Кошка на раскаленной крыше - Уильямс Теннесси "Tennessee Williams". Страница 13

Действие третье

Действие начинается в тот же момент, что кончилось предыдущее.

Входит Мэй и преподобный Тукер.

МЕЙ: Где Па? Большой Па?

БОЛЬШАЯ МА (входит): От запаха фейерверка меня слегка тошнит. Где Большой Па?

МЕЙ: Именно это я хотела бы сама узнать. Куда он делся?

БОЛЬШАЯ МА: Полагаю, закрылся у себя. Улегся в постель.

Входит Гупер.

ГУПЕР: Где Большой Па?

МЕЙ: Не знаем.

БОЛЬШАЯ МА: Должно быть, в постели.

ГУПЕР: Значит, можно поговорить.

БОЛЬШАЯ МА: Поговорить? О чем?

На галерее появляется Маргарет, она разговаривает с доктором Бау.

МАРГАРЕТ (нараспев): Наша семья освободила своих рабов за десять лет до отмены рабства, мой прапрадедушка отпустил своих рабов за пять лет до гражданской войны!

МЕЙ: Бог ты мой! Мэгги снова взобралась на свое генеалогическое древо.

МАРГАРЕТ (приветливо): В чем дело, Мэй? А где Большой Па?

Темп сцены должен быть очень велик. Большая суматоха в южной семье.

БОЛЬШАЯ МА (обращаясь сразу ко всем): Большой Па, наверное, очень устал. Он любит своих близких, любит, когда собираются вокруг него, но все это нелегко выдержать. Он сам не свой был весь вечер. Просто сам не свой, неудивительно, что он не выдержал.

СВЯЩЕННИК ТУКЕР: Он потрясающе выглядел.

БОЛЬШАЯ МА: Еще бы! Вы видели, как он ел за столом? Вы видели, как он съел ужин за один присест? Да он как лошадь ел!

ГУПЕР: Надеюсь, ему пойдет на пользу.

БОЛЬШАЯ МА: Вы видели, какой он съел кусок хлеба с патокой? Да еще виски прихлебнул.

МАРГАРЕТ: Это он любит. Настоящий деревенский обед.

БОЛЬШАЯ МА (перебивая): Ну да! Просто обожает. А кисель из ревеня? Да он столько умял, что негр с плантации может позавидовать!

ГУПЕР (с мрачным удовлетворением): Как бы не пришлось ему за это расплачиваться…

БОЛЬШАЯ МА (резко): В чем дело, Гупер?

МЕЙ: Гупер хочет сказать, что папе может быть плохо ночью.

БОЛЬШАЯ МА: Ах, брось ты: Гупер сказал, Гупер сказал. Почему это папе будет плохо, раз у него такой аппетит? Он совершенно здоров, только нервы не в порядке, а так он здоров, как бык! А сейчас все волнения позади. Он и ест как человек. У него такая гора с плеч свалилась. Ведь он уже думал, что обречен…

МАРГАРЕТ (печально и мягко): Благослови его, Господи…

БОЛЬШАЯ МА (подходя): Да, да, благослови. А где Брик?

МЕЙ: Вышел.

ГУПЕР: Все пьет.

БОЛЬШАЯ МА: Сама знаю, что пьет. Можете мне не твердить все время, что Брик пьет. И так вижу, что мальчик пьет, без ваших подзуживаний.

МАРГАРЕТ: Ну и прекрасно, Большая Ма! (Аплодирует.)

БОЛЬШАЯ МА: Все пьют и пили всегда, и будут пить, коль скоро есть на свете спиртное.

МАРГАРЕТ: Именно так. Я лично не доверяю непьющему мужчине.

МЕЙ: Гупер не пьет. Так ты и ему не доверяешь?

МАРГАРЕТ: Гупер, неужели ты не пьешь? Если б я знала, никогда бы так не сказала…

БОЛЬШАЯ МА: Брик!

МАРГАРЕТ: По крайней мере в твоем присутствие. (Мелодично смеется.)

БОЛЬШАЯ МА: Брик!

МАРГАРЕТ: Он все еще на балконе. Я его приведу, и мы сможем поговорить.

БОЛЬШАЯ МА (беспокойно): Что это за таинственный разговор такой? (Неловкая пауза. Она переводит взгляд с лица на лицо, слегка икает, бормочет извинения. Открывает веер, подвешенный на тесемке вокруг шеи, черный кружевной веер, идущий к ее черному кружевному платью, и нетерпеливо обмахивается, тревожно глядя на присутствующих, пока Маргарет зовет Брика, распевающего на балконе.) Не понимаю, что случилось, почему у вас такие вытянутые лица? Ну-ка, Гупер, открой дверь в залу, впусти немного воздуха.

МЕЙ: Мне кажется, Большая Ма, что лучше бы дверь не открывать, пока мы не поговорим.

БОЛЬШАЯ МА: Преподобный Тукер, может быть, вы откроете дверь?

СВЯЩЕННИК ТУКЕР: Конечно, Большая Мама.

МЕЙ: Мне просто кажется, что Большому Па лучше бы не знать о нашем разговоре.

БОЛЬШАЯ МА: Ну и сказала! Да если Большой Па захочет, он все услышит, что говорится в его доме!

ГУПЕР: Да не в этом дело.

Мэй сильно толкает его в бок, чтобы он замолчал. Он яростно смотрит на нее, в то время как она делает перед ним круги, словно какая-то неуклюжая балерина, подняв тощие руки над головой, звеня браслетами и восклицая.

МЕЙ: Ветерок! Ветерок!

СВЯЩЕННИК ТУКЕР: У вас, пожалуй, самый прохладный дом в Дельте. А вы знаете, что вдова Холси Бэнкса поставила в память о муже кондиционер и в церковь, и в дом священника во Фрайорс Пойнте?

Общий разговор возобновляется. Каждый болтает так, что сцена производит впечатление большой клетки с непрестанно щебечущими птицами.

ГУПЕР: Жаль, что никто не позаботился о вашей церкви, преподобный Тукер. Вы, должно быть, потом обливаетесь, стоя за кафедрой по воскресеньям.

СВЯЩЕННИК ТУКЕР: Да, одеяния хоть выжимай.

МЕЙ (в то же самое время, обращаясь к доктору Бау): Как вы думаете, доктор, инъекции витамина В-12 действительно так хороши?

ДОКТОР БАУ: Если вам нравится колоться, то чем именно, совершенно неважно.

БОЛЬШАЯ МА (у двери на галерею): Мэгги, Мэгги, где вы там с Бриком?

МЕЙ (неожиданно громко, так что все замолчали): У меня странное чувство! Очень странное чувство!

БОЛЬШАЯ МА (оборачиваясь): Что за чувство?

МЕЙ: Мне кажется, Брик что-то не то сказал Большому Па.

БОЛЬШАЯ МА: Что же он мог сказать ему «не то»?

ГУПЕР: Дело в том…

МЕЙ: Да подожди ты!

Она бросается к Большой Маме, гладит ее и целует. Та нетерпеливо ее отталкивает, а в это время образовавшеюся паузу заполняет голос преподобного Тукера.

СВЯЩЕННИК ТУКЕР: Да, в прошлое воскресенье золото на моей ризе превратилось в багрянец…

ГУПЕР: Вы, должно быть, про адское пламя говорили в своей проповеди?

Он похохатывает над своей шуткой, но преподобному Тукеру не очень весело. В это время Большая Мама подходит к доктору Бау и обращается к нему.

БОЛЬШАЯ МА (ее задыхающийся голос поднимается над всеми другими): В мое время пьяниц лечили по методу Келли. А сейчас, я слышала, принимают какие-то таблетки. Но Брику совершенно ничего не требуется. (Появляется Брик, Маргарет за ним. Большая Мама не замечает его появления.) Просто он не смог пережить смерть Скиппера. Вы же помните, как умер этот бедняга. Ему всадили огромную дозу вамбутала дома, потом вызвали «скорую помощь», в больнице ввели еще одну дозу, и все это вместе, да еще и алкоголь, которым он прямо-таки пропитался за долгое время, – сердце не выдержало… Я так боюсь всяких уколов! И что это за манера – колоться! По мне уже лучше нож, чем шприцы. Сколько народу погубили этими уколами… (Резко замолкает и оборачивается.) А! Вот и Брик! Мальчик мой драгоценный! (Протягивая руки, направляется к Брику с коротким, громким придыханием. Оно комично, и трогательно одновременно.)

Брик усмехается, слегка склоняет голову, с насмешливой галантностью пропуская Мэгги первой в комнату. Затем, опираясь на костыль, ковыляет к бару. Воцаряется полная тишина. Все смотрят на Брика, как смотрели всегда, стоило ему появиться или сказать что-то. Он по одному бросает несколько кубиков льда в стакан, затем неожиданно, но не спеша, оборачивается через плечо со сдержанной, очаровательной улыбкой и говорит.

БРИК: Прошу прощения! Еще кого-нибудь ждем?

БОЛЬШАЯ МА (грустно): Ах, сынок! Лучше не надо!

БРИК: Конечно, не надо, но я никак не дождусь щелчка в голове. После которого можно успокоиться!

БОЛЬШАЯ МА: Брик, Брик, ты разбиваешь мне сердце!

МАРГАРЕТ (в то же самое время): Брик, пойди сядь рядом с Большой Мамой.

БОЛЬШАЯ МА: Это невыноси – и – и – мо… (Рыдает.)

МЕЙ: Теперь мы все в сборе…

ГУПЕР: Можем поговорить…

БОЛЬШАЯ МА: Невыносимо… (Три раза всхлипывает. Это звучит почти как три удара в литавры.)

БРИК: Сядь сама, Мэгги. Я ведь калека, без костыля не могу. (Ковыляет к двери на галерею, стоит, прислонившись к косяку, как бы в ожидании.)