Выход из мрака - Бартон Беверли. Страница 11

Джонни Мак глянул мимо нее в коридор, ведущий к кухне:

— Хорошо. Где и когда? Чем раньше, тем лучше. В голове у Лейн теснилась тысяча разных мыслей. Даже не подумав, она выпалила:

— Завтра. Встретимся там, где скажешь.

— Я остановился в «Перекрестке», — сказал Джонни Мак. — В какое время?

В «Перекрестке» останавливались только те, кому лучшая гостиница была не по карману. Этот мотель был немногим лучше крысиной норы. Лейн решила, что Джонни Мак не особенно разбогател за последние годы.

— В десять.

Он кивнул, но взгляд его оставался прикованным к ее лицу. Лейн чувствовала, что он хочет сказать еще что-то, коснуться ее. Пожать ей руку. Стиснуть плечи. Или еще как-то. Установить личный контакт. Она не могла этого допустить. Не смела.

Лейн неуверенно шагнула назад, подальше от него. Джонни Мак был самым опасным молодым человеком, какого она знала, и теперь стал гораздо опаснее. В нем появилась какая-то уверенность, какой пятнадцать лет не было. Что придавало ему ауру самоуверенности, пришедшую на смену маске дерзкой бравады, которую он носил в юности?

— Завтра в десять в «Перекрестке», — сказал он. — И не бойся меня, Лейн. Уж кому-кому, а тебе я не причиню никакого зла.

Прежде чем она успела ответить, Джонни Мак повернулся. Она бросилась за ним, когда он уже открыл дверь и вышел на крыльцо. Задержалась, не решаясь подходить слишком близко. И, встав в дверном проеме, окликнула его:

— Джонни Мак?

Тело его напряглось. Но когда он оглянулся, его соблазнительная улыбка была на месте.

— Да?

— Я не посылала этого письма. — Она с трудом сглотнула. — Я понятия не имела, где… — И внезапно умолкла, услышав за спиной шаги. Отступила назад и захлопнула дверь перед лицом Джонни Мака.

Еще не оборачиваясь, она поняла, что Уилл вышел из кухни. Он встал перед ней, взгляд его был вопрошающим.

— Ушел он?

— Да, ушел, — ответила Лейн.

— Это Джонни Мак Кэхилл, так ведь?

— Да. — «Помоги нам всем, Господи, да, Джонни Мак Кэхилл. Твой отец. И мой погубитель».

— Хорошо, что ты его выставила. Я больше не хочу видеть этого человека!

Уилл пронесся мимо нее, длинные ноги быстро возносили его по винтовой лестнице на второй этаж. Лейн поспешила за ним, но остановилась на середине лестницы.

— Уилл!

Стук хлопнувшей двери раскатился у нее в ушах. Она села на ступеньку, ее охватило чувство безнадежности. Сколько еще может вынести ее сын? Не предел ли это? Она должна беречь его от всех и всего, способного причинить ему вред. В том числе и от Джонни Мака.

— Джонни Мак ушел? — Лилли Мэй стояла у подножия лестницы.

Лейн посмотрела на тощую старушку, единственную ее наперсницу в течение пятнадцати лет:

— Ты отправила это письмо Джонни Маку? Вытянувшись, как гордый собой солдат, Лилли Мэй ответила:

— Да, я. Уилл, даже если пока не понимает этого, нуждается в отце — в родном отце. И вы, признаете это или нет, тоже нуждаетесь в Джонни Маке. Вам нужна поддержка сильного мужчины, если хотите сражаться и выиграть эту битву. А Джонни Маку уже давно пора оплатить долг.

Эдит Уэйр распахнула дверь в комнату Мэри Марты. Джеки Камминге подскочила из кресла перед телевизором и приветствовала хозяйку дома сердечной улыбкой:

— Входите, мисс Эдит.

Джеки чуть ли не раскланивалась перед ней. Эдит любила подобострастие в обслуге. Собственно говоря, ценила его во всех взаимоотношениях, даже в браке. Подчинить своей воле она не смогла только двух людей. Первого мужа Джона Грэхема. И его незаконного отпрыска Джонни Мака Кэхилла.

Эдит жестом велела Бадди Лоулеру следовать за ней, когда зашла в обитель дочери, комнату, почти не изменившуюся с тех пор, когда Мэри Марте было двенадцать лет. Пастельные тона, кружева, девчоночьи безделушки, Французская мебель в провинциальном стиле и ниша в стене, заполненная куклами.

— Как мисс Мэри Марта? — спросила Эдит.

— Слегка поужинала, — ответила Джеки. — И вот уже час спокойно сидит в кресле-качалке.

Эдит повернулась к своему ребенку. Тридцатитрехлетнему. Единственному после смерти Кента. Мэри Марта обладала невинной, обманчивой красотой. Безупречно белая кожа. Рыжевато-белокурые волосы до талии. И светло-карие глаза, словно бы неспособные видеть реальный мир.

— Что у нее в руках?

— Кукла, — ответила Джеки. — Мисс Мэри Марта весь день носила ее на руках. А вечером укачивала ее и пела ей. Думаю, это ничего. Не вижу ничего плохого, что она играет с куклой.

— Да, конечно. — Эдит закусила губу. Ничего плохого в том, что ее психически неуравновешенная дочь в тридцать три года играет с куклой, будто шестилетняя. Но, взглянув на персональную медсестру, Эдит сказала: — Можете устроить перерыв, мисс Каммингс. Бадди и я немного посидим с Мэри Мартой.

— Хорошо, мэм. Спасибо. Я не прочь покурить.

— Только не в доме, — сказала Эдит. — После смерти мистера Грэхема здесь не курят. Когда он скончался, я в тот же день сожгла все его коробки сигар.

— Пойду на заднее крыльцо.

Джеки кивнула начальнику полиции в знак приветствия и вышла.

Эдит медленно подошла к дочери и остановилась позади кресла-качалки.

— Она такая со дня похорон Кента. Я надеялась, к этому времени ее состояние улучшится.

Мэри Марта раскачивалась в деревянном кресле-качалке. Держа куклу величиной с младенца на руках, она напевала над ней вполголоса, словно мать над ребенком.

Эдит погладила дочь по голове.

— Боюсь показывать ее психиатру. Бог весть что она может сказать.

— Тогда будем заботиться о ней, пока она не станет прежней. — Бадди опустился на колени перед Мэри Мартой и мягко, ласково заговорил: — Как себя чувствуешь, милая? Говорят, ты слегка поужинала. Это хорошо. Тебе нужно есть побольше. Набираться сил. Как только поправишься, поедем вместе к Мексиканскому заливу, будем собирать на пляже раковины, как в прошлый раз, когда мы были там.

Мэри Марта, не обращая на него внимания, продолжала напевать и укачивать куклу. Она явно не замечала ничего вокруг. Бадди протянул руку и погладил щеку куклы. Мэри Марта прижала куклу к груди, словно подумала, что Бадди хочет ее отнять.

— Не забирай моего ребенка! Не забирай моего ребенка!

Трогательный крик Мэри Марты кольнул сердце матери. Эта трагедия была ее виной. Все было ее виной. Но поздно было пытаться помочь Мэри Марте. И поздно каяться. Самое большее, что она могла делать теперь, — оберегать свою дочку.

— Нет-нет, милая, — сказал Бадди. — Все хорошо. Я не хочу забирать ребенка у тебя.

Он встал и отвернулся, но Эдит успела разглядеть слезы на его глазах. Если кто на свете и любил Мэри Марту, то это Бадди. Он был влюблен в нее с детства, привязанность его к ней была трогательной. Для Мэри Марты Бадди был готов на все. В этом смысле она завидовала дочери.

Эдит стиснула верх спинки кресла-качалки с такой яростью, что костяшки пальцев побелели. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, кивнула на кушетку возле камина и сказала:

— Присядь, Бадди. Побудем здесь еще несколько минут. Одно наше присутствие слегка успокоит ее, тебе не кажется?

Бадди кивнул и сел на кушетку. Взгляд его был печально обращен на Мэри Марту.

— Думаете, можно говорить при ней? То есть она не поймет, о чем речь?

— А что ты хотел мне сказать? — спросила Эдит.

— Видите ли, у нас не было возможности обсудить создавшееся положение из-за похорон Кента и состояния Мэри Марты.

— И какое положение создалось?

Эдит подошла к туалетному столику, взяла серебряную щетку для волос, вернулась и снова встала за спиной кресла дочери.

— Прежде всего Лейн — главная подозреваемая в убийстве Кента. Как вам хочется, чтобы мы повели это дело? Арестовывать ее или нет?

— Ах ты вот о чем. — Эдит провела щеткой по волосам Мэри Марты и пожалела, что не находила для этого времени, когда дочь была ребенком. — Лейн обманывала Кента. Отравляла ему жизнь, и ради чего? Ради ребенка, которого, как она знала, зачал Джонни Мак Кэхилл. Даже если она и не наносила ударов, приведших к гибели, ее роль в этом обмане помогала убить Кента задолго до того, как он скончался.