Река голубого пламени - Уильямс Тэд. Страница 30
И вообще Пол осознал, что болит у него не только голова. Все тело было избито, и место каждого удара болело. А еще боль усугублялась морозом.
Не успев об этом подумать, он упал и наткнулся на что-то неприятно твердое. Твердое и холодное. Он был уверен в этом, несмотря на головокружение и вялость. Земля оказалась очень и очень холодной.
— …его кровью, — произнес один из голосов. — Это навлекает проклятие. Тебе нужно проклятие человека из Страны Мертвых?
— Но это копье Птицелова, — возразил другой голос. — Почему мы должны отдать его?
— Не отдать, а оставить. Потому что на нем кровь Речного Духа, а мы не хотим, чтобы эта кровь притягивала его обратно к нашем жилищу. Так сказала мать Темная Луна. Ты сам это слышал.
Мороз усиливался. Пол начал дрожать, но из-за дрожи у него возникло ощущение, будто кости трутся друг об друга, соприкасаясь оголенными концами, и он простонал от боли.
— Речной Дух очнулся. Теперь мы можем уйти.
— Бегает Далеко, мы оставили его слишком близко к нашему жилищу, — заявил второй голос. — Будет лучше, если мы его убьем.
— Нет. Мать Темная Луна сказала, что его кровь навлечет на нас проклятие. Неужели ты не видел, как даже малая ее толика сделала Птицелова больным? Как она пробудила нечто скверное в ребенке Птицелова? Он не вернется.
Пол, чья пульсирующая голова болела, как одна огромная ссадина, все еще не мог решить, как именно он начнет открывать глаза, поэтому скорее ощутил, чем увидел, что над ним кто-то склонился и приблизил лицо к его лицу.
— Он не вернется, — проговорил Бегает Далеко возле его уха и словно обращаясь к Полу, — мать Темная Луна сказала, что если он вернется, то уже он окажется проклят, а не мы. И тогда Люди убьют его, не опасаясь крови Речного Духа.
Ощущение близости другого человека ослабело, затем нечто с глухим стуком упало рядом с Полом. Он услышал ритмичные звуки и через несколько секунд понял, что это похрустывает снег под ногами удаляющихся людей.
К нему начало возвращаться какое-то представление о том, что произошло, но мороз оказался быстрее воспоминаний. Тело мелко затряслось, и Пол сложился пополам, как слепой червяк, обняв себя ради тепла. Бесполезно — мороз вцепился в него вдоль открытого бока, высасывая жизнь. Пол перекатился лицом вниз и с трудом подтянул колени к животу. Потом уперся ладонями и попытался приподняться. Немедленно нахлынула волна тошноты и головокружения, и на мгновение вернулся мрак, прогнавший даже холод — но лишь на мгновение.
Когда мрак внутри рассеялся, Пол открыл глаза. Поначалу ничего не изменилось. Над ним простиралось ночное небо — невообразимая бархатная чернота — но, по мере того как возвращалось зрение, Пол стал различать на темном пологе все больше и больше безжалостно пронзающих черноту искорок звезд. Из-за деревьев на вершине холма высунулся краешек большой желтой луны. А под небом лежал склон холма, сплошная белизна, поэтому казалось, что мир сократился до простейшей из дихотомий. А сам Пол — единственный иной предмет в мире, зажатом между черным и белым.
«Почему я? — печально подумал он. — Господи, ну что я такого сделал?»
На него дунул ветер. Порыв длился лишь мгновение, но за это мгновение Пола словно пронзили ножами. Он содрогнулся и кое-как встал. Тут же пошатнулся, но все же сумел удержать равновесие. Голова раскалывалась, а кости казались переломанными. Во рту ощущался металлический привкус, плевок же оказался сгустком крови, проделавшим крошечную дырочку в белоснежном склоне холма. Пол всхлипнул. Далекий вой, похожий на волчий, но гораздо более низкий, накатился и стих, отразившись от белого лунного ландшафта — наводящий ужас первобытный звук, словно подчеркивающий безнадежное одиночество человека.
«Они бросили меня умирать». Пол снова всхлипнул, охваченный яростью и беспомощностью, но заставил себя замолчать.
Он боялся, что, заплакав, упадет на колени. И не знал, сумеет ли встать еще раз.
У его ног в снегу лежало что-то длинное и темное. Вспомнились слова Бегает Далеко: копье Птицелова. Пол уставился на оружие, но сумел найти оружию единственное полезное применение — опереться на него. Неприкаянный странник плотнее закутался в меховой плащ — что за смертный приговор ему вынесли, если даже оставили одежду? — затем осторожно нагнулся. Он едва не потерял равновесие, но все же нашел устойчивую позу и начал сложный процесс подъема копья, несмотря на подгибающиеся ноги и готовую взорваться голову. Наконец стиснул древко и, опираясь на него, кое-как выпрямился.
Ветер усилился, пронзал и царапал.
«Куда мне идти?» Секунду Пол размышлял над тем, не вернуться ли по следам охотников к пещере. Если он и не сумеет убедить их пустить его обратно, то, может быть, сумеет украсть из очага огонь — как в рассказанной Темной Луной легенде. Но даже несмотря на разбитую и туго соображающую голову, он и сам понял, что такое действие будет безрассудной глупостью.
Куда же тогда идти? Укрытие — вот ответ! Он должен отыскать такое место, где до него не доберется ветер. И там дождаться, пока снова не потеплеет.
«Пока не потеплеет». Черный юмор этой фразы показался Полу настолько смешным, что он попытался рассмеяться, но разразился лишь хриплым кашлем. «И насколько затянется ожидание? Кстати, сколько длился ледниковый период?»
Джонас побрел вниз по склону, прокладывая каждый шаг в глубоком снегу, начав небольшое, но изматывающее сражение в войне, выиграть в которой он практически не надеялся.
Луна вскарабкалась над линией деревьев и теперь, полная и жирная, висела перед ним, доминируя в небе. Пол не думал — и думать не хотел — о том, что бы он стал делать, окажись ночь безлунной. Но даже при луне бедный путник часто не замечал предательские углубления в серебристом снегу и проваливался в них. Каждый раз у него уходило все больше времени, чтобы выбраться из очередной ямы. Тело прикрывала какая-то шкура мехом внутрь, но вот ноги настолько окоченели, что уже некоторое время не ощущались, и теперь Полу казалось, будто они заканчиваются в нескольких дюймах выше лодыжек. То был скверный признак, и чтобы понять это, университетского образования не требовалось.
«Снег, — думал Пол, утопая в нем почти по пояс — Слишком много снега». Эта и другие мысли, сводящие с ума своей очевидностью, были его единственными спутниками на протяжении последнего часа. Требовались усилия, чтобы отогнать их, сохранить сосредоточенность, а сил на это оставалось все меньше и меньше.
Снег… снежно-белый… подснежник… сугроб. Он поднял ногу — все равно какую — и опустил ее, продавливая корочку наста. Ветер куснул в лицо — там, где капюшон отошел от щек. Сугроб. Снег, нанесенный ветром.
Пусть будет дрейф. Плавание по воле ветра и волн. Назовем это так. Пол только и делал, что дрейфовал. Сквозь жизнь, сквозь школу, потом работу в галерее «Тейт», снова и снова слыша одни и те же бородатые шутки о себе на дамских вечеринках. Когда-то Пол думал, что станет в жизни неординарной личностью. В детстве он, сам того не понимая, боролся с этой идеей, не в силах предвидеть, кем окажется будущая личность. Теперь же (как если бы некий бог младших архивариусов заметил его бесцельность и назначил наказание в соответствии с преступлением) Пола, очевидно, приговорили дрейфовать еще и сквозь пространство и время, подобно человеку, заблудившемуся в бесконечном музее после закрытия.
Да, именно это он и делал — дрейфовал. Даже здесь, в таком холодном и примитивном месте, когда к нему вернулась — почти вся — память, он позволил другим выбирать за него путь. Люди вытащили его из реки, когда он не мог освободиться сам, и решили, что он… (как это сказал Бегает Далеко?) …человек из Страны Мертвых. И Пол с этим согласился, наполнившись такой же неэффективной жалостью к себе, как если бы кто-то поставил портфель на последнее свободное сиденье в вагоне подземки, вынудив его стоять.
Они назвали Пола Речным Духом. И оказались гораздо ближе к истине, чем думали. Ведь несомненно, что везде, где ему пришлось побывать с тех пор, как началась эта безумная эпопея, он лишь дрейфовал наподобие бездомного духа. И где бы Пол ни появлялся, рано или поздно он оказывался дрейфующим по реке, словно это была одна и та же река, идеальная метафора бесцельной жизни, снова и снова одна и та же…