Неукротимое томление - Уильямсон Пенелопа. Страница 108
Эссакамбит медленно и глубоко затянулся. Веки его опустились.
— У моего сына есть слабости, и ты ими воспользовался. Но у тебя такие же слабости. Обоим вам надо поучиться управлять своей силой и гордостью.
Тай старался стащить свою голову с потолка, где она парила.
— Почему ты поднял томагавк против моего народа? — спросил он наконец. Его голос звучал так странно, словно он говорил через полотенце.
— Значит, ты наконец-то признал, что твой народ — йенги! — отвечал сахем, но это трудно было счесть ответом.
— Я теперь живу среди них. Благодаря тебе.
— С абенаки ты тоже когда-то жил.
Тай потер лоб и попытался собраться с мыслями. Любой разговор с Эссакамбитом, даже при наилучших обстоятельствах, напоминал борьбу с призраком. Он решил изменить тактику.
— А что здесь делает этот француз в черной рясе?
— Йенги неисчислимы, как песок. Скоро нам негде будет постелить себе постель.
— И что из этого? Какое отношение имеет к этому черная ряса, — ведь он тоже йенги?
— Твой брат и те, кто пошли за ним, приняли французского бога как своего.
— А, — сказал Тай, ибо, несмотря на выкуренный кинникинник и замысловатую манеру речи Эссакамбита, в его голове постепенно сложилось ясное представление о причинах нападения на Мерримитинг. Сахема абенаки выбирали женщины племени, поскольку через них устанавливалось кровное родство. Однако Эссакамбита избрали за его способности, а не по праву рождения. Его власть не была абсолютной. Решение о военном походе принималось общим советом, но любой воин по своему желанию мог устроить свой собственный набег.
Нападение на Мерримитинг было идеей Духовидца. Но вдохновителем этой идеи наверняка был французский священник. Духовидец намеревался стать следующим сахемом и для этого пользовался теми же приемами, что и колонисты, которые могли сбегать в магистрат, чтобы быть избранными. Но Духовидец затеял опасную игру: она могла вызвать новую большую войну между абенаки и английскими поселениями.
— Ты хочешь жениться на женщине йенги? — спросил Эссакамбит, пытаясь отвлечь Тая от темы разговора, что было ему несвойственно.
Подумав о Делии, Тай улыбнулся.
— Да. Я хочу жениться на ней.
«Я хочу отдавать ей всю мою страсть по ночам. Я хочу по утрам видеть ее лицо. Я хочу любить ее все дни и ночи, которые отпущены мне судьбой».
Потом он подумал, как возьмет ее теперь, после смерти Нэта и позора Духовидца. Как подойти к ней? Он почувствовал вину, ибо знал, что не заслужил этого счастья, за которое было заплачено такой высокой ценой, и облегчение от того, что судьба тем не менее вернула ему Делию.
Его отец понимающе кивнул, словно прочел его мысли.
— Она радует глаз.
— И сердце тоже, — сказал Тай. Ему все легче было признаваться в том, что он любит Делию.
— Я тоже любил женщину йенги. Твою мать.
Тайлер был поражен такой откровенностью. Он никогда не думал, что это так тронет его. Собравшись с духом, он спросил:
— Почему же ты отослал меня? Они ведь даже не знали, что я жив, пока ты им не сообщил.
Он не ждал, что Эссакамбит ответит ему. Сахем сидел неподвижно, и глаза его ничего не выражали. Потом он очнулся, и взгляд черных глаз, которые приковались к Таю, был ясным и пронизывающим насквозь.
— Я заставил тебя уехать, ибо знал, что сердце твое всегда будет сердцем йенги.
Тай горько улыбнулся.
— А мой дед йенги считает, что у меня сердце абенаки. Так чье же оно, хотел бы я знать. Может, у меня два сердца? Или ни одного? Кто же я? — спросил он, бессознательно повторяя то, что говорил деду пять месяцев назад в отчаянии и растерянности.
Эссакамбит только пожал плечами.
— Ты хочешь обмануть самого себя. Ты знаешь, кто ты.
— Я врач. И скоро я стану мужем Делии, — сказал Тай, даже не понимая, что говорит вслух. Он удивился умиротворению, которое принесли ему эти простые слова.
— Ты шаман йенги? Правда? — воскликнул Эссакамбит с таким изумлением, что Тай рассмеялся. Старый воин помолчал, потом снова пожал плечами и отложил трубку.
— Варреган. Теперь иди. Твоя невеста ждет тебя.
Тай встал, но он колебался.
— Ты пересекал океан и видел сам: йенги бесчисленны, как морской песок. Скажи об этом своему сыну. Абенаки должны постараться жить в мире с йенги, потому что ты не сможешь победить их.
— Их?
— Нас, — неохотно сказал Тай. — Ты не сможешь победить нас.
Великий сахем медленно и грустно покачал головой.
— Сын мой, сын мой. Нам остается только пытаться. Я лучше умру, чем позволю своему сердцу смягчиться.
Делия ждала.
Ее оставили в вигваме одну. Вспомнив, что рядом с домом стоял маленький вигвам, она несколько минут с интересом рассматривала жилище индейцев.
Это была удобная постройка с каркасом из легких молодых деревьев, обтянутых длинными полосами из березовой коры и шкур, сшитых вместе. В центре единственной круглой комнаты находился примитивный очаг, обложенный камнями, а в крыше над ним — маленькое отверстие для дыма. Тростниковые маты покрывали земляной пол. Там не было никакой мебели, кроме постели из ветвей, покрытых шкурами лося и медвежьим мхом.
Делию привели сюда женщины абенаки такого же возраста, как и она, потом облачили в длинное одеяние из мягкой шкуры карибу, искусно окаймленное иглами дикобраза и вышитое крашеной оленьей шерстью и английским бисером. Вокруг ее талии женщины завязали пояс из вампума с кисточками из раковин и бус, которые позвякивали, когда она двигалась. Делия чувствовала себя не пленницей абенаки, а королевой, которую одевают придворные дамы.
С выражением глубокого почтения младшая девушка лет четырнадцати надела на ее плечи накидку из цельной шкуры пантеры, и она тяжело ниспадала с плеч Делии. Ее волосы расчесывали гребнем, пока они не заблестели и не рассыпались волнами по капюшону. Маленькую шапочку из лебединых перьев, белую и пушистую как облако, водрузили ей на голову как корону.
Индейские женщины хихикали и застенчиво поглядывали на нее. Делии трудно было поверить, что всего два часа назад эти дружелюбные люди проголосовали за ее смерть на костре.
«Неудивительно, — подумала она, — что так часто казалось, будто в Тае живут два разных человека».