Джек. В поисках возбуждения - Ульрих Антон. Страница 42

Последнее утверждение было настолько безосновательным, что я даже не знал, что ответить. Хлоя же удалилась в свой будуар.

Сев на кровать, я принялся раздеваться, размышляя над сказанными словами, как вдруг мне отчетливо представилась картинка, в которой были я и эта актриса, занимающиеся любовью. При этом я не просто любил ее, я заставлял молоденькую певичку отдаваться мне. Сильнейшее желание охватило мое тело. Не соображая, что делаю, я ворвался в будуар, схватил ошарашенную Хлою и стал срывать с нее одежду. В первый момент жена сопротивлялась, но затем неожиданно с такой же страстью стала потворствовать моим желаниям. Той ночью мы почти не спали. Я вновь и вновь набрасывался на Хлою, едва у меня перед глазами вставала картина изуверств, которые я проделывал в своем воображении с ни в чем не повинной парижской певичкой. Так началась новая страница наших отношений.

Вернувшись в Лондон, я отправился к забытому мною Алексу. Казалось, он ждал моего появления, хотя ни словом, ни жестом не показал мне этого. Мы тепло приветствовали друг друга.

– Как давно мы не виделись, – улыбаясь и в то же время горестно воскликнул Алекс, усаживая меня у камина.

Я принужден был признать, что перерыв в наших встречах был велик, однако в этом не было моей вины, ведь Алекс сам наотрез отказался быть на моем бракосочетании, о чем я ему не преминул напомнить.

– К сожалению, дела, мой друг, дела потребовали от меня присутствия совершенно в ином месте, – теперь уже без улыбки поведал мне Алекс, доставая из буфета и расставляя на столе графин с бренди и хрустальные стаканы. – Мой отец скончался. Да, так вот, мне необходимо было на время уехать, чтобы оформить право наследования.

– Это очень печально, – сказал я.

– Да, печально, – подхватил Алекс. – Но в печали есть и приятные моменты. Теперь я богач! – воскликнул он. – Отец мой был жутким скрягой, поэтому иной раз мне приходилось сидеть без гроша.

Я тут же подумал, что, очевидно, именно этим объясняется затворничество моего приятеля.

– Но теперь бедности конец! – продолжал Алекс, разливая по хрустальным стаканам бренди. – Теперь я король. Будем же жить как короли!

Радость его была настолько искренней и так походила на мои порывы, когда я понял, что окончательно освободился от ига родителей, что мне невольно стало радостно за приятеля.

– Потому будем веселиться, – заключил Алекс.

Я поинтересовался, кстати, как поживает наша дьявольская черная ложа? Этот вопрос буквально приподнял Алекса с кресла, заставив в волнении и предвкушении мессы забегать по комнате.

– Да, да, да. Сегодня же черная месса. Ты еще не знаешь, а ведь у нас новый председательствующий. – Он остановился напротив меня и гордо вскинул голову. – Этот председательствующий с сегодняшнего дня – я!

– Ну так чего же мы ждем? – спросил я его с некоторой долей упрека.

Дело в том, что именно из-за мессы я и вернулся к своему молодому приятелю. Открывшаяся мне в Париже правда сексуальных отношений с несравненной Хлоей навела меня на мысль о том, что я могу удовлетворять на стороне те желания, к которым лежит моя душа и исполнения которых я не могу требовать от жены в силу целого ряда причин. Главной и, пожалуй, решающей из них является обожествление Хлои. Положение способна спасти лишь игра на стороне, которую я буду в дальнейшем вспоминать, вызывая в памяти дивные видения и занимаясь при этом любовью с женой самым что ни на есть пристойным способом, согласно пуританским правилам. Едва придя к такому решению, я тут же вспомнил о самой доступной форме выплеска агрессивности и низменных инстинктов. Моя цель была в каком-то часе езды, и она способна была сделать мою жизнь с Хлоей счастливой и безмятежной. Кроме того, и я этого не склонен скрывать, чрезмерные увлечения сексуальными экспериментами в юности заставляли меня принять подобное решение. Иной раз, лежа подле своей супруги и гладя ее нежнейшее тело, я думал, что уж более, наверное, никогда не смогу предаваться любовным усладам простым дедовским способом.

Естественно, что Алексу об этом я говорить не стал, сказав лишь, что давно уже не видел столь большого скопления голых тел, как в подземелье пустующей церкви. Мой приятель торопливо оделся, и мы, поймав кеб, отправились в Восточный Лондон. Когда мы выехали на площадь, ту самую, на которой проститутки беззастенчиво торговали собственным телом, Алекс заявил, что у него тут намечена торговая операция. При этом он негромко засмеялся, видимо, видя тут шутку. Приказав кучеру остановиться, он принялся деловито оглядывать обитателей площади. Внезапно какая-то жуткая старуха, вынырнув словно из-под земли, оказалась прямо у меня перед носом.

– Какой пригожий джентльмен, – прошамкала она беззубым ртом, глядя на меня своими старческими водянистыми глазами. – Не желаете ли побаловаться? Ха-ха-ха.

Я только хотел было прогнать наглую старуху, тем более что от нее несло, как из винной бочки, однако Алекс, перехватив мою руку занесенную над старушечьей головой, перегнулся через меня и прикрикнул:

– Ты чего, старая! Где мой заказ?

Старуха прищурила подслеповатые глаза, все в бельмах, делающие ее похожей на ужасную ведьму из страшных сказок, и, видимо узнав Алекса, широко заулыбалась, показывая божьему свету единственный зуб, который имелся у нее во рту:

– А, это вы, добрый сэр! Очень рада вас видеть во здравии. Вы и друга своего захватили? Как это похвально. – Старуха бросила приторный взгляд в мою сторону. – Как же, конечно, я выполнила ваш заказ. Вот только достать то, что вы изволили требовать, в нашем районе чрезвычайно сложно. – Тут она обвела грязной рукой, более похожей на клешню, площадь и хихикнула противным мелким смешком. – Но я достала. Сейчас приведу.

И старуха заковыляла в какой-то грязный переулок, давая нам тем самым возможность вдохнуть свежего воздуха. Но не прошло и минуты, как старуха возвратилась, чуть не силком таща за собой девчушку, которой на вид не исполнилось еще и четырнадцати. Одетая в рваное грязное платьице и стоптанные башмаки, явно мужские, девушка испуганно таращилась на карету.

– Она точно девственница? – строгим тоном спросил у старухи Алекс, плотоядно оглядывая девушку.

– Да уж вы мне поверьте, – закивала головой та. – Все при ней. Еще ни разу не…

– А родители? – перебил слишком говорливую старуху мой приятель, даже не собираясь выходить из кареты и оглядывая «заказ» через окно.

– Она сирота, добрый сэр! – возмутилась старуха. – Все, как вы изволили говорить. К тому же смотрите, какая она симпатичная. И все зубы на месте. – Тут старая ведьма ухватила своими крючковатыми пальцами девушку за подбородок и заставила ее раскрыть рот. – Вот, смотрите, мне бы такие зубы!

– Беру, – сказал Алекс и открыл дверцу кареты, пропуская бедную девушку внутрь.

Та только рада была избавиться от назойливых лап старухи, которые, оставив ее, тут же потянулись, словно за подаянием.

Алекс медленно, преувеличенно медленно отсчитал и вложил в сморщенную ссохшуюся ладонь ведьмы четыре гинеи. Монеты на секунду блеснули в ночном воздухе золотом и сразу пропали, крепко зажатые старухой.

– Трогай, – приказал Алекс кучеру, и мы устремились прочь от площади, на которой только что купили себе рабыню.

Вы, наверное, думаете, что меня смутила подобного рода торговля? Отнюдь! Я вожделел нового развлечения, поглядывая на жавшуюся в угол кареты бедняжку и думая о том, как Алекс все это ловко устроил. Девушка мелко дрожала от страха и таращилась на нас своими большими серыми глазами.

– Как тебя зовут, дитя мое? – ласковым тоном обратился к ней Алекс.

– Мери, сэр, – пропищала та.

– Очень хорошо, Мери. Не бойся, мы тебя не обидим. Ты, наверное, голодна?

И, не дожидаясь ответа, мой приятель вытащил из-под сиденья коробку, скинул крышку, и перед изумленным взором несчастной предстали самые настоящие заморские лакомства. Аромат тотчас же разнесся по карете, заставляя ноздри трепетать в сладостной истоме. Тут были и жареные крылышки куропатки, и тонко нарезанный сыр, и трюфели, и обвалянные в сухарях тушеные телячьи почки, и рыбья икра, и виноград. В углу коробки стояла пузатая бутылка абсента.