Стриптиз на гонках - Бартоломью Нэнси. Страница 25

— Ах ты, сукин сын! — закричала я.

Спортивный автомобиль с ревом пронесся мимо, тоже направляясь в сторону Чипли. Некоторое время я не могла пошевелиться: просто сидела, уронив голову на руль, и плакала. День явно не задался, да что там день, если уж на то пошло, не задалась вся неделя. Мою подругу убили, меня обманул мужчина, которого, как выяснилось, я знала совсем не так хорошо, как думала, и вот теперь вдобавок ко всему меня столкнул с дороги какой-то свихнувшийся подросток. Что дальше? И вообще, что это за жизнь такая хреновая?

— Может, я делаю что-то не так? — спросила я, обращаясь к небу.

Я вернулась к истокам, к своему католическому воспитанию. Когда ничего не получается и ты не можешь объяснить, что происходит, это может означать только одно: ты прогневила Бога.

— Ладно, я думала, мы пришли к соглашению: я хожу в церковь по большим праздникам, регулярно, вернее, почти регулярно, каюсь в своих грехах, а ты в ответ даешь мне послабление. Но это не похоже на послабление. Не хочу показаться непочтительной и все такое, но дай мне вздохнуть. Чуть-чуть везения, это все, о чем я прошу.

Я прислушалась. Тишину нарушал только стрекот не то сверчков, не то цикад, изнывающих от жары.

Я дала задний ход и осторожно вырулила на дорогу. Для одного дня я пережила больше чем достаточно, а ведь предстояло еще работать. Не могу сказать, чтобы я ждала вечера с нетерпением. Я собиралась, вернувшись домой, закрыть все ставни и лечь спать, чтобы встать только тогда, когда придет пора собираться в клуб. Весь оставшийся путь до дома я мечтала о собственной постели. “Пора, давно пора вернуть себе власть над своей вселенной, — повторяла я про себя как заклинание. — Я больше не мисс Пассивность, и не Кьяра Лаватини. Начинается новый день, и я — солнце”.

Представляю, как смешно было Господу слушать все это. Он, наверное, расхохотался. Когда я вернулась домой, судьба ждала меня на моей парковочной площадке в виде темно-синего “линкольна” последней модели с пенсильванскими номерами. Обшивка была слегка подпорчена солью, но наверняка не океанской, а той, которую рассыпают суровыми зимами по заснеженным дорогам Филадельфии.

— О нет, только не это! — простонала я. — Только не они! Только не сейчас!

Но спасения не было, на площадке стояла машина моих родителей. Сворачивая на подъездную дорогу, я увидела две головы: одна едва доставала до края подголовника, другая возвышалась над спинкой водительского сиденья. Двери “линкольна” открылись одновременно с тем, как я затормозила. Мама выскочила из машины и заспешила ко мне.

— Кьяра! — закричала она, срываясь на визг. — Это я! “А я-то надеялась, что это Элвис Пресли! ” — непочтительно подумала я.

Мама сгребла меня в свои медвежьи объятия, ее голова в седых кудряшках едва доходила мне до плеча. Обнимая ее, я вдруг неожиданно для самой себя осознала, что рада ее видеть. От моей матери всегда исходит слабый запах свежевыпеченного хлеба и оливкового масла. Я наклонила голову и коснулась щекой ее волос. На какое-то мгновение я снова оказалась дома, в Филадельфии, и все сегодняшние проблемы отступили.

Хлопнула дверца автомобиля, я подняла голову, ожидая увидеть отца, но взгляд уперся в ясные карие глаза моего младшего брата Эла, полицейского.

— Что вы здесь делаете? — спросила я.

— Кьяра, — мать все еще стояла, уткнувшись мне в плечо, из-за чего ее голос звучал приглушенно, — ты так и не перезвонила. Помнишь, ты позвонила и наговорила какие-то странные слова про лося, обещала перезвонить, но пропала. Что я должна была думать?

У нее за спиной брат сделал большие глаза.

— Мама, неужели вы приехали только затем, чтобы убедиться, что у меня все в порядке?

Мама выпрямилась, подняла голову, схватила меня за руку и заглянула в глаза.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я не должна беспокоиться за свою девочку?

У нее за спиной Эл, чтобы не расхохотаться, притворился, будто откашливается.

— И не говори, что я поступила неправильно, потому что я достаточно наслушалась этого от твоего отца и братьев!

На Эла снова напал приступ кашля. Мама резко обернулась и сердито посмотрела на сына.

— А ну-ка хватит, мистер Весельчак! Эл густо покраснел.

— Мама, но разве не я тебя сюда привез? Я же тебе помогаю.

— Подумаешь! — фыркнула мать. — Тоже мне, большая шишка, офицер полиции. Пожарная охрана для него, видите ли, недостаточно хороша, девушки, с которыми я его знакомлю, тоже недостаточно хороши. Нет, ему обязательно нужно таскаться через весь город, чтобы встречаться с девицей, которая учится в колледже. И какой в этом прок, страдалец-влюбленный?

Не дожидаясь ответа, мама повернулась ко мне, чтобы высказать все, что думает.

— Твой отец сказал, что с моей стороны большая глупость вот так нагрянуть к тебе, твой братец Фрэнсис его поддержал. Мало того что Фрэнсис Ксавьер пошел по стопам папаши и стал пожарным, так теперь ему еще вздумалось совать нос во взаимоотношения родителей!

Мама была в своем репертуаре. Я давно заметила: чем дольше мы с ней не видимся, тем длиннее бывает лекция при встрече. Мы все к этому привыкли и научились не воспринимать ее нравоучения слишком всерьез. Если она сердится по-настоящему, то дает это понять так, что не ошибешься. Невозможно просто так стоять в комнате, когда мама в гневе: по воздуху летают тарелки, горшки, стаканы. За всю свою жизнь я могу припомнить только пару случаев, когда мама действительно сердилась, и сегодня был явно не такой случай, просто это ее манера здороваться с детьми. В последний раз мама рассердилась по-настоящему, когда некая официантка из общественного клуба “Сыновья Италии” положила глаз на папу. Говорят, зрелище было незабываемое, хотя я лично при этом не присутствовала и не видела Леонору Моставиндадучи в бою.

— … у меня, конечно, был повод для беспокойства, — продолжала между тем мама. — Ты похудела, по-моему, совсем не ешь. А посмотри на эти темные круги у нее под глазами, Альфонсо! — Она снова повернулась к Элу. — Ну что ты стоишь как пень? Начинай разгружать продукты, разве не видишь, что девочка умирает с голоду?

Эл усмехнулся и подошел к багажнику “линкольна”. Щелкнул автоматический замок, крышка стала медленно открываться на гидравлических петлях, Эл нагнулся и стал выгружать… я бы сказала, весь ассортимент итальянского магазинчика “Маленький Фрэнки”, точнее не выразишься.

Флафи, которая до сих пор не проявляла интереса к гостям и даже не выбежала поздороваться, сейчас высунула голову в собачью дверку, чтобы полюбопытствовать, что происходит. Увидев, что моя мама движется к двери с неотвратимостью паровоза, Флафи мигом сообразила, что для чихуахуа здесь не место.

— Кьяра, ты все еще держишь эту полукрысу-полусобачонку? — пренебрежительно спросила мама. — Девушке вроде тебя не нужна собачка, которую можно запросто раздавить одной ногой, тебе нужен хороший сторожевой пес, вот что.

Флафи за дверью сердито зарычала. Я бросилась вперед, обогнала маму и отперла дверь, со страхом предвкушая ее первое впечатление от моего трейлера. Одно хорошо: когда в доме мало мебели, он выглядит опрятнее.

— Ну и ну, — вздохнула мама, входя в кухню.

Ма задержалась в дверях, вынудив меня и нагруженного всякой снедью Эла тоже остановиться. Она окинула взглядом мою чистую белую кухню с откидным столом и высокими табуретами у окна, потом бочком прошла в гостиную, рассмотрела безделушки, выставленные на верхней полке стеллажа, отделяющего кухню от гостиной.

— Ну и ну, — снова повторила она, проходя мимо стеллажа в скудно меблированную комнату.

Медленно поворачивая голову, она отметила зеркало во всю стену, ряды книжных полок вдоль другой стены, скромный диван.

— Кьяра, так вот где ты занимаешься? — кивнула мама, словно вбирала в себя мою жизнь и начинала ее понимать, ее тон смягчился.

— Да, мама, это моя гостиная. Видишь, здесь стереосистема и книги, так что могу читать когда захочу.

Мама снисходительно рассмеялась.