Жил-был щелкунчик - Уинтерз Ребекка. Страница 11

Вопрос повис в воздухе, но у Кона впервые не нашлось готового ответа. Пока Мег ждала, он присел на кушетку и привычным жестом провел руками по волосам. Мег вновь обратила внимание на его сильное, гибкое тело, знакомое до мелочей…

Она покачала головой, злясь на себя за такие мысли по отношению к врагу.

Погрузившись в раздумья, Мег и не заметила, как Кон вынул портативный магнитофон из кармана пиджака. Он положил его на кофейный столик с мраморной столешницей — один из нескольких предметов меблировки, унаследованных ею от родителей, и едва ли не самый ценный. Зарплаты школьного учителя отцу хватало только на самое необходимое. Если бы не стипендия, Мег никогда бы не удалось съездить за границу.

Внезапно гостиную наполнили звуки горьких рыданий. Мег удивленно моргнула, узнав собственный детский голос. Ее взгляд метнулся к Кону, склонившемуся над магнитофоном.

Стены тюремной камеры снова сомкнулись вокруг Мег. Она вспомнила, как в отчаянии стучала кулаками по бетонному полу. Боль, пережитая в те ужасные минуты, нахлынула вновь, ошеломляя своей силой, и Мег не смогла сдержать слезы, струящиеся по лицу.

«Ох, папа. Ты умер… мой папа умер… Я должна вернуться домой к тебе! Они должны меня освободить! Выпустите меня отсюда, сволочи… Папочка…!»

Вновь пережитое горе было невыносимым. Не задумываясь, Мег бросилась к Кону, но он уже нажал на «стоп».

— Зачем ты сохранил эту запись? — Мег схватила его за руку, тряхнула, заставила поднять взгляд. — Что ты со мной делаешь? Как ты можешь быть таким жестоким? — Она набросилась на него, не замечая собственных слез, намочивших его рубашку.

Внезапно Кон схватил ее и обнял. Сжав в ладонях ее лицо, он бережно вытер влагу с ее ресниц.

— Когда я приказал охраннику прокрутить для меня эту запись и услышал твой безутешный плач, ко мне вернулось одно, почти забытое воспоминание.

— Какое воспоминание?

— О моем детстве в Сибири, о школе. О санках, которые сделал для меня отец в подарок на день рождения. У него были золотые руки. Я очень его любил и так гордился подарком, что потащил эти санки с собой в школу похвастаться перед друзьями. Мне было тогда восемь лет. Я не вспоминал этот случай, — Кон убрал с лица Мег прядь пепельных волос, укачивая ее в своих объятиях, — пока не встретил тебя. Тогда твоя боль так сильно меня тронула, что я почувствовал ее как свою. От меня зависело, сколько времени ты проведешь в тюрьме. Ты нарушила закон и заслуживала наказания. Я верил в это. — Он глубоко вздохнул. — Но когда я услышал, как ты зовешь папу, что-то во мне сломалось. Я понял, что должен тебя отпустить. — Он прекратил ее укачивать и взглянул прямо в глаза. — Ни один ребенок, какого возраста бы он ни был, не должен испытывать таких страданий.

Мег знала, что сейчас он говорит правду. Кон хотел утешить ее в ту ужасную ночь. Единственное, что он смог сделать — это подарить книгу, тайком подсунув ее в чемодан. Во время второй своей поездки Мег спросила Кона об этом, но он ответил уклончиво: «Просто подарок». Теперь она поняла.

— Ты не сказал мне это раньше, когда я спрашивала. Но ты так поступил потому, что понял, как мне было плохо. Как одиноко.

— Да. Я хотел, чтобы у тебя осталось что-то ценное, хотя бы одно хорошее воспоминание о моей стране. И обо мне…

Мег опустила голову.

— Когда таможенник в Нью-Йорке раскрыл мой чемодан, я увидела там книгу. Я глазам своим не поверила. Знала ведь, что это ты положил, но не понимала, почему, и понятия не имела, откуда ты мог узнать, что я именно о ней мечтала.

— В твоей гостинице весь персонал работал на КГБ, Мегги. Именно поэтому туда селили американских учителей и студентов. Так вашему гиду было проще следить за вами и докладывать мне. Он записывал все, что привлекало ваше внимание в магазинах, особенно книги. Частью нашей работы было находить людей, симпатизирующих Советскому строю, и вербовать их.

Мег бросило в дрожь при мысли, что с момента ее прибытия в Москву и до самого последнего мгновения, когда Кон усадил ее в самолет, за ней и ее друзьями велась постоянная слежка.

— Наверное, его разочаровало, что вместо всякой пропаганды мне так понравился «Щелкунчик». Я жутко хотела его купить, но у меня не было лишних денег.

— Он удивился. Обычно американские студенты сметают с прилавков все подряд. Родительских денег им хватает на любые глупости. Но ты другая.

Мег глубоко вздохнула и вытерла набежавшие слезы.

— И насколько же другая?

— Ты была хорошенькой девчонкой, независимой и избалованной, как остальные, но невероятно храброй. У тебя была внутренняя свобода. Тебя, такую юную, невозможно было запугать. Меня, признаюсь, это заинтриговало.

Она подняла голову и их взгляды встретились. Мег была потрясена его признанием, но еще больше смущена и взволнована. Все-таки он долгие годы работал в КГБ.

Что-то из сказанного им сегодня, наверняка, было правдой. Но какова доля лжи? И что она делает в его объятиях, прильнув к нему всем телом, когда их губы разделяют считанные сантиметры?

В смятении она оттолкнулась ладонями от его груди и попыталась встать. Ей нужно держаться от него на расстоянии — чтобы сопротивляться сексуальному влечению, которое он пробуждает в ней.

— Вижу, в твоем КГБ тебя отлично вымуштровали, — холодно сказала Мег. — В театре ты нас подловил очень даже профессионально. Само собой получилось, да, Кон? Но есть кое-что, чего ты не знаешь. Если ты попытаешься отобрать у меня Анну, я подам на тебя в суд. У нее нет никого кроме меня и никого не было с самого рождения. Жестоко нас разлучать. И я тебе не позволю!

— Я же говорил, что не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы мы жили вместе, втроем. — Довольная улыбка появилась на его губах. — В любом случае, слишком поздно ставить условия, Мегги. Мы с дочкой уже связаны, и я обещал ей, что буду здесь утром, когда она проснется. После нескольких месяцев, проведенных вместе, ты должна знать, что я не нарушаю обещаний.

— Одно нарушил, — ледяным тоном напомнила Мег. Когда Кон поднял взгляд, она продолжила, — Ты обещал, что я не забеременею. У меня хватило дурости тебе поверить.

Кон нахмурился.

— Мы оба знаем, что я пользовался презервативами. Каждый раз. Но видимо, наша девочка так сильно хотела появиться на свет, что ей это не помешало.

— Нет, Кон. Это ты постарался, чтобы все выглядело случайностью.

— Давай разберемся. Когда ты приехала в Россию во второй раз, я вовсе не собирался тебя соблазнять. А если бы действительно хотел этого, то затащил бы тебя в постель в первый же день.

Незачем было напоминать, что именно Мег сделала первый шаг к сближению. Ее бросило в краску от унижения и стыда.

— Между прочим, — продолжил Кон, — дел у меня было очень много, а ты была одной из самых незначительных моих обязанностей. Я должен был перепоручить твою охрану кому-нибудь из подчиненных. Вообще-то, это настолько рутинная работа, что у меня даже спрашивали, зачем я утруждаю себя сопровождением какой-то американской учительницы. Я не стану отрицать, что некоторые из наших агентов спят со своими «объектами» ради получения информации. Я взялся сопровождать тебя еще и для того, чтобы уберечь от такой ситуации.

— Почему?

Кон откинулся на спинку дивана.

— Потому что, уезжая из России в первый раз, ты казалась воплощением невинности. И честности. Шесть лет спустя, увидев твое имя в списке иностранных преподавателей, я захотел узнать, насколько ты изменилась. — Он умолк на краткое мгновение. — И единственной переменой оказалось то, что из подростка ты превратилась в прекрасную женщину. Тем сильнее мне захотелось удостовериться, что ни один мужчина не воспользуется тобой в моей стране.

— Я тебе не верю, Кон.

Он склонил голову набок и окинул Мег выразительным взглядом.

— Разве я тебя к чему-то принуждал, Мегги? И вспомни, ведь это ты меня бросила.

Надо же, теперь она еще и виноватой оказалась.

До встречи с Коном Мег не знала любви. У нее не было друзей-мальчишек в школьные годы, не было сексуального опыта, который мог бы подготовить ее к вспышке ярких и бурных чувств к человеку, ставшему впоследствии отцом Анны.