Шпион по призванию - Уитли Деннис. Страница 69

– Почему вы так говорите, месье? – спросил Роджер. – Мне казалось, что всегда хорошо иметь свой кусочек земли.

– Опыт свидетельствует об обратном, когда речь идет о маленьких участках. Подсчитано, что примерно две пятых королевства состоит из таких участков, принадлежащих крестьянам, и именно эти люди, а не наемные работники, находятся в наиболее тяжелом положении. Если не считать севера, вся Франция нашпигована маленькими земельными участками, которые крестьяне приобрели у дворян либо за наличные деньги, либо по системе metayage 76.

– А что это такое, месье?

– Metayer [Испольщик (фр.).

] – тот, кто приобретает право обрабатывать участок земли за часть собранных с нее продуктов. Система очень плоха, так как испольщик, естественно, подвергается искушению скрыть истинный размер урожая, а помещик всегда уверен – справедливо или нет, – что его обманывают.

– Все равно, – заметил Роджер, – если крестьяне смогли выкупить почти половину земли во Франции, их положение не выглядит таким уж жалким.

Месье Лотрад кивнул:

– Оно было бы не хуже, чем у крестьянства других стран, если бы им позволяли работать и распоряжаться урожаем так, как они считают нужным. Но corvee 77 и droits de seigneur 78 лишают их надежд на процветание. Согласно corvee, их могут в любое время – даже в такие важные сезоны, как сев или жатва, – забрать с земли для работы на дорогах, мостах и других государственных сооружениях. A droits de seigneur зачастую очень деспотичны.

– Значит, их много? Я думал, что droit de seigneur – это право аристократа послать за любой девушкой, живущей в одной из принадлежащих ему деревень, в ее первую брачную ночь и заставить ее спать с ним, хочет она того или нет.

– Это одно из прав, – с улыбкой согласился управляющий. – Им, несомненно, пользовались в средние века. Но вы можете себе представить утонченного аристократа, вроде монсеньера, затаскивающим к себе в постель неграмотных деревенских девок?

– Я знаю парочку таких девок, которых не против затащить в свою постель, – усмехнулся Шену.

– Ты именно так и поступаешь, смазливый плут, – рассмеялся Лотрад. – Говорят, что ни одна из них не в силах от тебя уберечься и что они охотно становятся жертвами твоих великолепных черных усов.

– Что ж, свою долю забав я имею, – признал старший егерь. – Но вы правы насчет монсеньера и ему подобных. У них кишка тонка для терпких, пахнущих чесноком блюд, поэтому они давно отказались от таких привилегий.

– Я имею в виду многие другие права, – продолжал Лотрад. – В каждом поместье они отличаются друг от друга, но есть и общие для всех. Например, droit de colombier 79, по которому сеньор может держать сколько угодно голубей, находящих пищу не только на его собственных, но и на крестьянских полях; droit de chasse 80, которое создает все условия, чтобы охота развлекала сеньора. Я уж не говорю об общепринятых правилах, обязывающих крестьянина посылать зерно на мельницы сеньора, виноград – на давильный пресс сеньора, а муку – в духовку сеньора. Правда, за каждую из подобных операций полагается плата, но в скверно управляемых поместьях она часто задерживается, а то о ней и вовсе забывают. Вдобавок существуют и peages – дорожные пошлины, которые крестьянин должен уплачивать, когда отвозит груз более чем на милю от своего дома. Пользуясь каждой дорогой и пересекая каждую реку, он обязан платить либо короне, либо церкви, либо помещику. К тому же, как вам, конечно, известно, нужно платить, переходя разделяющие провинции таможенные барьеры. Эти бесконечные поборы грабят крестьян дочиста.

– Перечень поборов выглядит весьма обременительным, – согласился Роджер. – Но разве дворянство не в силах облегчить местные налоги?

Лотрад пожал плечами:

– Богачи, живущие в Версале, не заботятся о крестьянских нуждах. А остальные – составляющие большинство – сами слишком бедны, чтобы позволить себе подобные жертвы. Такие семьи веками отправляли своих мужчин на войну и, чтобы экипировать их для каждой кампании, вынуждены были продавать участки земли обеспеченным крестьянам. Теперь тысячи из них не имеют ничего, кроме замка и нескольких акров пастбища вокруг. Это и заставляет их цепляться за сохранение своих привилегий. Я знаю благородные семейства, которые ведут жалкое существование на двадцать пять луидоров в год, и если они расстанутся со своими правами, то лицом к лицу столкнутся с голодом.

– По-моему, крестьян больнее всего бьют ограничения на продажу урожая, – вставил Шену. – В плохие сезоны им едва удается заложить в амбары количество зерна, достаточное, чтобы прокормить себя, поэтому было бы справедливо позволить им в хороший сезон откладывать немного на черный день. Но закон запрещает им продавать излишки за высокую цену, и они вынуждены сдавать их за гроши на государственные склады. Простите, я должен взглянуть на кобылу, которая, похоже, ожеребится к вечеру.

Роджер поднялся вместе с ним.

– Эти меры просто чудовищны, – с возмущением сказал он, – и теперь меня не удивляет, что столько людей проклинают правительство. Сомневаюсь, чтобы народ в другой стране вытерпел подобное обращение.

– Не преувеличивайте, – промолвил Лотрад, провожая их к двери. – Крепостное право практически упразднено во Франции, и в целом страна куда богаче, чем полвека тому назад. У крестьян тяжелая жизнь, но их положение все же лучше, чем положение их собратьев в других странах Европы, возможно кроме Англии и Соединенных провинций. Если хотите увидеть подлинную бедность, вам следует отправиться в Испанию, куда я ездил несколько лет назад за деревьями для оранжереи монсеньера.

Продолжая думать об услышанном, Роджер поехал назад в замок, где узнал о прибытии письма от его матери. Она сообщала, что после двух лет, проведенных в Портсмуте, отец Роджера был утвержден на посту контр-адмирала эскадры Ла-Манша, поэтому, покуда не разразится война, его корабли будут большую часть года проводить в гавани, так что, к ее радости, он по-прежнему станет часто бывать дома.

Роджер воспринял новости достаточно равнодушно. Иногда ему все еще хотелось вернуться в Англию, но время, когда он был готов пожертвовать всем на свете ради того, чтобы оказаться дома и начать карьеру заново, уже миновало. Теперь у него имелись не только хорошая пища и удобное жилье, но также слуги, лошади и превосходная библиотека. У Роджера была интересная работа, не связывающая его строгим графиком. Жалованье в сорок луидоров ежегодно равнялось тому, на которое, по словам Старого Тоби в последний вечер в Шерборне, он мог рассчитывать, став, после получения степени бакалавра гуманитарных наук, наставником сына какого-нибудь аристократа. Заработок не сулил ему богатства, но все же был неплохим, так как Роджер мог не тратить ни единого су, оставаясь в Бешреле. Он был сам себе хозяином, наслаждался droit de chasse и вел жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни petit noblesse 81, но без его забот и ответственности.

С приближением Рождества Роджер понемногу стал уставать от многочасового изучения древних пергаментов и, хотя Шену был лучшим из компаньонов для охоты и фехтования, чувствовать одиночество длинными темными вечерами, поэтому решил устроить себе каникулы и провести Рождество с семьей Леже.

Роджер мог отправиться в Рен верхом, но ему хотелось привезти друзьям побольше рождественской провизии, поэтому Шену предоставил в его распоряжение карету, которая, когда он выехал утром в Сочельник, везла оленину, зайцев и куропаток, чей вес превышал его собственный.

Супруги Леже, Брошар, Манон и Жюльен Катрво были очень рады его видеть, и Роджер, к своему удовольствию, узнал, что двое последних решили узаконить свои отношения. Свадьба должна была состояться весной, но Жюльен, как жених Манон, уже сейчас считался членом семьи.