Девочка-находка - Уилсон Жаклин. Страница 10

— Где твой папа, Эйприл?

— Не знаю. Я хочу к мамочке!

— Ей… ей слегка нездоровится, — сказал он. — Идём к нам в дом, а я вызову для неё врача.

Мистер Стивенсон взял меня за руку. Его ладонь была влажной, мне не хотелось за неё держаться. Мамочка бы это не одобрила. Но что мне оставалось делать? Я пошла за ним, как он велел.

Он поднял меня на руках и передал через забор миссис Стивенсон. Я засмущалась — на мне была только ночная рубашка, и я боялась, что она задерётся. Миссис Стивенсон отвела меня в дом. Там пахло вчерашним ужином. Стены были оранжевыми, а кухонные шкафы жёлтыми. Я заморгала от удивления: их дом был зеркальным отражением нашего, таким же — и совершенно иным. Я попала в сон. Все было таким странным, что я поверила, будто сплю. Мне хотелось, чтобы мамочка пришла и разбудила меня.

Но уснула не я, а она. Так сказали взрослые.

Миссис Стивенсон держала меня внутри, а снаружи подъехали «скорая помощь» и полиция. Они так шумели, что могли поднять мёртвого. Но мамочка не очнулась.

Миссис Стивенсон с тревогой смотрела на меня. Она не говорила, что случилось. Она решила отвлечь меня стаканом молока. Я уже давно разлюбила молоко, но не стала ей этого говорить, чтобы не показаться невежливой.

— Пей, деточка, — сказала она, и я начала пить, хотя меня подташнивало от одного только запаха и кислого привкуса.

Я пила и пила, пока не почувствовала, что молоко сейчас пойдёт у меня из ушей.

— Вот умница, на-ка ещё, — сказала миссис Стивенсон, вновь наполняя стакан.

Я все ещё пила, когда вошла женщина в форме. Она присела рядом со мной на корточки.

— Здравствуй, Эйприл, — сказала она.

Её тон был странным. Она не смотрела мне в глаза. Мой желудок сжался, молоко превратилось в масло.

— Я хочу к мамочке, — прошептала я.

Женщина часто-часто заморгала. Она погладила мою руку.

— Мамочка спит, — проговорила она.

Я привыкла к тому, что мамочка все время спит.

— Вы потрясите её, и она проснётся.

— Боюсь, мамочка сейчас не проснётся, — сказала женщина. — Она будет спать долго-долго.

— Но она в ванной! Она легла спать прямо там?

Её вынули из ванной, уложили в мешок и увезли. Когда я вернулась в дом, от неё не осталось и следа. Женщина в форме помогла мне собрать чемодан и сказала, что отвезёт меня к доброй тёте, которая за мной присмотрит. Должно быть, она имела в виду кого-то вроде тёти Пэт.

Но кто-то догадался позвонить папочке на работу, и он примчался домой.

— Где моя маленькая Эйприл?

Он ворвался в комнату, подхватил меня на руки и прижал к себе — крепко-крепко. Слишком крепко.

Все выпитое молоко оказалось у него на костюме.

8

Удивляюсь, как папочка не сбежал от меня в ту же минуту, как переменил костюм. Вместо этого он забрал меня в свою новую квартиру. Чьей она была — его или её, Сильвии? Есть такая дурацкая песенка: «Кто такая Сильвия и где она живёт?» Папочка постоянно её напевал. Я отлично знала, кто такая Сильвия. Его новая подруга. Злая ведьма, укравшая его у мамочки.

Может быть, я к ней несправедлива. Я не знала, где они познакомились и когда начали встречаться. Зато я знала, что, если бы не Сильвия, папочка остался бы с мамочкой и ей не пришлось бы вскрывать себе вены.

Разумеется, мне её не показали. Никто не говорил о том, что произошло, но я ловила обрывки шёпота. Я представляла себе мамочку с бритвой в руках, бледное тело в алой воде. Это была их вина — папочки и Сильвии.

Когда он уехал на похороны, меня оставили с Сильвией. Я ещё не знала, что такое похороны, и не просилась с ним. Папочка купил мне новую Барби, большой набор карандашей, цветную бумагу и книжки с картинками, но я к ним даже не притронулась. Я попросила ножницы и взялась за журнал. Сильвия была помешана на моде, и я аккуратно, высунув от усердия кончик языка, вырезала из её журналов длинноногих, худых моделей. Я старательно обводила ножницами их костлявые запястья и острые колени, то и дело случайно лишая девушек рук и ног.

Сильвия принесла мне старый альбом и тюбик клея, но я не хотела сажать моделей на бумагу. Мне хотелось, чтобы они остались свободными. В журнале их звали Наоми, Кейт, Элль и Наташа, но теперь они стали моими, и я дала им новые имена: Роза, Фиалка, Нарцисса и Колокольчик. Я смягчилась, взяла карандаши и разрисовала их модные черно-белые наряды ярко-красными, лиловыми, жёлтыми и синими цветами под стать именам.

— Очень в стиле «Вог», — раздражённо сказала Сильвия.

Большую часть дня она молчала. Она приготовила мне обед, а затем просто наблюдала за мной из своего угла. Должно быть, не забыла, как ей пришлось отстирывать костюм. Но, видя, что бутерброд с арахисовым маслом и газировка не лезут из меня наружу, она успокоилась и включила телевизор. А затем, ближе к вечеру, вернулся папочка.

— Как выглядела мамочка? — спросила я.

Папочка нахмурился, не зная, что сказать. Я не хотела его смутить. Я не понимала, что мамочка мертва и лежит под слоем земли. Мне сказали, что она спит, что она не вернётся домой, но когда-нибудь я встречусь с ней в раю. Мамочка часто читала мне сказки, и я представляла себе, что она спит в замке, окружённом шипами, далеко-далеко, в месте, которое называется Рай.

Папочка не ответил.

Он подолгу шептался с Сильвией. Иногда они ссорились и переходили на крик. За этим следовало страстное примирение, и я заставала их друг у друга в объятиях. Я старалась делать вид, что ничего не замечаю. Я крепче стискивала бумажных девушек и мысленно играла с ними во взрослых, представляя, как мы танцуем в клубе — я, Роза, Фиалка, Нарцисса и Колокольчик.

Я не могла танцевать круглыми сутками. По ночам, когда мне было положено спать, я плакала. Я рыдала днём в туалете, а затем вытирала лицо жёсткой бумагой и высмаркивала нос, чтобы никто не заметил.

Воспитатели ходили вокруг меня на цыпочках. Детей, наверное, предупредили, чтобы они не заговаривали со мной о маме. На всякий случай они вовсе перестали со мной разговаривать — даже Бетси, моя лучшая подруга. Она вела себя так, будто самоубийство заразно. Мы по-прежнему сидели за одной партой, но она отодвигалась от меня на самый край и, стоило прозвенеть звонку, убегала подальше, чтобы не играть со мной. Она нашла себе другую подругу — Шармен. Они ходили по двору под ручку и делились секретами. Я попыталась отвоевать Бетси назад, подарив ей свою новую Барби, но она сказала, что куклы для малышей. Я прекрасно помнила, что у неё дома целая куча Барби. Когда-то я приходила к ней на чай, и мы в них играли.

Я больше не могла пригласить её к себе, потому что у меня не было дома.

А затем он у меня появился. Мы вернулись в наш старый дом — вместе с Сильвией.

— Это мамочкин дом! — сказала я. — Она не пустит Сильвию.

— Не глупи, Эйприл. Мамочка нас покинула. Это мой дом, и я буду в нем жить. Вместе с Сильвией. Она будет твоей новой мамочкой.

Я отказалась наотрез. Сильвии это тоже не понравилось.

— Ненавижу этот дом. Я постоянно ловлю на себе осуждающие взгляды! — кричала она. — Я не стану здесь жить. Не стану заботиться о твоей ненормальной дочери. Я хочу весёлой жизни! Я ухожу.

И она ушла. Какое-то время мы с папочкой жили вдвоём. Он не знал, что со мной делать. Он попросил миссис Стивенсон водить меня в детский сад и присматривать за мной, пока он на работе. Миссис Стивенсон ясно дала понять, что согласна сидеть со мной лишь изредка, в виде исключения. Я умоляла папочку попросить маму Бетси, надеясь помириться с лучшей подругой, но она тоже отказалась брать на себя ответственность.

— Ты можешь вести себя хорошо? — спросил папочка.

Я старалась вести себя хорошо: папочка был очень, очень раздражительным, и я стала тихой, как мышка. Я мысленно говорила с Розой, Фиалкой, Нарциссой и Колокольчиком. Мы играли весь день и танцевали ночи напролёт. Мы были самостоятельными. Мы не нуждались в мамах и папах.