Джек. В поисках возбуждения - Ульрих Антон. Страница 10

Позже я встретил также и Лизу Бригз. При весьма странных обстоятельствах, но об этом позже. Сейчас же я хочу поведать о другом.

Неожиданное открытие, сделанное мною в одиннадцать лет, полностью изменило мое представление о родителях. С них словно бы внезапно спала маска чопорной надменности, которой они всегда прикрывали свои чувства. И то, что обнажилось под маской, напугало меня настолько сильно, что до сих пор, вспоминая об этом, я не могу не содрогнуться. Детское восприятие окружающего всегда самое сильное.

Так вот, это произошло в день моего рождения. В усадьбу, как обычно, были приглашены гости. Приехал и мистер Эмберли, общества которого в последнее время Анна старалась избегать ввиду живого напоминания о том, кем она была по происхождению. Однако же мистер Эмберли, ставший совсем уже дряхлым стариком, с трудом передвигавшим свое толстое тело, настоял на визите.

Праздничный обед проходил в небольшом зале, увешанном множеством портретов предков Чарльза. Видимо, таким образом подчеркивалось, что праздник был домашним. Меня нарядили в какой-то совершенно невообразимый костюм пажа с пышными рукавами, короткими штанишками, едва прикрывавшими мои коленки, и беретом с длинным фазаньим пером. На куртке был старательно вышит отцовский герб. В таком глупом виде я должен был встречать гостей у дверей дома, стоя рядом с мажордомом. Поверьте, для ребенка нет ничего обиднее быть выставленным в дурацком виде перед взрослыми, да еще и в присутствии ровесников-детей, которых гости привели с собой. Я чуть не плакал, замечая, как мальчишки и девчонки, пришедшие на обед, с удивлением оглядывают мой наряд, а затем, столпившись в углу прихожей, презрительно перешептываются, тыча в меня пальцами. Ох, как раздирали мне уши эти смешки в мой адрес! Но самым ужасным было то, что неожиданно из толпы детей отделился самый старший мальчишка, подошел ко мне и, открыто оглядев, спросил:

– Ты клоун?

Я сделал вид, что он обращался не ко мне, и даже отвернулся в другую сторону, но сорванец не отставал. Он подошел еще ближе и снова во весь голос спросил меня:

– Может, ты актер? Лицедей, да? Приглашенные дети так и прыснули в своем углу. Я огляделся. Удивительно, но взрослые совершенно не обращали внимания на то, что меня, виновника торжества, который только что принимал их поздравления, унижали у всех на глазах.

Неожиданно положение спас мистер Эмберли. Едва войдя в двери и подав церемонно поклонившемуся мажордому цилиндр, он, старательно надувая полные щеки, удивленно спросил меня:

– Кто же это такой? Господи, Анна, зачем ты его так нарядила? Он выглядит словно пугало!

Мать хотела проигнорировать высказывание своего отца, как вдруг прямо у нее под ухом прохрипел неожиданно выкативший на своей коляске в прихожую дед:

– Это точно, старина! В самую точку, черт тебя дери! Мальчишка выряжен, как клоун в бродячем балагане.

За ним едва поспевал мистер Симпсон.

Друзья обнялись и тепло приветствовали друг друга. Гости принялись шушукаться, отчего мать приказала мне немедленно выйти и переодеться во что-нибудь более подобающее. Я с радостью согласился, однако, проходя мимо Анны, услышал ее высказывание:

– Мальчик сам захотел так нарядиться. Это было подло, но перечить я не стал, боясь, как бы меня вообще не лишили праздничного обеда, на котором наверняка будут подарки.

После третьего по счету тоста в мою честь Чарльз приказал мне и другим юным леди и джентльменам оставить взрослых и покинуть зал.

– Покажи своим гостям сад, – с натянутой улыбкой, с которой она всегда обращалась к другим детям, сказала Анна.

Накинув куртки, так как была уже середина ноября и с моря дул холодный ветер, мы вышли во двор усадьбы. Ко мне тотчас подошел давешний мальчишка, который дразнил меня, и сказал:

– Ладно тебе, не обижайся. Сам виноват, что позволил себя по-идиотски одеть.

Я промямлил что-то про желание моей матери.

– Да, понимаю. С твоей матерью не поспоришь. Она у тебя вообще всегда такая?

Не понимая, о чем он говорит, я утвердительно кивнул головой. К нам постепенно стали придвигаться остальные дети.

– Да, трудные у тебя родители, – констатировал мальчишка. – Скажи-ка, а ты видел когда-нибудь их вместе?

Я недоуменно уставился на него.

– А смешно они, наверное, выглядят, кувыркаясь в кровати, – продолжал сорванец.

– Джордж Мюррей-младший, о чем это ты? – неожиданно встряла в наш разговор девчонка примерно одного со мной возраста, удивительно похожая на сорванца. – У тебя только глупости на уме, – сказала она, толкая ухмыляющегося брата.

Оказалось, что Джордж Мюррей-младший, или, как все его называли, просто Джимбо, был сыном леди Августы Мюррей, особы, которую я, будучи младенцем, так бесцеремонно обмочил.

Джимбо весело подмигнул мне, как бы давая понять, что девчонки не понимают мальчишеских бесед, и предложил сыграть в мяч.

Разговор этот настолько сильно запал мне в душу, что вечером, едва лишь все гости разъехались по домам и меня отправили спать, я тут же решил, что непременно подсмотрю, как родители делают «это самое». Раньше я много раз слышал от старикана про это, но еще ни разу самолично не видел, как это делается.

Наступила ночь. Я лежал в кровати, глядя на полную луну, ждал, когда все в усадьбе улягутся спать. Лишь только когда мимо моей чуть приоткрытой двери прошел, сильно шаркая уставшими ногами, мажордом, я тихонько поднялся и, как был – в одной ночной рубашке, вышел в темный коридор. Свеча осталась на столике. В коридоре было холодно, по полу сильно дуло, ноги мои мерзли, однако я не собирался останавливаться на полпути и мужественно шел в другое крыло, где размещалась родительская спальня.

Я уже почти дошел до спальни, как вдруг до моего слуха донесся странный звук. Звук исходил из двери подсобного помещения, всегда запертого, в котором я никогда ранее не бывал. Он был настолько неожиданным и так сильно испугал меня, что я сначала хотел бежать обратно к себе и лишь через пару минут успокоился.

Но едва я успокоился и оправился от испуга, как новый звук разбудил во мне сильнейшее любопытство. Он был похож на быстрое и заунывное, но крайне невнятное чтение псалмов, которое исполнял священник, частенько приглашаемый Анной на воскресный ужин в поместье. Я взялся за ручку двери и потянул на себя. Дверь, всегда запертая, неожиданно легко поддалась и приоткрылась.

То, что я увидел, навсегда запечатлелось в моей памяти. Посреди небольшой комнаты, освещенной множеством толстых свечей, стоял стол, на котором высился гроб. Длинный гроб, обитый бордовым бархатом снаружи и белоснежной тканью с множеством оборок изнутри, был красив и пугающе загадочен. Перед гробом, стоя на коленях, находился отец, совершенно голый, который, молитвенно сложив перед собой ладони, бегло читал молитву. А в фобу лежала моя мать!

Не веря своим глазам, я смотрел на эту жуткую картину. Мать лежала в гробу неподвижно, словно мертвая. Ее бледная кожа, выглядывающая из-под белоснежной кружевной сорочки, делала Анну еще более схожей с мертвецом. Неожиданно Чарльз прервал чтение молитвы, порывисто встал, склонился над матерью и поцеловал ее. И тотчас же руки Анны обхватили мужа и привлекли к себе. Не в силах более вынести этого ужасного зрелища, я вскрикнул и бросился что есть мочи к себе в спальню. На следующее утро меня отправили в колледж, подальше из родного дома.