Отважное сердце - Уильямс Майкл. Страница 3
Видимо, верность данному слову он ценил и в других.
Я выбежал из комнаты Алфрика – она осталась неубранной, с камином, полным золы, с открытыми окнами. Кубарем я скатился по узкой каменной лестнице вниз, отдышался, затем решительно направился к дверям комнаты сэра Баярда. Они были закрыты на тройной замок.
Ключи от комнаты были у Алфрика, Алфрик был в трапезной. А я…
Я вынул нож и начал выдалбливать замок.
Я возился с замком уже битый час, и все без толку. Но Алфрик недаром прозвал меня Лаской – прозвал за то, что мне в конце концов всегда удается выпутаться из любой передряги.
Хотя, впрочем, мое имя «Гален» в переводе со старосоламнийского и означает «ласка»…
Я услышал: кто-то поднимается по лестнице. Алфрик! Он ступал тяжело, пыхтел, что-то бормотал – не иначе, как преизрядно набрался. Вот он остановился на втором этаже. Сощурившись, посмотрел на меня. Удивился:
– Это снова ты, Ласка?! Я же только что видел тебя внизу!…
– Тебе померещилось, брат… А как наш гость? Доволен ли он оказанным ему приемом? – Я изо всех сил старался, чтобы голос мой звучал ласково и подобострастно.
Но Алфрику не понравилось, что я торчу возле комнаты сэра Баярда; по его мнению, мне не следовало быть здесь. И он, сжав кулаки, тяжело пошел на меня.
– Что ты здесь делаешь? Уж не хочешь ли ты что-нибудь украсть у сэра Баярда, а, маленький воришка?!
– Э, Алфрик, меня здесь и в помине нет. Ты ведь только что видел меня внизу, не правда ли? Так что я в действительности там и есть. А то, что ты видишь меня сейчас, – это просто обман зрения. Надо было пить меньше!
Алфрик остановился на полпути и стал соображать, что же такое я ему сказал? А я тем временем попятился от него задом и добавил:
– Дорогой мой брат, ты и сам знаешь: в нашем замке постоянно происходит что-либо таинственное. А сейчас, мне кажется, нам всем грозит опасность.
Хорошо я сказал! Прозвучало убедительно.
– И больше, чем другим, опасность грозит тебе! Именно тебе! Ведь ты – оруженосец великого, всеми уважаемого рыцаря. А его, может быть, уже обокрали. Обокрали в нашем доме!
Икая, тараща на меня полубессмысленные глаза, Алфрик застыл на месте. Если бы он вернулся чуть раньше, то, конечно, отнял бы у меня черные опалы. И, наверное, бил бы меня до тех пор, пока я не рассказал бы ему всю правду. Тогда бы мой незнакомец, вернувшись в полночь, не получил бы доспехов сэра Баярда и стал бы ПЛЯСАТЬ В МОЕЙ ШКУРЕ!
Я должен был наврать брату с три короба, но наврать как можно правдоподобнее и выгоднее для себя. И я затараторил:
– Брат, слушай: когда я мыл окно в твоей комнате, я увидел – какая-то тень впорхнула в окно комнаты сэра Баярда… а потом выпорхнула оттуда…
– Слуга?
Алфрик прислонился к стене коридора. Его нечесаные рыжие волосы прилипли к вспотевшему лбу.
О, это было так прекрасно, когда – только что – сэр Баярд пообещал сделать из него рыцаря, которым будет восхищаться вся Соламния! И вот надо же: кто-то залез в комнату сэра Баярда!
– Слуги не порхают и не вылетают таинственными тенями, Алфрик. А воры – да.
– Воры?
– Да, воры.
– Но как воры могли попасть к нам? Ведь замок окружен рвом, а ров наполнен водой! – Алфрик смотрел на меня с недоумением. – И что им здесь нужно?
– Доспехи! Доспехи сэра Баярда! – выпалил я на одном дыхании. Затем, испугавшись, что меня могут услышать в трапезной, заговорил шепотом: – Конечно, это мне, может быть, просто померещилось, но мне все-таки надо убедиться, что доспехи на месте. Ведь за них отвечает мой любимый старший брат. И если… Да, тогда ему… тогда тебе уже не быть оруженосцем сэра Баярда.
– И я никогда не стану… – Алфрик запнулся и заскользил спиной по стене коридора на пол.
– Да, и ты никогда не станешь рыцарем. Это уж точно!
Я был безжалостен. Я не стал говорить ему о том, что стать в двадцать один год оруженосцем столь же смешно, сколь смешно, к примеру, то, что наш старый наставник Гилеандос посылает цветы и посвящает сонеты нашей молоденькой молочнице. Алфрик немного пришел в себя.
– Но как, как вор мог незаметно проскользнуть в замок?! А слуги? А собаки?
– Да вспомни наших слуг, Алфрик! Вспомни наших собак! Да в наш замок может войти любой, кто только пожелает! Разве не так? А слуги… слуги у нас – сами первые воры!
– А ты, Гален, ты сам разве не воруешь?!
– А ты, Алфрик?! Так что давай лучше не будем об этом. Тебе, я думаю, не надо напоминать о твоих проделках?!
Лицо Алфрика вытянулось.
– Ну, а этот вор, он что?…
– Он выпорхнул из окна сэра Баярда, как тень. И тотчас колокол пробил десять.
– Как тень… Темная тень?
– Впорхнул в окно и вскоре выпорхнул. По-моему, вор был только один.
Алфрик скрючился на полу коридора.
– Мой милый, мой дорогой младший брат, что же мне теперь делать?
Вот так-то лучше! Я посмотрел на Алфрика, потом в окно. Услышал: кукует кукушка. Она, наверное, сидит в каком-нибудь чужом гнезде. Оставит яйцо малиновке или соловью – самым лучшим певцам наших мест – и те будут выкармливать кукующего подкидыша, как свое родное дитя. Оставит – и улетит, пока ее никто не видел в ночи…
– Рано еще отчаиваться, Алфрик. Ведь может быть, доспехи никто и не украл.
Он посмотрел на меня, как на своего спасителя, пьяно ухмыльнулся. Спасибо вам, боги, что вы обделили моего брата умом!
– Нам надо убедиться: на месте доспехи или нет. Согласен?
Я оглянулся на дверь.
И тут Алфрик вдруг бросился на меня. Прижав меня к стене, он сильно сдавил мне горло. Второй рукой вцепился в волосы.
– О, лучше бы тебе совсем не родиться, Гален!
Я всхлипнул.
– Пожалуйста, ну пожалуйста, брат, не бей меня! Я ведь слабее тебя. И я знаю: ты очень хороший. И ты будешь прекрасным оруженосцем! И самым лучшим во всей Соламнии рыцарем! Вспомни: младшие братья нашего отца тоже стали рыцарями. А я… разве я такой уж плохой?!
Алфрик, наконец-то, разжал руки.
– Ну, а если доспехов в комнате все-таки нет?
Мой брат уже стоял у двери с ножом в руке.
– Алфрик!
– Заткнись!
Нож заскрежетал по замку. Я огляделся. В коридоре никого не было.
– Алфрик, но ведь у тебя есть ключи от комнаты сэра Баярда. Брат решительно открыл дверь ключом и мы вошли в комнату, отведенную отцом нашему гостю – славному рыцарю Соламнии. Эта комната была в замке лучшей; отец наш всегда отличался гостеприимством. На каждой стене – гобелен, большая кровать покрыта одеялом на гусином пуху, тепло, уютно.