал Кен. – Что будем делать?

– У тебя есть какие-нибудь идеи?

– Ни одной. Я же тебе сказал. Я иссяк.

– Тогда надо думать, – сказал Дэви. Он сел, положив ноги на стол. – Будем сидеть и думать, вот и всё.

– Гениально! – язвительно произнес Кен. – Ты думай здесь, а я пойду думать в мастерскую. А что делать Бену?

– Скажи ему, чтобы он тоже думал, – ответил Дэви. – И никто не должен раскрывать рта, пока чего-нибудь не надумает.

Во дворе грохотали тяжелые машины, груженные сырьем, материалами, готовой упакованной продукцией, за окнами бушевал ветер, но в лаборатории царила полная тишина. Дэви вынул блокноты, исчерченные схемами и диаграммами, исписанные заметками и цифрами, и стал медленно листать странички, надеясь снова обрести тот стимул, который двигал их работу. Утренние часы сонно прошли один за другим, ничем не вознаградив его яростную сосредоточенность. Вторая половина дня оказалась тоже бесплодной. Дэви откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и мысленно перебирал воображаемые схемы, ища, за что ухватиться. В конце дня он услышал звяканье инструментов в мастерской и пошел посмотреть, что там происходит.

Кен возился с элементами какой-то схемы, соединяя их проводами в странном, с виду бессмысленном порядке.

– Что ты делаешь? – спросил Дэви.

– Думаю, – холодно ответил Кен. – Я люблю думать руками. А ты с чем пришел?

– Ни с чем, – сказал Дэви, вернулся обратно, сел и снова уставился в пространство.

Определить, что ему нужно, было легко: более сильный видеосигнал, иначе говоря – более сильную реакцию электрических частиц на свет и тень в передающей трубке. Просто усиливать тот сигнал, который существует сейчас, было бы так же бессмысленно, как пытаться прочесть неразборчивую подпись, увеличивая её, – неровные черточки и росчерки стали бы только крупнее, и получилось бы то же самое, только в большем масштабе. Надо было найти способ резче отделить сигнал от фона случайных вспышек: но передающая трубка и так работала при максимальной светочувствительности.