Бриллиантовые девочки - Уилсон Жаклин. Страница 22
Мы очень-очень богатые и живём в огромном черно-белом доме, у каждой из нас своя комната, а для Фиалки — специальный вольер, где она резвится с кучей других волнистых попугайчиков; но, конечно, она остаётся моей несравненной любимицей. Я подумала, что Брюс тоже мог бы переехать к нам. Или хотя бы просто приезжать в гости и считаться моим дядей…
Потом я услышала, как хлопнула на улице дверца машины. Это приехал настоящий Брюс. Я бросилась к двери, опасаясь, что остальные могут встретить его раньше и сказать, чтобы он уезжал. Он стоял со смущённым видом и теребил очки. В одной руке у него была набитая хозяйственная сумка, в другой — большой букет роз, лилий и фрезий.
Он улыбнулся, увидев меня, и протянул мне красиво упакованный букет.
— Цветы для вас, мадам, — сказал он. — Вообще-то, они для твоей мамы. Но ты можешь вытащить одну фрезию для себя. Правда, хорошо пахнет? — Он вытащил маленькую лиловую фрезию и воткнул мне в волосы за ухом.
— Ну, вы все в порядке — и ты и сестры? Я так волновался, как вы тут одни. Мартина с вами?
— Да, все в порядке, — сказала я, потрогав свои волосы с цветком и уставившись на хозяйственную сумку. — Ой, слоёные булочки! И апельсиновый сок! Это все ваш завтрак, дядя Брюс?
— Ха-ха-ха! Ну конечно, сейчас я сяду и умну один дюжину круассанов! Нет, это тебе и твоим сёстрам. А когда вы подкрепитесь, поедем в больницу, узнаем, как поправляется ваша мама.
— В больницу ехать не надо, дядя Брюс! Мама уже вернулась! Вот посмотрите!
Я взяла его за рукав и потащила в дом. Он бросил сумку и букет в прихожей и позволил втащить себя в заваленную барахлом гостиную.
— Она ещё спит, не входите, — зашептала Джуд нам навстречу.
— Он только взглянет на малыша, — сказала я.
— Малыш не имеет к нему никакого отношения, — сказала Мартина.
— Чистая правда, — сказал Брюс.
Но я продолжала его тащить — мне так хотелось показать ему малыша. Я тихонечко приоткрыла дверь. Думала, мама все ещё лежит на подушке, до подбородка укрытая одеялом, но она уже сидела и качала на руках младенца. Она плакала.
— Мама! Мама, тебе больно?
— Ш-ш-ш! Нет, все в порядке, я просто… переволновалась, — всхлипнула мама, вытирая глаза шёлковой оборкой детского одеяльца.
— Вам бы нужно было пока оставаться в больнице, — сказал Брюс.
— Вас не спросили! — сказала мама грубо. — Как же мне было не торопиться к моим девочкам, раз вы смотали удочки?
— Послушайте, но я же не отвечаю за ваших девочек, хотя сегодня вернулся и привёз им завтрак, обед и кое-что к чаю и даже памперсы для младенца. Я только не знал, какие брать. У вас родился мальчик?
Мама крепко прижала к себе Солнышко.
— Конечно.
— Вы не очень хорошо выглядите, если вы не обидитесь на мои слова, — сказал Брюс.
— Обижусь! Слушайте, будьте хорошим парнем и покормите пока детей. Мне нужно спокойно покормить и переодеть ребёнка. Дикси, где коробка с детскими вещами?
Я перерыла тысячу и одну картонную коробку по всей гостиной, пока нашла ту, что нужно, — набитую крошечными голубыми вещичками. Я надела на пальцы маленький комбинезон так, чтобы ножки у него запрыгали, как будто малыш внутри танцует.
— Ой, мама, какая прелесть. А можно надеть на Солнышко эти брючки? Смотри, тут впереди вышито солнышко — такая красота!
— Хорошо, хорошо, и дай мне ещё голубую кофточку в жёлтую полоску — это комплект.
— Мама, ну можно, я его одену? Пожалуйста!
— Нет! Я же сказала: это делаю я. С ним занимаюсь я. А ты иди пока.
— Мне даже посмотреть нельзя?
— Нельзя. Пойди помоги на кухне. Это мой сынок.
— Это мой братик, — сказала я, пробираясь к кровати. — А поцеловать мне его можно, мама?
— Можно, — сказала мама со вздохом. — Только не тычь его этим чёртовым попугайчиком, ладно?
Я поцеловала Солнышко в маленький наморщенный лоб. Личико у него было очень красное.
— Ему жарко в этом одеяле. И потом, ему же неудобно, он слишком туго завернут. Может, развернуть его ненадолго?
— Оставь его в покое. Я лучше знаю, как обращаться с новорождёнными. — Мама вдруг снова разревелась. — Я ничего ни о чем не знаю лучше, — пробормотала она сквозь слезы.
— Мама, не плачь! Позвать Джуд или Мартину?
— Нет, просто дай мне побыть одной. Не обращай внимания. После родов все ревут. Это нормально, не беспокойся, — сказала мама.
Я тем не менее беспокоилась.
Я пошла на кухню и съела кусок круассана, посасывая его с конца и воображая, что это сигара. Потом я засунула его себе под нос, как усы.
— Какая ты смешная, Дикси, — сказал Брюс.
— Нечего её подначивать. Прекрати играть с едой, Дикси, — сказала Мартина.
— Ну да, представь, как ты будешь теперь есть этот круассан — он же весь в соплях. — Рошель поморщилась.
— У меня нет никаких соплей, — сказала я. Но доедать круассан мне расхотелось.
Джуд хотела отнести круассан и маме, но та закричала на неё, чтобы она уходила.
— Мама ваша за словом в карман не лезет, — заметил Брюс.
— Она ведь себя плохо чувствует, — сказала Мартина. — Попробовали бы вы родить ребёнка.
— Я никогда не буду рожать детей, — сказала я.
— Я тоже, — сказала Джуд и стала сама уплетать мамин круассан.
— Я тоже не буду. От этого фигура портится и все отвисает, — сказала Рошель, выставляя напоказ свою точёную фигурку. — А ты, Мартина? Ты — мамин последний шанс стать бабушкой.
— Отвяжись! — огрызнулась Мартина.
— Разве вы с Тони не хотите маленьких Марти и Тони? — поинтересовалась Джуд.
— Заткнись, пожалуйста! — со злостью сказала Мартина.
— Меня уже тошнит от всех этих «заткнись» и «убирайся», — сказала Джуд. — Пойду-ка я погуляю.
— Никуда ты не пойдёшь! Нам нужно разбирать эту свалку, — сказала Мартина.
— Подождёт! — бросила Джуд и пошла из кухни через прихожую к входной двери.
— Она всегда так, — сказала Мартина. — Она у нас самая сильная. Как мы без неё поставим мебель? — Она посмотрела на Брюса.
— Я не могу помочь, Мартина, — сказал Брюс. — У меня и так спина болит со вчерашнего дня. Если я её перетружу, я проваляюсь неделю, а мне нужно развозить цветы, смотреть за магазином, разбираться с поставками. Я не могу себе позволить такой риск.
— Ну, значит, мы справимся сами — я и ты, Рошель, — сказала Мартина.
— Ещё не хватало! Раз Джуд можно смыться, я тоже пошла, — заявила Рошель, надевая ветровку. — Пойду погуляю.
— Никуда ты не пойдёшь.
— Раз Джуд можно, значит, и мне можно.
— Джуд старше. Она может ходить одна. А ты никуда не пойдёшь. Рошель!
— Нечего мной командовать! Ты мне не мама, — сказала Рошель. — Я просто пройдусь по улице, ладно?
— Нет, не ладно.
— Значит, не ладно, — сказала Рошель и побежала.
Мартина погналась было за ней, но бросила погоню, когда Рошель выскочила за дверь.
— Так нечестно, — сказала она, чуть не плача. — Мне всю жизнь испортили, и я приехала сюда помочь, а теперь всё бросили на меня, только потому что я старшая.
— Надеюсь, ты все-таки не смоешься, — сказал Брюс, — я не смогу пробыть долго. Ты не можешь бросить все на маленькую Дикси.
— Я не маленькая, — сказала я.
— Ну конечно, растёшь на глазах, смотри-ка, уже меня перегнала, — сказал Брюс, глядя на воображаемую Дикси с шеей, как у жирафа.
— Конечно, я маленького роста, но я уже большая, — сказала я твёрдо.
Может быть, и не стоило этого говорить.
— Ну что ж, ты можешь сделать кое-что полезное, — решила Мартина. Не обращая внимания на маму, она зашла в гостиную и притащила на кухню несколько коробок с кастрюлями, мисками и фарфоровой посудой. — Можешь почистить кухонные шкафы и сложить туда нашу посуду. А я начну прибираться наверху.
Мартина удалилась с мученическим видом, захватив щётку и веник. Мы слышали, как она звонит Тони, подымаясь по лестнице.
— Да, мама родила… Да, все в порядке… Мама, конечно, измучилась, сам понимаешь, пока все приходится делать мне. От девчонок никакого проку…