Живи с молнией - Уилсон Митчел. Страница 32

– Но не настолько, чтоб изменить свои планы!

– Я бы не мог, если б даже и захотел. А я не хочу. Тем не менее давайте займемся делом. Вам сейчас не к чему возиться с сетками. Сначала я хочу испытать детектор.

Эрик встал и подошел к столу.

– Послушайте, не могли бы вы мне точно сказать, что еще остается сделать до того, как мы приступим к опыту? Это все, о чем я прошу. Может быть, мне нужно только убедиться, что мы все равно не закончили бы его к осени. Мне стало бы легче.

– Ладно, – не сразу сказал Хэвиленд. – Хотелось бы, чтобы вы, наконец, убедились в этом. Прежде всего, мы должны сделать в приборе такие приспособления, которые обеспечили бы нам максимальное количество нейтронов. Затем мы должны спроектировать и смонтировать детекторную схему, которая позволит нам установить присутствие нейтронов. После этого нужно все выверить и вымерить, чтобы знать, какое количество их составляет излучение, которое мы ищем, и какое – фон. Вот когда мы все это сделаем, тогда и начнем.

– Можно все это сделать за месяц? – спросил Эрик.

Хэвиленд пристально посмотрел на него и нахмурился – эта настойчивость стала его раздражать.

– Не знаю. Пожалуй. – Он взглянул на Эрика страдальческим взглядом и с горечью сказал; – Да, это можно сделать, если нам неизменно будет сопутствовать удача и если мы будем трудиться как волы.

– Хотите попробовать? Я готов.

– Нет, не хочу. – Хэвиленд отвернулся. – Я устал. У меня нет сил. Я не хочу рисковать. Можно так влезть в работу, что не разделаешься и через месяц. – Он встал со стола. – Я не позволю завлечь себя в эту ловушку. Нынешнее лето слишком много для меня значит, и я просто не имею права идти на это.

– Вы не возражаете, если я попробую один? – спокойно спросил Эрик. – Вы будете приходить и уходить когда угодно и работать когда вздумается.

– Вы думаете, я смогу стоять и смотреть сложа руки?

– Но можно мне попробовать? – настаивал Эрик. – Вы только скажите…

Хэвиленд взял шляпу.

– Делайте что хотите, – сказал он.

– Тогда я закончу сетки и подготовлю их к испытанию, что я и собирался сделать прежде всего.

– Заканчивайте сетки, – устало сказал Хэвиленд. – Но не рассчитывайте на испытание. Меня тут не будет. Сегодня я пришел в лабораторию только для того, чтобы сказать вам о стипендии.

– Вы больше не придете сегодня?

– Нет. Не приду.

– Хорошо. – Эрик взялся за сетки, не дожидаясь, пока Хэвиленд выйдет за дверь. – Завтра мы проведем испытание, – упрямо заявил он.

Следующий день начался как будто хорошо. Хэвиленд пришел в четверть десятого; к его приходу паровые камеры были наполнены сухим льдом и метанолом, диффузионные насосы включены, манометр Мак-Леода показывал вакуум, и волоски высоковольтных выпрямителей горели ярко-желтым светом.

– Все готово, – сказал Эрик, когда открылась дверь. – Можем приступить к испытанию по первому вашему слову.

Хэвиленд оглядел лабораторию. Он сразу понял, какую огромную работу проделал Эрик за вчерашний день, но ничего не сказал, спросил только, сделано ли то-то и то-то. Потом он снял пиджак и галстук, надел рабочую куртку и, сев за столик возле регулятора напряжения, похожего на маленькое рулевое колесо, кивнул Эрику.

– Включаем, – негромко сказал он и осторожно повернул колесо. Стрелка на вольтметре поползла вверх, нервы Эрика напряглись – в лабораторию бесшумно вливался ток высокого напряжения.

Через десять минут начались неполадки. Пучок альфа-лучей был неровный, прерывистый, стрелка маленького измерительного прибора, как безумная, прыгала взад и вперед по циферблату. Внезапно тонкая черная стрелка метнулась на самый край шкалы и, жужжа, забилась, словно стремясь выскочить наружу. В ту же секунду напряжение в высоковольтной цепи упало, и насосы стали издавать какие-то непривычные хлюпающие звуки. Приближавшаяся катастрофа внешне ничем не давала о себе знать, но ощущение ее было пронзительно, как вопль. Никто из посторонних, войдя в лабораторию, не заметил бы никакой беды. Она была очевидна только для двух людей, которые сделали этот прибор своими руками и сразу замечали малейшие отклонения от нормы. Все признаки указывали на грозившую беду, и Эрик почувствовал, что на него налетел вихрь неудержимого страха.

Хэвиленд приподнялся с табуретки; Эрик, стоявший ближе к камере, заглянул в круглые застекленные отверстия, служившие окошками. Вместо сплошной черноты, указывающей на нормальный режим в вакуумной камере, перед окошком металось яркое, фантастически зеленое пламя. Весь похолодев, Эрик обернулся к Хэвиленду.

– Ваши сетки! – сказал тот. – Вы неправильно рассчитали! Они слишком близко одна к другой, и теперь между ними замыкание!

Эрик пришел в полное отчаяние. Ему хотелось любой ценой спасти испытание от провала. Он бросился к прибору и просунул руку через предохранительную сетку, стараясь достать до рубильника.

– Назад! – крикнул Хэвиленд. Эрик, ничего не соображая, в ужасе оглянулся и увидел красное, перекошенное от страха лицо Хэвиленда. – Идиот! Подождите, пока я выключу ток!

Он круто повернул рукоятку и несколько раз проверил рычагом заземления, снято ли напряжение. В лаборатории, как и прежде, стояла тишина, только насосы продолжали стучать с бесполезной настойчивостью, как все механизмы, работающие вхолостую.

– Никогда не теряйте голову, – сказал, наконец, Хэвиленд. Он не смотрел на Эрика, но руки его дрожали, а голос был резок. – Вам все равно не удалось бы ликвидировать замыкание, разъединив сетки. Ради бога, думайте, прежде чем что-либо делать, иначе живым вам отсюда не выйти!

Эрик, все еще дрожа, сел на табуретку. Снова и снова он представлял себе, что было бы, если б он не отдернул руку, а прикоснулся к рубильнику. Он видел себя пронзенным электрическим током, окостеневшим… Пот выступил у него от ужаса.

– Все дело в том, – гневно продолжал Хэвиленд, – что вы не должны были запечатывать прибор, не показав мне сеток. Я бы сразу увидел, что они поставлены слишком близко друг к другу.

– Вас не было.

– Так надо было подождать, черт вас возьми! – резко возразил Хэвиленд. – Теперь нам по крайней мере дня четыре придется расхлебывать последствия вашей самостоятельности. Можно убивать себя работой, но быть жертвой собственной небрежности и трусости – по меньшей мере нелепо.

После отчаянного окрика Хэвиленда они в первый раз посмотрели друг другу в глаза. На лице Тони Эрик увидел лишь гнев и никакого злорадства, хотя тот легко мог бы использовать этот случай для доказательства своей правоты – теперь уже было ясно, что они не смогут уложиться в назначенный Эриком срок.

Только сейчас Эрик понял, что без Хэвиленда, без его знаний и опыта ему не обойтись. Если б не Хэвиленд, он, возможно, сейчас был бы мертв. Но попробуйте-ка сказать: «Благодарю вас за то, что вы спасли мне жизнь». Самое легкое – с достоинством отступить, сдаться. Кому бы сейчас пришло в голову спорить с Хэвилендом? Но внутреннее упрямство не позволяло Эрику смягчиться. Он должен заставить Хэвиленда работать, потому что иного выхода нет.

Он выслушал гневные слова Хэвиленда в полном молчании.

– Вы говорите, это займет четыре дня? – спросил он.

– Конечно. Сетки надо полировать, если не делать заново. Вы сожгли по крайней мере целый метр. Внутренность камеры нужно очистить от мусора, которым вы ее засорили. Наверняка дня четыре потребуется.

– Значит, мы проведем испытание через четыре дня, – флегматично сказал Эрик.