Шпион по призванию - Уитли Деннис. Страница 91

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – спокойно ответил другой. – Мы все узнаем должным образом. У нас здесь имеется очень надежный агент. Он вроде бы избегает контактировать с посольством, но при возникновении какого-либо кризиса, несомненно, возвратится домой и лично доложит обо всем Максвеллу.

Роджер видел, что оба внимательно смотрят на маркиза, и знал, что первый из говоривших был британский посол герцог Дорсетский. В голове у него мелькнуло, что второй, возможно, мистер Дэниел Хейлс и что слова «очень надежный агент» могут относиться к нему.

Тот факт, что представители короля знают о нем и рассчитывают на него, явился для Роджера подобием шока, но еще сильнее его потрясло заявление, что в случае кризиса от него ожидают возвращения в Англию и личного доклада.

Когда оркестр наконец прекратил играть, королевская чета вернулась на троны и блистательная толпа вновь образовала возле них большой полукруг. По указанию месье де Рошамбо появились лакеи, несшие серебряные подносы с бокалами шампанского. Мажордом лично подал на золотом подносе два изящных венецианских бокала месье де Рошамбо. Опустившись на одно колено, маркиз предложил их королю и королеве.

Взяв бокал, король поднялся и обратился к присутствующим:

– Кузены, господа и дамы, этой ночью наше королевское удовольствие… э-э… поблагодарить месье де Рошамбо за оказанный нам прием. Мы также с нашим… э-э… удовольствием даем наше королевское согласие на брачный контракт, который соединит два знатных и древних семейства, отличившихся… э-э… на службе короне. Мы имеем в виду предстоящий брак мадемуазель де Рошамбо. С нашим королевским удовольствием мы подпишем в качестве свидетеля брачный контракт в установленный день… э-э… в нашем дворце в Версале. Желая счастья паре, мы с радостью сообщаем, что месье маркиз избрал в качестве зятя другого знатного землевладельца из нашей провинции Бретань.

Сердце Роджера подпрыгнуло от радости за Атенаис. Последние слова короля могли означать лишь то, что маркиз решил отдать дочь месье де ла Тур д'Овернь.

Сделав паузу, король кашлянул и продолжил:

– Мадемуазель де Рошамбо поистине повезло, так как ее будущий муж – один из богатейших людей нашего королевства. Но месье графа де Келюса также нужно поздравить…

Глава 20

ПОМОЛВКА

Задыхаясь от ужаса и негодования, Роджер выслушал страшный приговор, вынесенный Атенаис. Словно в ночном кошмаре он смотрел на тяжелое сумрачное лицо короля, желающего здоровья и счастья де Келюсу и будущей графине, и на массивного желтолицего квартерона, шагнувшего вперед из группы дворян возле помоста.

Де Келюс низко поклонился, сначала монархам, затем Атенаис. Роджер не мог видеть ее лица, но понимал, что чувствует девушка, и боялся, что она от потрясения упадет в обморок. Но с присущей ее касте самодисциплиной Атенаис прошла через предписанные формальности, даже не вздрогнув. Присев почти до земли в грациозном реверансе, она медленно встала во весь рост и протянула правую руку. Король взял ее и вложил в левую руку месье де Келюса. После этого король, подняв бокал, провозгласил тост за жениха и невесту. Минутой позже помещение наполнилось голосами гостей, произносивших тосты и поздравления.

Король подал руку королеве. Вместе с ней и державшимся на шаг позади месье де Рошамбо он направился вверх по лестнице к ожидавшему гостей ужину. Атенаис и месье де Келюс сразу же двинулись за ними; следом стала подниматься блистающая целомудренной красотой принцесса де Ламбаль, придворная дама королевы, сопровождаемая графом Люсьеном де Рошамбо, а за ними принцы, послы и дворяне в строгом соответствии с рангом.

Понадобилось двадцать минут, чтобы зал опустел, и большую часть этого времени мозг Роджера отказывался функционировать. При мысли об Атенаис в роли жены де Келюса его почти физически тошнило, хотя он знал, что большинство свидетелей помолвки придерживаются абсолютно иной точки зрения. Они вовсе не думали о человеческой, личной стороне дела, считая союз в высшей степени удачным.

Их позиция в подобных вопросах напомнила о себе Роджеру, когда он увидел аббата де Перигора, поднимавшегося к ужину с молодой и красивой графиней де Флао, которую все рассматривали как его жену во всех отношениях, за исключением имени. По праву рождения аббат должен был являться графом де Талейран-Перигором, но из-за несчастного случая в детстве отец лишил его возможности унаследовать титул и поместья и силой заставил стать священником. Тем не менее аббат не питал злобы к своему отцу, считая, что интересы семьи всегда должны стоять на первом месте.

Впоследствии Роджер не мог вспомнить, как провел оставшиеся часы бала. Некоторое время он повсюду искал месье де ла Тур д'Овернь, но не смог его найти и решил, что виконт, преисполненный печали, отправился домой. В положенное время их величества в окружении личных придворных, гвардии и трубачей проследовали к длинной веренице карет, которая должна была доставить их во дворец Тюильри. Вскоре после этого Атенаис с застывшей, напряженной улыбкой на лице, бледном как мел под слоем румян, попросила извинения и удалилась, но танцы и смех, казалось, будут продолжаться вечно. Наконец толпа начала редеть, но не могла разойтись быстро из-за затора на узкой улице. Роджер понимал, что пройдет по меньшей мере час, прежде чем удалятся все гости, и, чувствуя, что больше не в силах это выносить, поднялся к себе в комнату.

Когда он добрался до нее, летний рассвет уже начался, поэтому Роджер сразу же увидел маленькую фигурку, распростертую ничком на его кровати. Он сразу догадался, что, когда горничные Атенаис оставили ее перед сном, она пробралась в игровую комнату, а оттуда, через крышу, в его спальню. Опустившись на колени у кровати, Роджер заключил ее в объятия.

Атенаис была настолько убита горем, что первое время могла только рыдать на его груди и бормотать:

– О, Роже, что мне делать? Я не смогу этого перенести!

Постепенно приступы рыданий прекратились, и девушка с горечью промолвила:

– Почему, имея перед собой представителей половины знатных семей Франции, мой отец остановил выбор на этом отвратительном существе? Я бы постаралась сделать счастливым де ла Тур д'Овернь, могла смириться с де Порсеном или играть роль матери при юном де ла Рош-Эймоне. Но одна мысль об этом животном приводит меня в ужас. О, Роже, что же мне делать?

– А ты не можешь обратиться к королеве? – предложил Роджер. – Говорят, что она добрая женщина, а ты утверждаешь, что она тебя любит. Королеве удалось бы убедить твоего отца.

Атенаис покачала головой:

– Это бесполезно. Королева добра, но очень строга во всем, что касается долга. Весь мир знает, как она страдала, когда впервые прибыла ко двору красивой юной новобрачной. Король никогда не славился умением обращаться с женщинами, и прошло семь лет, прежде чем он смог себя заставить спать с ней 123. Все знали о ее унижении, но она терпела его с гордым спокойствием и ожидает, что другие будут вести себя так же, сталкиваясь с неприятностями. Королева не станет вмешиваться в семейные дела.

Роджер колебался меньше минуты.

– Тогда остается только одно, – заявил он. – Мы должны бежать вместе.

Атенаис уставилась на него:

– Бежать? Как? Куда мы можем бежать, Роже?

– В Англию, мой ангел.

– Но разве ты не говорил, что твой отец отказал тебе от дома?

– Это правда, – признал Роджер. – Но по крайней мере, там я не являюсь ничьим слугой. Моя мать нам поможет, а к тому времени отец также смилостивится.

– Ты в этом уверен? Я очень люблю тебя, Роже, но знаю, что была бы плохой женой для нищего.

– Я уверен, что все будет хорошо, – заявил он так твердо, как мог.

За прошедшие девять месяцев Роджер сто раз собирался попросить Атенаис бежать с ним, но всегда откладывал это, так как мало что мог ей обещать. Поэтому он и сейчас поколебался минуту, прежде чем предложить столь отчаянную меру. Роджер знал, что мать никогда не оставила бы его без поддержки, но у нее не было ни единого собственного пенни, и потому непреклонность отца будет означать для юноши крушение всех надежд: доход от самой лучшей должности, на какую он только может претендовать, никогда не обеспечит Атенаис уровень жизни, достойный дочери маркиза. Однако Роджер должен был спасти ее от де Келюса, и, так как побег казался единственным возможным выходом, он продолжал с большей уверенностью: