Пламя грядущего - Уильямс Джей. Страница 84

На косогорах, тянувшихся вдоль леса, были замечены турецкие дозоры, и разведчики Ричарда отправились разузнать обстановку. Они вернулись с известием, что в лесу и на холмах полным-полно сарацинов, «триста тысяч». Ричард, бывалый воин, обладавший большим опытом, прекрасно знал, что, во-первых, немногие в его армии умеют считать больше чем до десяти, и, во-вторых, совершенно невозможно на таком расстоянии правильно определить количество человек, спрятавшихся в лесу. Число «триста тысяч» выражало всего лишь тревогу и удивление. Однако он не сомневался, что в лесу укрылось все войско Саладина. Это место было самым удобным для нанесения удара, нападения на открытую равнину из леса.

В ту ночь, а также весь следующий день король позволил своим воинам отдыхать. На восходе солнца в субботу, 7 сентября, он поднял армию и приготовился к переходу в направлении города Арсуфа, понимая, что, возможно, им придется сразиться с врагом еще до наступления вечера. И он заранее сделал соответствующие приготовления.

Он знал, что если войско будет идти, тесно сомкнув свои ряды, то турки прибегнут к своеобычной тактике нанесения стремительных коротких ударов с последующим бегством. И если терпеливо сносить их атаки, то, вероятно, их можно будет подманить поближе, спровоцировав на попытку рукопашного боя. Король отдал приказ армии двигаться вдоль дороги сплоченными рядами и сохранять такой порядок построения, воздерживаясь от ответных вылазок, пока он не решит, что враг подошел достаточно близко. Сигналом к атаке должны были послужить звуки боевых горнов, двух в авангарде, двух посередине и двух в арьергарде.

Они тронулись в путь, но не успели пройти и четверть мили, как на опушке леса точно распахнулось множество ворот и холмы вмиг покрылись полчищами турецких всадников. И выглядело это так, будто выжженная солнцем земля вдруг превратилась в пышно цветущий сад: яркие плащи, украшенные драгоценными камнями шлемы, желтые и зеленые знамена и ослепительно сверкающее оружие появились словно по волшебству.

Враги устремились вниз, атаковав войско по всему флангу, но крестоносцы упорно сопротивлялись и продолжали маршировать. Арбалетчики в тот день показали, чего стоят. Несмотря на то, что их оружие не могло потягаться в дальнобойности с арбалетами турок, они, однако, представляли собой грозную силу и многих коней лишили наездников. Несколько часов длилась атака, турки налетали сотнями, особенно доставалось арьергарду. Как и предвидел Ричард, они утратили осторожность и, возвращаясь, каждый раз задерживались чуть дольше. В конце концов ярость воинов арьергарда достигла предела. Презрев полученные приказы, они разомкнули ряды и вступили в бой. Ричард, увидев, что ничего иного не остается, велел трубить в горны и лично повел за собой остальных рыцарей. Они обрушились на сарацинов, словно железное море. Воины султана дрогнули, затем повернулись и в панике обратились в бегство. В считанные минуты они поменялись ролями. Великая армия неверных была рассеяна и разгромлена, а тех, кто остался, долго преследовали воины в доспехах, пылавшие жаждой мести. После этой жаркой сечи многие пилигримы к вечеру не могли поднять руки.

Этому сражению суждено было стать в той войне последней крупной битвой, в которой сражались полностью все войска обеих сторон. Войско Ричарда продолжило путь в Арсуф, где они похоронили своих погибших и откуда отправили раненых обратно в Акру. Среди раненых находился и Балдуин де Каррео, который оказался первым из тех нетерпеливых рыцарей, нарушивших ряды. Дени навестил его, как и Ричард, который, как писал Дени, «сначала сурово выбранил его за безрассудный порыв, заставивший его броситься на врага, а затем наградил золотой брошью за смелость».

На следующее утро войско выступило в поход на Яффу. Больше они не встречали на своем пути серьезного сопротивления. 10 сентября они наконец прибыли в город, закончив таким образом трехнедельный марш. «Эта достойная крепость, – записал Дени, – целиком была разорена и разрушена сарацинами, охваченными ужасом при нашем приближении, так что внутри города даже не нашлось подходящего жилья, чтобы войско могло разместиться на постой. А потому мы разбили лагерь среди оливковых рощ за пределами крепостных стен, и тут мы ныне намерены насладиться отдыхом после всех наших бедствий и лишений. Бог даровал нам немного покоя, дабы залечить наши раны».

Дени, Артур, Иво де Вимон и писарь, Тибо де Мара, с которым они подружились во время похода, проводили свой досуг на гребне холма, через который бежала пыльная дорога из Яффы вглубь материка, к Каселю. Где-то там, за серо-зеленой равниной и горами, видневшимися вдалеке, находился Иерусалим, центр мироздания. Зато здесь веяло прохладой в тени оливковых деревьев с кривыми, корявыми стволами, таких старых, что они, наверное, помнили первых крестоносцев, приходивших сюда сто лет назад. Аромат апельсинов из сада, расположенного чуть ниже, наполнял воздух благоуханием. Внизу, на краю равнины, с другой стороны холма, море накатывалось на каменную пристань, рассыпаясь мельчайшими брызгами, и шум прибоя напоминал тяжелые удары молота по камню – монотонный, убаюкивающий звук. Иво, позевывая, заметил, что никто бы и не догадался, что идет война.

Артур поднял взгляд от кожаного кнута, который он трудолюбиво плел.

– Представьте, – тихо сказал он, – я неожиданно понял, что должен быть отцом.

– Что значит – «неожиданно понял»? – спросил Тибо, закрывая свой требник [173] и заложив пальцем нужную страницу. – Мужчина или является отцом, или нет.

Это был довольно тощий человек, который из-за худобы казался гораздо выше, чем был на самом деле. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, опаленное солнцем и обветренное, стало цвета сирийской земли, тогда как его тонкие, светлые волосы совсем выгорели, и потому тонзура [174], почти такого же оттенка, как и лицо, казалось, сидела на макушке, точно шапочка. У него был низкий глухой голос, и это, в сочетании с редкими волосами и морщинистым лицом, определенно придавало ему старческий облик, хотя он был всего на год или на два старше Дени.

– Ну это вовсе не обязательно, старик, – лениво отозвался Иво. Он выплюнул сухую былинку, которую покусывал. – Наверное, я уже несколько раз мог стать папашей, когда вспоминаю девушек, с которыми знался и которых оставил.

– Это не совсем то, что я имею в виду, – с улыбкой промолвил Артур. – Или… ну, может, и это. Я хочу сказать, что уехал из дома до рождения ребенка. Мод была на третьем месяце, когда мы отбыли в Тур. Стало быть, ребенок родился, постойте-ка… – Он сосчитал по пальцам. – В декабре. Возможно, под Рождество.

– Одни полагают, что это добрый знак, – заметил Тибо. – Но другие утверждают, что это предвещает смерть на заре зрелости, в возрасте Господа нашего.

– А я утверждаю, что твоя голова забита до отказа всяким вздором, как яйцо белком, – сказал Иво. – Боже милостивый, да вы, ребята… вы знаете чертовски много. Знатоки… от всего этого ваши мозги вот-вот затвердеют, точно яичный желток. Да и вообще, какая разница, в какой день он родился?

– Ты обнаруживаешь поразительное невежество, – парировал Тибо. Они с Иво постоянно препирались, хотя и были лучшими друзьями. – А что говорит достойный мудрец Гонорий Августодунский? «Невежество есть изгнание духа, а знание есть его родина». Более мудрые мужи, чем ты, Иво, описывали, как влияет на судьбу день появления на свет, ибо она зависит от расположения звезд и их перемещения относительно земли. Например, знаменитый Сократ [175], хотя был язычником и римлянином, написал множество трудов о том, как космические тела управляют жизнью людей.

– Вот те раз! Римлянин! Чего же вы хотите?

– Сей ученый муж, Сократ, – продолжал Тибо как ни в чем не бывало, – некогда был рыцарем, но стал философом. Он женился на дочери императора Клавдия при условии, что, если она умрет, он должен умереть, подобно ей. Поэтому, когда она скончалась от лихорадки, он был предан смерти – его заставили выпить яд. Он был исполнен добродетели настолько, что если вы лишь положите руку на книгу с его трудами, то излечитесь от лихорадки, укусов змей или судорог. А самое главное, он был в силах точно предсказать час своей смерти, исходя из движения небесных светил.