День триффидов - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис. Страница 29
Но, с другой стороны, если бы помощь не пришла, как бы я обвинял себя за бессмысленную трату времени и усилий, когда другие люди, более крепкие духом, трудились над спасением всего, что еще можно было спасти?
Я знал, что должен решиться раз и навсегда. Но я не мог.
Не было никакой возможности узнать, что избрала Джозелла. Она ничего мне не передавала. Но вечером в комнату просунул голову Элф. Он был краток.
– Вестминстер, – сказал он. – Ну и ну! Да разве найдешь какую-нибудь жратву в Парламенте?
На следующее утро Элф разбудил меня рано. Его сопровождал громадный детина с бегающими глазками, назойливо выставлявший напоказ мясницкий нож. Элф подошел ко мне, бросил на кровать охапку одежды. Детина закрыл дверь и привалился к косяку, следя за мной хитрым взглядом и поигрывая ножом.
– Давай лапы, приятель, – сказал Элф.
Я протянул ему руки. Он ощупал проволоку у меня на запястьях и перекусил ее кусачками.
– А теперь, друг, напяливай на себя это барахло, – сказал он, отступая.
Я оделся. Детина с ножом следил за каждым моим движением, как ястреб. Когда я застегнул последнюю пуговицу, Элф достал наручники.
– Ничего страшного, – заметил он.
Я медлил. Детина отвалился от косяка и выставил нож перед собой. Для него, очевидно, наступил самый интересный момент. Я решил, что сейчас, пожалуй, не время предпринимать отчаянные попытки, и снова протянул руки. Элф ощущал их и замкнул наручники на запястьях. Затем он вышел и принес мне завтрак.
Еще через два часа снова явился детина, по-прежнему держа нож напоказ. Он махнул им в сторону двери.
– Давай, – сказал он. Это было единственное слово, которое он произнес.
Он шел за мной по пятам, и я всей спиной ощущал острие ножа. Мы спустились вниз на несколько этажей и пересекли вестибюль. На улице ждали два нагруженных грузовика. У заднего борта одного из них стоял Коукер с двумя своими людьми. Он поманил меня. Не говоря ни слова, он продел у меня между руками цепь. На концах цепи было по ремню. Один ремень был уже обмотан вокруг запястья дородного слепого мужчины; другой он прикрепил к запястью такого же угрюмого типа, так что я оказался между ними. Они ничем не желали рисковать.
– На вашем месте я бы не стал откалывать никаких номеров, – посоветовал мне Коукер. – Будьте с ними хороши, и они будут хороши с вами.
Мы втроем неловко вскарабкались через задний борт, и оба грузовика тронулись в путь.
Мы остановились где-то неподалеку от Суисс-коттеджа и выгрузились. Человек двадцать, бесцельно бродивших вдоль водосточных канав, при шуме моторов разом, словно части единого механизма, повернулись в нашу сторону с выражением недоверия на лицах, а затем начали медленно приближаться к нам, окликая нас на ходу. Шоферы заорали нам, чтобы мы посторонились. Грузовики дали задний ход, развернулись и с грохотом умчались. Люди, двигавшиеся к нам, остановились. Кто-то из них закричал вслед грузовикам, остальные безнадежно и молча повернулись и побрели прочь. Метрах в пятидесяти женщина забилась в истерике и стала колотиться головой о стену. Я почувствовал дурноту, но преодолел себя.
– Ну, – сказал я, повернувшись к своей команде, – что вам нужно прежде всего?
– Жилье, – сказал кто-то. – Нам нужно место, где спать.
Я подумал, что это самое меньшее, что я должен для них сделать. Я не мог вот так просто улизнуть, бросив их посреди улицы. Раз уж дело зашло так далеко, я должен был найти для них какое-то помещение, что-то вроде штаба, и помочь им устроиться. Требовалось место, где можно было бы складывать добычу, питаться и держаться всем вместе. Я пересчитал их. В команде оказалось пятьдесят два человека, в том числе четырнадцать женщин. Лучше всего подошла бы гостиница. Это решило бы вопрос с кроватями и постельными принадлежностями.
Мы выбрали один из прославленных меблированных домов, викторианское здание с плоской крышей. Здесь было гораздо больше удобств, чем необходимо. Бог знает, что случилось с большинством жильцов, но в одном из холлов мы наткнулись на старика, пожилую женщину (она оказалась хозяйкой), средних лет мужчину и трех девушек. Они сбились вместе, дрожащие и перепуганные. У хозяйки достало присутствия духа протестовать против нашего вторжения. Она изрекла несколько очень громких угроз, но даже лед свирепых манер, свойственных хозяйкам меблированных домов, был до жалости тонок. Немного пошумел и старик, пытавшийся поддержать ее. Остальные сидели тихо, они только нервно прислушивались, обратив лица в нашу сторону.
Я объяснил, что мы въезжаем в дом. Если им что не нравится, они могут уйти. Если же они предпочитают остаться и делить все поровну, мы возражать не станем. Им это не понравилось. Было ясно, что где-то в доме спрятан запас провизии, который делить с нами они не желают. Только когда до них дошло, что мы намерены создать еще большие запасы, их отношение к нам смягчилось, и они приготовились извлечь из этого все выгоды для себя.
Я решил, что останусь на день-другой, пока не устрою команду. Я догадывался, что Джозелла поступит со своей группой так же. Хитроумный человек этот Коукер: трюк назывался «подержите младенца». Просят минуточку подержать младенца и удирают. Когда все наладится, я улизну и найду ее.
Дня два мы работали систематически, обчищая самые крупные магазины – большей частью однотипные лавки какой-то одной фирмы, в общем не очень богатые. Почти повсюду до нас побывали другие. Витрины были в ужасном состоянии. Стекла выбиты, на полу валяются вскрытые банки и разорванные пакеты, их содержимое вместе с осколками стекла превратилось в липкую вонючую массу. Но повреждения, как правило, были незначительны, и мы находили в лавках и на задних дворах нетронутые ящики.
Слепым было неимоверно трудно поднимать и вытаскивать эти тяжелые ящики на улицу и грузить их на ручные тележки. А ведь надо было еще доставить добычу домой и перенести в кладовые. Но практика уже начала давать им некоторые навыки.
Хуже всего было то, что мне нельзя было ни на минуту оставить их. Без моего руководства они были не в состоянии сделать почти ничего. Мы могли бы организовать хоть дюжину рабочих партий, но использовать одновременно нельзя было даже две. В доме, когда я уходил с партией фуражиров, работы тоже приостановились. Мало того, им приходилось сидеть сложа руки, пока я тратил время на поиски и исследование новых источников добычи. Двое зрячих могли бы наработать вдвое и втрое больше, нежели вся моя команда.
С того момента, когда мы принялись за дело, у меня не было ни одной свободной минуты. Днем я думал только о работе и к вечеру уставал так, что засыпал мгновенно, едва ложился. Время от времени я говорил себе: «Завтра к вечеру я уже полностью обеспечу их всем необходимым, хотя бы на некоторое время. Тогда я смоюсь и пойду искать Джозеллу».
Звучало это прекрасно, но каждый день это было новое завтра и с каждым днем мне становилось труднее. Некоторые понемногу приобретали навыки, но по-прежнему практически нечто, начиная с работы на улицах и кончая открыванием банки консервов, не могло делаться без моего участия. Мне даже казалось, что с каждым днем я становлюсь все более незаменимым.
И их вины здесь не было. В этом заключалась главная трудность. Некоторые старались изо всех сил, и я просто не мог предать их и плюнуть на их судьбу. Десять раз на день я проклинал Коукера за то, что он поставил меня перед такой проблемой, но это не помогало мне разрешить ее: я только спрашивал себя, чем все это может кончиться…
Первый намек на ответ (хотя я не подозревал тогда, что это намек) появился на четвертое или на пятое утро, как раз перед тем, как мы собрались выйти за добычей. Женский голос крикнул нам с лестницы, что на этаже двое больных, даже тяжело больных.
Обоим моим волкодавам это не понравилось.
– Послушайте, – сказал я им. – Я сыт по горло этой цепью и наручниками. Мы бы прекрасно обошлись без них.