Бриллиантовые девочки - Уилсон Жаклин. Страница 5

— Ну вот! Все устроено.

— Папа приедет с машиной? — спросила я.

— Нет, дорогая, он не может приехать на выходных. Это сложно. Его можно понять. Но у него есть на работе товарищ, он его попросит. Может быть, нам придётся немного ему заплатить, но сущую ерунду. Дикси, детка, папа сказал, что очень по тебе соскучился и просил поцеловать тебя за него.

Я получила от мамы поцелуй и смылась к себе в комнату. На моей кровати было свалено все моё добро, поэтому я свернулась калачиком под одеялом Джуд. Она пришла через несколько минут.

— Что ты делаешь в моей кровати? Ой, я говорю, как три медведя!

Я не поднимала головы от её подушки.

— Ты плачешь, Златовласка?

— Нет.

— Врёшь! Хочешь мне всю подушку засопливить!

— Уже не плачу, — сказала я, садясь и утирая глаза рукавом кофты.

— Ты плакала только оттого, что хотела увидеть папу? Вот дурочка! Я своего папу никогда не вижу — и нисколько не расстраиваюсь.

— Да, но твой был противный и бил маму. И Мартину. Я думаю, он и тебя бил, хотя ты была совсем маленькая.

— Пусть бы он сейчас попробовал! — Джуд ударила по воздуху с такой силой, что кровать подскочила. — Я бы с ним быстро разобралась. Маме без него гораздо лучше. Маме без всех них гораздо лучше.

— Как же мама не догадывается заранее, что они её бросят? Ведь она смотрит в хрустальный шар, читает карты таро и составляет гороскопы.

— Ох, эти мамины глупости! Не верь ты в них, Дикси. Это просто стеклянный шарик, старые карты и дурацкие картинки со звёздами. Неужто по этой идиотской рухляди мама может предсказывать будущее?

— Она просто больная?

— Она такая же больная, как я.

Джуд взяла меня за руку, в которой была Фиалка. Она легонько шлёпнула попугайчика и притворилась, будто тот клюнул её в палец.

— Ой! Ты бы придерживала своего орленочка, Дикси, дорогая! Давай-ка посмотрим, может, я смогу прочесть твою судьбу по ладони. Ага! Я вижу приближающиеся перемены. Предстоит смена обстановки — так хотят звезды. Или это планеты? Вот тут у тебя холм Меркурия. — Она пощекотала мою ладонь. — Видишь, какой выраженный. Он, несомненно, определяет будущее. О, а это что? Смотри-ка, отклоняющаяся линия! Это очень много значит!

— Что? Что это значит?

Я понимала, что Джуд просто шутит, но она так точно изобразила мамин голос и интонацию, что казалось, она и вправду читает мою судьбу по ладони.

— Значит, что на новой планете тебе будет весело! Видишь, линия загибается кверху, как улыбка. — Она прочертила линию по моей ладони.

Я покрутила кистью.

— А так она загибается книзу, как у хмурого человечка, — сказала я с тревогой.

— Значит, надо держать руку правильно, — сказала Джуд и опять меня пощекотала. — А как обстоят дела у нашего юного попугайчика? Протяните-ка крылышко, пожалуйста. — Джуд сделала вид, что изучает кончики перьев Фиалки. — Ага! Кому-то предстоит расправить крылышки и улететь в голубые дали.

— Но она ко мне вернётся? — спросила я.

— Ох, какая же ты трепыхалка!

Мы слышали, как вернулась Мартина. Мама что-то сказала, в ответ раздался вопль Мартины:

— Мне начхать, я сказала, что никуда не поеду!

— Н-да… — протянула Джуд. — Нетрудно предсказать, что у кого-то будут неприятности.

3

К субботе, дню переезда, Мартина все ещё не уложила свои вещи. Она как ушла к Тони вечером в пятницу, так и не вернулась до утра.

— Она просто хочет поставить на своём, — сказала мама, устало намазывая нам бутерброды к чаю.

Она была все ещё в чёрной шёлковой ночной рубашке. Эта рубашка всегда сидела на ней в обтяжку, а сейчас натянулась до того, что один из боковых швов начал расползаться.

— Интересно, Мартина смылась на всю ночь, и ты это принимаешь совершенно спокойно, а когда я пришла домой в двенадцать, так ты чуть с ума не сошла, — напомнила Джуд, уминая свой бутерброд.

— Дурочка, я же знала, что Мартина в полной безопасности тут же за стенкой, а ты носишься по крышам и дерёшься со всяким хулиганьём.

— А если Мартина не вернётся? — сказала Рошель, острым розовым язычком слизывая мёд с бутерброда.

— Перестань играть с едой, как маленькая! — раздражённо сказала мама. — Доешь свой бутерброд. День будет долгий, и дел у нас на сегодня навалом.

— Если Мартина останется у Тони, то комната будет целиком моя, — сказала Рошель.

В её голосе звучала надежда.

Мама посмотрела на неё:

— Прекрати болтать ерунду! Само собой, Мартина не останется у Тони. Давайте, девочки, доедайте скорее. В десять приедет этот парень с машиной — все должно быть уложено и квартира убрана.

— Приятель моего папы, — сказала я гордо.

— Надеюсь, он хоть не похоронщик! — фыркнула Рошель. — А то придёт весь в чёрном и понесёт стол вниз по лестнице медленно и плавно, как гроб.

— Мой папа не похоронщик, он бальзамировщик, — сказала я.

— И он вовсе не собирается таскать нашу мебель. У него больная спина. Мы должны сами погрузить все в машину, — предупредила мама.

Мы посмотрели на маму в расползающейся ночной рубашке. Страшно было представить, что будет, если она попытается поднять хотя бы поднос с чайными чашками. Мама нервно потёрла свой животик и поджала губы.

— Не волнуйся, мам, мы все сделаем, — заверила Джуд.

— Ага, чур мы с Джуд будем носить мебель, — сказала я.

— Детка! — сказала мама, поймав меня за запястье.

Я ужасно маленькая и тощая для своего возраста, и, как назло, руки и ноги у меня — как спички. Джуд пыталась учить меня борьбе, но у меня ничего не выходит. Если на меня нападают, я просто убегаю. На детской площадке мне часто приходилось убегать, особенно с тех пор, как Джуд перешла в среднюю школу. Рошель перешла туда ещё раньше, но от этого для меня мало что изменилось. Рошель нередко сама бывала в числе нападавших.

— Я не собираюсь грузить эту идиотскую машину! Я себе все ногти обломаю, а я их только привела в порядок!

Рошель помахивала в воздухе красивыми длинными розовыми ногтями. На больших пальцах маникюр был украшен стеклянным сердечком.

— Тебя никто не просит грузить машину, твоё дело — вымыть квартиру. Если так беспокоишься за ногти, надень мои резиновые перчатки, — предложила мама. — Живенько, без возражений. Давайте все пошевеливаться!

Джуд спустилась во двор и созвала знакомых ребят. Ей никто из мальчишек не нравится, но они все её уважают. Вскоре половина парней Северного блока уже затаскивала нашу мебель в лифт и выносила во двор.

Я засунула Фиалку за ворот футболки, закатала рукава кофты и принялась волочить и толкать картонные коробки к двери. Я пыталась, пыхтя и отдуваясь, поднять одну из них, но мама меня остановила:

— Дикси, ты слишком маленькая. Ты только покалечишься. У тебя будет опущение матки, и ты не сможешь рожать детей.

— Ладно, — сказала я. — Тогда я буду толкать коробки к лифту, да, мам?

— Да, детка, попробуй. У нас напряжёнка со временем. Я пойду паковать Мартинины тряпки, раз её высочество не удосужилась сделать это сама.

— Может, постучаться к Тони, мама? Может, она просто проспала?

— Я не желаю разговаривать с его гадюкой мамашей после всего, что она мне наговорила. Пальцем не дотронусь до её двери. Нет, пусть уж Мартина сама появится, когда надумает.

— А если она не появится?

— Не думаю, чтоб она появилась, — сказала Рошель, не теряя надежды. — Черт, я извозила все джинсы, пока ползала на коленках по кухне. Мои лучшие джинсы!

— А зачем ты напялила лучшие джинсы, когда мы переезжаем? На кого ты похожа, Рошель! — сердито сказала мама, вываливая вещи Мартины на кровать и закатывая их в одеяло.

— Я же не знала, что меня заставят делать эту чёртову уборку. Это несправедливо, мама, мне ты всегда даёшь самую противную работу. Почему Мартине можно ничего не делать? Грязь-то она разводила вместе со всеми, могла бы и помочь убраться, даже если с нами не едет.