Инквизитор. Акт веры - Ульрих Антон. Страница 23

– Ну, сын мой, как вы считаете, как надобно поступить с этими врагами церкви и Его Величества?

– Капитан, – начал маркиз. – Насколько я помню, с пленными пиратами на судне не церемонятся, так же как и с восставшей корабельной командой. Их вешают.

– Именно так, сеньор, – подтвердил капитан, чья рука, получившая небольшую царапину при штурме пиратского корабля, покоилась на перевязи.

– Так повесьте же их, – распорядился маркиз де Карабас самым бесстрастным голосом, на какой он только был способен.

Изабелла, присутствовавшая при этом, тихо ахнула, но не произнесла ни слова в защиту пленных. Уже через час они болтались на реях. На захваченный корабль была отправлена небольшая команда, дабы привести судно в порт и сдать в королевскую армаду. Глядя на болтающиеся на ветру тела пиратов, Хуан мысленно поздравил себя с правильно выбранным путем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

БЕАТА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Анна родилась в год одна тысяча четыреста девяностый от Рождества Христова в Арагоне. Ее матушка, как и мать дона Хуана, умерла при родах. Отец Анны, дон Октавио, герцог Инфантадский, долго и горько сожалел об утрате. Однако он ни разу, ни единым словом не упрекнул Анну в том, что та явилась причиной гибели его любимой жены. Дон Октавио души не чаял в маленьком теплом комочке с вечно шевелящимися ручками и ножками, который постепенно превращался в сказочную принцессу. Так, во всяком случае, утверждал счастливый отец, в умилении глядя на подрастающую дочь. Так же утверждали все слуги и приживалы герцога, а посему Анна выросла в твердой уверенности, что она не просто избранная, а не менее чем принцесса, которую девочка не раз видела при королевском дворе. Дело в том, что дон Октавио, близкий товарищ будущего короля Испании Фердинанда, прибыл с ним из Арагона на свадьбу с принцессой Изабеллой. В то время казалось, что у юной Изабеллы Кастильской нет ни единого шанса взойти на престол, однако уже через несколько лет счастливая супружеская пара достойно правила объединенным испанским королевством.

Герцог Инфантадский всегда служил юному Фердинанду примером сильного, почти мистического духа верности умершей супруге. Даже по прошествии десяти лет дон Октавио не переставал носить широкую черную ленту на шляпе, а также повязку на левом рукаве – знак траура. Такая экзальтация не могла не укрыться от глаз двора, и вскоре все придворные стали превозносить добродетели герцога, которыми, впрочем, сам двор не особенно отличался. Фердинанд прижил на стороне сына, что уж было говорить об остальных. Через некоторое время поведение дона Октавио стало уже несколько раздражать тех, кто привык к ветреной жизни, в которой добродетели воспринимались как правила поведения для низших слоев общества, для черни. Вскоре придворными было составлено нечто вроде заговора против герцога, и тому пришлось покинуть дворец. Король сначала и слышать не хотел, чтобы отпустить от себя товарища, приехавшего вместе с ним из Арагона, но кто-то из особо ретивых заговорщиков ненароком шепнул ему о высказываниях, которые якобы позволял себе дон Октавио по поводу незаконного сына государя, и Фердинанд перестал противиться отъезду герцога.

Дону Октавио пришлось покинуть Севилью. Вот тогда-то он и поселился в местечке Карабас, что было неподалеку от столицы, все еще надеясь, что король одумается и вернет милость своему товарищу. Но годы шли, и уверенность эта постепенно стала переходить в горькое разочарование. Тогда герцог Инфантадский ожесточился. Его жестокость распространялась на всех. Лишь дочь единым взглядом, единым словом могла успокоить и образумить вспыльчивого и озлобленного отца, но Анна и не думала делать этого. Напротив, ей чрезвычайно нравилось все, что творилось за высокими стенами ограды, окружавшей их маленький дворец со всех сторон и уберегающей этот мир от внешних взоров. Своенравная ничуть не менее чем отец, девочка, которую в королевском дворце воспринимали не иначе как несчастное дитя, росшее без материнской ласки, в этом замкнутом мире была самой настоящей принцессой. Так чего же ей было жалеть других, когда сам Господь не пожалел ее, отобрав матушку? Так воскликнула Анна в десять лет, когда молодая кухарка, пересолившая черепаховый суп и должная быть за это наказанной, стала уговаривать девочку попросить отца не пороть ее. Услышав подобные речи, дон Октавио пришел в крайнее замешательство. С одной стороны, в его доме прозвучало богохульство, с другой же – маленькая Анна высказала вслух то, что постоянно крутилось в голове герцога.

Однако он не отменил приговора, и расторопные дюжие слуги поволокли упирающуюся кухарку в подвал, где обычно проводились истязания. Анна поспешила следом. Ей не терпелось самолично убедиться в том, что Бог наказывает других ее руками. Девочка с наслаждением смотрела, как девушку привязывают к столбу, затем один из слуг берет в руки крепкую плеть и начинает с силой пороть ее. Слушая крики несчастной, Анна испытывала необычайное возбуждение. В эти мгновения девочка, как ей казалось, общалась с ангелами. Позднее, дабы усилить ощущение экстаза, Анна стала ласкать себя.

Герцог Инфантадский, поразмыслив о словах дочери, пришел к выводу, что ей нужен личный духовник. Для этой цели был выбран местный викарий. Когда викарий впервые переступил порог дома герцога, он и предположить не мог, какие возможности открывает ему новая должность. В ту пору духовники испанской королевской четы один за другим ставились на высшие церковные должности, а также возглавили недавно принятую в Испании инквизицию. Духовник же юной Анны стал для нее чем-то вроде пушечного заряда, ворвавшегося в помещение, где хранились пуховые перины. Таков был эффект, вызванный первой беседой с викарием. И без того экзальтированная Анна стала совершенно неуправляемой. Причем ее причуды стали принимать совершенно невообразимые формы. Решив, что Господу угодна ее красота, девочка стала наряжаться и ежедневно менять платья. Отец был только рад этому. Поняв, что дочь его теперь видит в Боге друга, дон Октавио решил, что она смирилась с потерей матери. Но каково же было удивление герцога, когда Анна, войдя однажды в большой зал и остановившись напротив огромного портрета покойной, долго и задумчиво глядела на него, а затем сказала:

– Господь специально забрал маму, чтобы я побольше общалась с ним и ангелами. Он ревновал меня к ней.

Присутствовавший при этом викарий тут же принялся убеждать ошеломленного дона Октавио, что сеньорита Анна – избранная.

– Она – избранница, поверьте мне, – уверял герцога священник. – Ее слова и помыслы – это итог многократного общения с ангелами.

Только было успокоившийся отец вновь впал в состояние повышенного беспокойства. Он забегал по залу, в то время как духовник и его пассия стояли и наблюдали за его перемещениями. Наконец, остановившись напротив дочери, герцог заглянул ей в глаза и спросил, правда ли, что она разговаривает с ангелами?

– Правда, отец мой, – с вызовом глядя на герцога своими огромными голубыми глазами, ответила Анна.

– Так ты беата! – воскликнул дон Октавио, переводя взор на викария.

Тот согласно закивал головой и подтвердил, что Анна действительно является беатой.

В ту пору беатами называли женщин, имевших в силу своих особых способностей контакты с ангелами, Богом и Девой Марией. Многие из них оказывались впоследствии просто шарлатанками, но были и действительно глубоко верующие натуры, приносившие в земной мир Небесные слова. Быть беатой было почетно. Беаты пользовались огромной популярностью. Многие из них считались святыми.

Поэтому выбор такого пути показался герцогу Инфантадскому весьма привлекательным, льстившим его самолюбию. Весь вечер после этого события дон Октавио не раз повторял про себя: «Моя дочь – беата».

Сама же Анна с радостью взялась за новую роль, которую предложил ей ее духовник. Быть беатой значило для нее стать кем-то иным, не самой собой. Жизнь в замкнутом пространстве, которое представлял собой ее дом в Карабасе, подразумевала многочисленные правила и условности, а они иной раз тяготили девочку. Теперь же Анне можно было делать все что угодно, так как это угодно было и Господу. Вздорная, она стала замкнутой и отрешенно-холодной. Слуги не решались иной раз спросить ее о чем-либо, войдя в комнату, где находилась Анна, ожидая, пока она сама не изволит обратить на них внимание. Иной раз подобное стояние продолжалось часами, но никто не решался отвлечь юную беату.