Брат мой, враг мой - Уилсон Митчел. Страница 59

– Кен, нам остается либо бросить всё к черту, либо смеяться. Третьего выхода нет.

Через две недели после того, как был подписан договор о приобретении радиоустановки у братьев Мэллори, Кен разбирал утреннюю почту. Одно письмо он безмолвно протянул Дэви.

РАДИОСТАНЦИЯ ВПИ Акционерное общество «Радиовещание в интересах народа»

Гамбринус-тауэр, Кливленд, Огайо Председатель акционерного общества 17 июня 1927 года

Мистеру Кеннету Мэллори 1711 Эвклид-авеню, Уикершем

«Дорогой Кен, а также Дэви. В первых строках уведомляю вас, что до нас дошли слухи о таинственном самолете, который собирается урвать первый приз в авиационных соревнованиях в Сескви. Поверьте, ребятки, ваш старый друг и пока ещё компаньон очень возгордился, увидев ваши имена в газетах. (Кстати, какой кретин вам делает рекламу?) Заметочка была крохотная, но дружеский глаз разыщет и иголку в сене. Теперь, значит, вот что. Как я понимаю, ас (или, может, ему больше по душе называться капитаном Волратом) по пути в Сескви, то есть к месту старта, обязательно проедет через наш город. Как насчет того, чтоб он заглянул в нашу студию и в виде исключения дал нам интервью? От имени моих партнеров я обещаю сделать со своей стороны всё, чтоб ещё за неделю до его приезда создать по радио, как говорится, подходящую атмосферу, и, ясное дело, кое-какие из местных газет с радостью нам помогут.

Конечно, в Кливленде мы самая крупная из мелких радиостанций, но не забывайте – нас слушают в Нью-Йорке, и такая реклама имени Мэллори будет только полезна для того дела, которое ближе всего вашим сердцам, да и моему тоже. Поверьте, я сделаю всё, чтоб подчеркнуть значение радиоустановки на борту самолета.

С наилучшими пожеланиями и уверенностью в большом успехе остаюсь (в надежде, что вы на меня уже не злитесь, потому что я на вас – нисколько) Карл Бэннермен.

Исп. /В.У.»

Дэви расхохотался и, взглянув на Кена, увидел, что тот тоже усмехается.

– Можно ли злиться на этого жулика? – воскликнул Кен. – Знаешь, я по нем даже соскучился. Но как ему удалось прибрать к рукам целую радиостанцию?

– Показать это письмо Волрату?

– Ни в коем случае! Ничего мы ему не покажем, кроме наших хмурых физиономий. А если Карл пожелает поднять вокруг этой затеи шум – что ж, это его дело. Ты что, хочешь вызубрить письмо наизусть?

Дэви с виноватым видом быстро бросил письмо на стол. Кену ровно ничего не говорили инициалы машинистки, но у Дэви по-прежнему замирало сердце от всего, что напоминало ему о Вики Уоллис.

Когда Вики, впервые покинув родной дом, переехала в Уикершем, она ещё сохраняла наивную веру в тот мираж любви, чьи очертания и краски возникли когда-то в воображении маленькой девочки в клетчатом берете, катавшейся на коньках по Парамус-авеню. Уикершем представлялся ей золотым островом в лазурном небе – там среди цветущих лугов её встретит и немедленно полюбит блистательный юноша, улыбка которого будет говорить о благородстве его души и нежной чуткости; он, конечно, сразу поймет всё то, что Вики чувствует, но не умеет объяснить словами даже самой себе. И вот всего через полтора года туманным октябрьским вечером она уезжала из Уикершема в Кливленд, ища спасения от горя, которое принесло ей свершение давней мечты.

По дороге в Кливленд она мечтала только об одном: чтобы сердце её не сжималось при имени Кена, чтобы она могла ходить по улицам без неотвязной, никогда не сбывавшейся надежды, что следующий встречный непременно окажется Кеном. Иногда у неё мелькала мысль, не легче ли ей было бы, если б он умер. Или если бы умерла она… Но тут Вики мгновенно убеждалась, что умирать ей вовсе не хочется. Ведь если придет момент, когда уймется эта боль, когда она поймет, что уже не любит Кена, то и земля покажется ей раем.

Подъезжая к Кливленду, Вики даже удивилась тому, что не чувствует ни страха, ни одиночества. Она не в первый раз начинала новую жизнь и только теперь поняла, что, сама того не замечая, уже привыкла к этому.

На станции Вики встретила одна из её двоюродных сестер, Клер Игэн, миловидная женщина лет тридцати, с кислым выражением лица. Она была в меховой шубке. С нею пришел её муж, Мэтти, типичный клерк с худощавым лицом, в серебряных очках. Мэтти подхватил чемоданы Вики, а Клер взяла её под руку и объяснила, что, когда сестры Синклер услыхали о приезде Вики, они собрались все вместе и стали решать, у кого ей жить, а так как у Клер и Мэтти есть лишняя комната, то они и оказались – гм! – победителями. И, не успев перевести дух. Клер сообщила, что через полгода им понадобится эта комната.

– Она сейчас пьет за двоих, – заметил Мэтти, и Клер метнула на него гневный взгляд.

– Между прочим, я этим обязана тебе, – заявила она.

Машина Игэнов, новенький черный лимузин марки «окленд», была покрыта бусинками холодного дождя.

– Мы едем в гости, – сказала Клер. – Конечно, если хочешь, мы сначала подбросим тебя домой, но лучше поедем с нами – ты сразу можешь завести знакомства. Чем скорее приобретешь себе друзей, тем лучше.

Вики молча согласилась. Меньше всего на свете ей хотелось быть наедине с собой. Сквозь завесу дождя тускло мерцали огни, и Мэтти вел машину очень осторожно, не переставая бормотать проклятия по адресу каждого полисмена у перекрестка и водителя каждой машины, встречавшейся на блестевшей под дождем мостовой.

Наконец они прибыли; дверь открылась, и на них тотчас хлынул табачный дым, хохот и бренчание механического пианино. Мэтти исчез в толпе мужчин преимущественно его лет и вскоре вернулся с бокалами, полными пенистой желтоватой жидкости.

– Апельсиновый цвет, – сказал он, подавая один из них Вики. Клер выхватила бокал из её рук.

– Что ты делаешь, безмозглая голова! – прикрикнула Клер на мужа и обратилась к Вики: – Ты сегодня что-нибудь ела?

Вики сказала, что она поела в поезде, и Клер, сразу успокоившись, вернула ей бокал. Орущее радио заглушало голоса, пианино выбрасывало тоненькие, словно папиросная бумага, звуки, разлетавшиеся, как тучи конфетти, но весь этот гам сразу утих, когда к пианино подошел высокий молодой человек и обернулся к публике с заученной лисьей улыбкой, слегка смягченной приподнятыми уголками рта. Он стал петь популярные песенки; у него оказался высокий сладкий тенор.

– Это Расс Ричардсон, – шепнула Клер, обращаясь к Вики. – Он поет по радио. Наша ВПИ, конечно, не бог весть какая радиостанция, но, говорят, её слушают в Нью-Йорке.

Затем Расс Ричардсон с рассчитанной проникновенностью спел попурри из студенческих песен, которые публика выслушала благоговейно, как гимн. Клер сказала Вики, что сама отвезет её домой – Мэтти уже до того надрался, что тискает где-то в уголке Джулию Холдерсон, приняв её за Энни Кейз. По правде говоря, и ребенка они решили завести только затем, чтобы их брак не развалился окончательно, призналась Клер, ведя машину под проливным дождем. Надо же придумать – обзаводиться ребенком, когда два взрослых человека, из которых один даже с высшим образованием, не могут наладить свою жизнь. Она плакала, размазывая по щекам тушь с ресниц.

Маленькая квартирка была уютной и чистенькой. В гостиной стояла новенькая мягкая мебель, а пол почти весь был заставлен целой коллекцией барабанов.

– Это Мэтти развлекается, – с горечью сказала Клер. – Пятьсот долларов уплачено за удовольствие сидеть побарабанить в такт радио. Смотри. – Она повернула выключатель, и в турецком барабане зажегся свет. На коже силуэтом вырисовывалась надпись: «ALOHA». – И это недоразумение будет отцом! – воскликнула она. – Ложись спать, Вики, завтра разберемся, что к чему.

Вики уложили в квадратной пустой комнате с голубыми стенами. В ушах её всё ещё отдавался шум, гам, пьяные голоса, непристойные выкрики, но она не чувствовала себя несчастной. Она сонно блуждала по лабиринту новых впечатлений, пока вдруг не почувствовала, что ей необходимо найти нечто чрезвычайно для неё важное, и это ощущение заставило её с удвоенной энергией пробивать себе путь. Она бежала всё быстрее и быстрее, точно влекомая вперёд непреодолимой силой, и наконец как вкопанная остановилась перед тем, что искала, – откуда-то из темной глубины её сознания выплыл образ Кена. Лицо его улыбалось, но эта улыбка была предназначена не ей.