Дорога ветров - Уильямс Тэд. Страница 120
Вдоль берега бродила пара выпей, время от времени зарывавшихся клювами в ил. Мириамель подумала, что широкий берег мог бы стать замечательным местом стоянки — во всяком случае, озеро выглядело просто раем, полным света и воздуха, в сравнении с некоторыми мокрыми зарослями, в которых они были вынуждены останавливаться раньше. Она уже собиралась изложить свои соображения по этому поводу, но ее остановил свирепый взгляд Тиамака. Принцесса решила, что это озеро — какая-то святыня племени вранна — и все же это не было поводом, чтобы обращаться с ней, как с непослушным ребенком.
Она отвернулась от Тиамака и посмотрела на озеро, стараясь запомнить каждую мелочь, чтобы когда-нибудь потом вызвать этим воспоминанием чувство чистой безмятежности, которую олицетворяли эти спокойные воды. Внезапно ее кольнуло тревожное ощущение, что озеро двигается, как будто вся вода течет в одну сторону. Через секунду она поняла, что это двигаются маленькие далекие островки. Крокодилы! Ей и раньше случалось ошибаться, глядя на безжизненные коряги и сучья, которые внезапно оживали и бросались в воду; она улыбнулась своей наивности горожанки. Может быть это и вправду не такое уж замечательное место для лагеря — а впрочем, несколько крокодилов не могут испортить прекрасный вид.
Движущиеся островки еще немного поднялись над водой, приближаясь к пляжу. Только когда огромная, невероятная тварь выползла на песок, вытащив на ясный солнечный свет все свое раздувшееся тело, Мириамель наконец поняла, что это всего один крокодил.
— Спаси нас Бог! — придушенным шепотом прохрипел Кадрах, и Изгримнур эхом повторил его слова.
Огромный зверь, длиной в десять человек и широкий, словно баржа каменщиков, медленно повернул голову, чтобы взглянуть на скользящую через озеро маленькую лодку. Мириамель и Изгримнур разом перестали грести, их вспотевшие руки безвольно лежали на веслах.
— Не останавливайтесь! — прошипел Тиамак. — Медленно продолжайте движение.
Мириамели казалось, что она через все озеро видит блеск глаз чудовища, следившего за движением лодки, чувствует на себе силу его холодного древнего взгляда. Когда огромные когтистые лапы шевельнулись, копнув землю, как будто гигант собирался снова войти в воду, принцесса испугалась, что у нее остановится сердце. Но чудовищный крокодил всего лишь выворотил несколько комьев грязи, после чего шишковатая голова упала на песок и желтый глаз закрылся.
Как только лодка приблизилась к рукаву протоки, Мириамель и Изгримнур, словно сговорившись, налегли на весла. Через несколько мгновений они уже тяжело дышали, и Тиамак велел им остановиться.
— Мы в безопасности, — сказал вранн. — Время, когда он мог бы нас преследовать, давно прошло. Он чересчур велик.
— Что это было? — Мириамель с трудом переводила дыхание. — Это было ужасно.
— Старый Секоб. Мой народ зовет его Дедушкой Всех Крокодилов. Я не знаю, правда ли это, но сейчас он, действительно, господин всего своего рода. Год за годом другие крокодилы приходят подраться с ним. Год за годом он питается этими смельчаками и проглатывает их целиком, так что ему не приходится больше охотиться. Самые сильные иногда перед смертью добираются до берега и выползают на песок. Их кости там и лежат.
— Я никогда не видел ничего подобного! — Кадрах был страшно бледен, но в его голосе был некоторый восторг. — Он похож на одного из древних драконов!
— Он дракон Вранна, — согласился Тиамак. — Но, в отличие от сухоземельцев, мы, люди болот, оставляем своих драконов в покое. Он не представляет собой никакой опасности для людей и кроме того ежегодно убивает лучших, отборнейших людоедов, которым понадобилось бы множество людей, чтобы прокормиться. Так что мы оказываем ему всяческое почтение.
Старый Секоб слишком сыт, для того чтобы преследовать такое невзрачное кушанье, какое могло бы получиться из нас.
— Почему же тогда вы хотели, чтобы мы молчали? — поинтересовалась Мириамель.
Тиамак холодно взглянул на нее.
— Может быть он и не собирался есть нас, но вы же не будете играть в салочки в королевском тронном зале. Особенно когда король стар и раздражителен.
— Элисия, Матерь Божья, — простонал Изгримнур. Лоб его покрывала испарина, хотя день не был особенно жарким. — Нет уж, мы вовсе не хотели бы расстраивать этого парня.
— Теперь пора двигаться, — сказал Тиамак. — Если не делать остановок до первой темноты, к завтрашнему полудню мы доберемся до Деревенской Рощи.
По мере того, как они продвигались вперед, вранн становился все более разговорчивым. Когда они достигли такой мелкой воды, что грести было уже невозможно, им не оставалось ничего другого, кроме как рассказывать и слушать истории, пока Тиамак, стоявший на корме, отталкивался шестом от песчаного дна. Уступая бесконечным расспросам Мириамели, он рассказал им многое о жизни Вранна и о своих необычных интересах, благодаря которым он так выделялся на фоне своих необразованных соплеменников.
— Но ведь у вашего народа нет короля? — спросила она.
— Нет, — маленький человек ненадолго задумался. — У нас есть старейшины, по крайней мере, мы так их называем, но некоторые из них не старше меня. Каждый может стать старейшиной.
— Каким образом? Надо просто попросить?
— Нет, надо устроить торжество. — Он застенчиво улыбнулся. — Когда у человека есть жена и дети, и его семья живет с ним, и если он может накормить всех их, и что-то у него еще остается, он начинает раздавать соседям то, что осталось. В свою очередь он может попросить, например, дать ему лодку, или новый поплавок, или, если только захочет, он может сказать: «Вы заплатите мне, когда я устрою торжество». Тогда, если ему уже достаточно много должны, он «зовет крабов» как мы говорим, что значит, он просит расплатиться сразу всех, кто что-нибудь должен ему. Потом он приглашает всю деревню на торжество по этому случаю. Если никто не возражает, этот человек становится старейшиной. И потом он должен устраивать торжество каждый год, а если он не сделает этого, то в этот год не будет старейшиной.
— Бред какой-то, — проворчал Изгримнур, яростно почесавшись. Бедный герцог представлял собой самый крупный и аппетитный объект для сообщества местных насекомых. Мириамель понимала это, и прощала Изгримнуру его раздражительность.