Паутина - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис. Страница 11

Вечером Татаке созвал совет старейшин. Но почти никто из старейшин дельного совета дать не мог. Более старые и умудренные опытом испытывали смутное беспокойство, но были еще слишком поражены известием, чтобы осознать реальность грядущего. Оттого спор разгорелся в основном между вождем и Нокики, главным лекарем, причем позиция обоих основывалась на слишком поспешно возведенных фундаментах, которые они по мере развития спора укрепляли.

Но сами позиции были ясны с самого начала: — Такое вмешательство в наши дела недопустимо, — заявил Нокики. — Мы должны призвать наших молодых мужчин к оружию.

— Они не будут драться, — коротко ответил Татаке.

— Молодые мужчины — воины и потомки воинов. Они не боятся смерти, — с вызовом сказал Нокики. — Они захотят драться, чтобы одержать великую победу, как и их отцы. — Тут Нокики в подтверждение своих слов изложил краткую (хотя и несколько тенденциозную) историю о славной битве 1916 года.

Татаке объяснил, что никто и не сомневается в доблести юношей, а все дело в выборе наиболее благоразумного пути. Могут ли устоять наидоблестнейшие воины против винтовок и пулеметов? Их всех перестреляют, род танакуатуан ослабнет, ибо разве есть будущее у народа, лишившегося молодежи? А у слабых нет прав. Чем сильнее и многочисленнее будут танакуатуане, тем лучше им придется на чужбине и тем весомее смогут они настаивать на скорейшем возвращении на родину, когда этот таинственный катаклизм прекратится.

Нокики источал презрение. Он не верил ни в какой катаклизм. Это явная уловка, чтобы выманить их с острова. Губернатор просто хочет захватить их остров себе. И им предлагают передать свою землю, свои дома, кости своих предков, завоевавших эту землю для них, — все, в виде подарка губернатору!

Лучше уж всем до единого полечь в землю Танакуатуа, чем влачить жалкое существование трусов на чужбине.

Татаке стал говорить о возмещении убытков…

Нокики презрительно плюнул.

Татаке заявил, что берет на себя ответственность за жизнь соплеменников. Он позаботится, чтобы их не бросали понапрасну в бесполезную битву и не приносили в жертву, безрассудно отвергая существование смертельной пыли.

Нокики снова плюнул. Эта смертельная пыль — выдумка. Сказка, придуманная, чтобы выкурить их из родного гнезда. Ни в одной легенде ничего не говорится о ней. Вождь Татаке может смиренно заботиться о жизни своих подданных, но для него, Нокики, гораздо ценнее их честь, завещанная им отцами их отцов, и отцами тех отцов, которые жили прежде них.

— Татаке, — продолжал он, — говорил о жизни, но что это за жизнь, которую придется влачить им, презираемым духами предков? И в сознании того, что, когда им придет время умереть, Накаа преградит им путь в Страну Теней и сбросит их недостойные души в Яму, где им будут суждены вечные корчи. Лучше, намного лучше будет умереть теперь и, не утратив чести, присоединиться к предкам в стране, что лежит на западе, за морем.

Остальные старейшины почти не подавали голосов, выступая в роли молчаливого хора, поворачивая головы то к одной, то к другой спорящей стороне, вдумчиво кивая в знак согласия то с тем, то с другим оратором.

Темнело. Кроваво-красное солнце село в море. Уже луна послала впереди себя угольно-черные тени. Но великий спор все продолжался…

Гражданская война на Танакуатуа не разразилась только потому, что Нокики осознал пагубность потери воинов.

Месяц прошел в состоянии ненадежного перемирия. Три четверти островитян шли за своим вождем, остальные — сплотились вокруг Нокики.

Равновесие в значительной мере удерживалось тем, что на стороне Нокики были практически все молодые мужчины — самая напористая часть островитян.

Так и шли дела до самого возвращения губернатора, который на сей раз прибыл на гораздо большем, чем обычно судне, чтобы возглавить исход. Он с удовлетворением отметил, что танакуатуане подготовились к отъезду. Два десантных судна подошли к берегу вблизи того места, где Татаке и его соплеменники со всеми пожитками и каноэ, по самый верх заваленными сетями, с последним урожаем собранных плодов, с привязанными за заднюю ногу визжащими свиньями стояли, сумрачно ожидая посадки.

Губернатор сошел на берег и любезно приветствовал вождя. Он был приятно удивлен послушанию обитателей этого отдаленного острова, за которым давно ходила слава «непокорных». Губернатор не знал, да и никогда не узнает, что, не будь тех попыток командира английского гарнизона военного времени установить взаимопонимание с этими людьми и не дай он им кое-какие знания о внешнем мире, ему почти наверняка пришлось бы столкнуться со всеобщим неповиновением. Но теперь он с удовлетворением кивнул: — Хорошая работа, вождь Татаке. Прекрасно организовано. Почему бы нам сразу не начать погрузку?

Островитяне стояли неподвижно, глядя на десантные боты. Долго-долго никто не находил в себе силы перебороть нерешительность. Татаке негромко сказал им что-то на местном диалекте, и люди неохотно стали подбирать свои пожитки и переносить их на боты.

Татаке молча, почти не двигаясь, наблюдал за тем, как ботики снуют между берегом и судном. Когда все было почти закончено, к нему подошел губернатор.

— Все движется очень гладко. А вы, вождь, сделали перекличку?

Убедились, что все здесь?

— Нокики не здесь, — сказал ему Татаке.

— Где же он? Пошлите кого-нибудь за ним.

— Нокики не идет. Он так поклялся, — сказал Татаке и потом, перейдя на свой родной язык, добавил: — С ним восемьдесят моих людей. Они останутся на Танакуатуа. Они так поклялись.

— Восемьдесят! — воскликнул губернатор. — Почему же вы раньше мне об этом не сказали? Они должны покинуть остров. Все до единого. Я думал, вы это поняли.

Татаке молча пожал своими могучими плечами: — Нокики драться. Мужчины драться, — сказал он. И было похоже, что он начинает жалеть, что не присоединился к этим мужчинам.

— Совершеннейшая чепуха. — Губернатор нетерпеливо цокнул языком. — Почему вы не сказали об этом с самого начала. Эти люди что, не подчиняются вашему приказу? — Татаке глядел, не понимая. Губернатор все более выказывал нетерпение: — Приказ ясен. Не хотят по своей воле, придется вести силой.