Он сказал «нет» - Уоддел Патриция. Страница 25

– Я просто хотела проверить, все ли в порядке, – снова заговорила девушка. – Может, тебе что-нибудь нужно?

– Пек исполнил все мои желания, кроме одного. – Граф окинул старика тяжелым взглядом. – Что-нибудь крепче, чем чай, не забыл?

– Да, милорд, – ответил слуга. Он с явной неохотой поднялся с кресла и направился к двери. У порога остановился и, прежде чем уйти, выразительно посмотрел на хозяина.

– Мне очень жаль, – пробормотала Кэтрин, когда они остались наедине.

Слова не выразили того, что она на самом деле хотела сказать, и Кэтрин, еще больше смутившись, опять опустила глаза. Да, ее отец прав. Она вела себя ужасно глупо. А сегодняшний день стал, без сомнения, худшим днем в ее жизни. У нее было вполне достаточно времени, чтобы поразмыслить о случившемся, и она теперь в полной мере осознала свою вину.

– Утром я поговорю с твоим отцом, – сказал Грэнби. – Во всем виноват я. Мне не следовало принимать твой вызов.

– Нет. Вина моя, – настаивала Кэтрин. – И я прошу у тебя прощения. У отца есть все основания сердиться на меня. Я поступила глупо и безответственно, затеяв эти ужасные скачки. Все могло закончиться гораздо хуже.

Грэнби указал ей на кресло, приглашая девушку сесть.

Как ни странно, но теперь, увидев Кэтрин, он почувствовал себя гораздо лучше. Одного ее вида оказалось достаточно, чтобы боль в плече начала утихать. На ней было синее платье, а волосы она собрала на затылке и перевязала синей лентой. Лицо же ее казалось очень бледным, а глаза чуть покраснели и припухли, – судя по всему, она плакала.

Ему захотелось успокоить ее, прижать к себе и сказать, чтобы она не волновалась, но сейчас он был не в силах это сделать.

«Как все неожиданно... – думал Грэнби. – Я постоянно вспоминаю об этой девушке, хотя прекрасно знаю, что должен во что бы то ни стало ее забыть». Действительно, почему он преследовал ее, почему пытался очаровать?

Кэтрин нервничала, но почувствовала, что ей не хочется уходить.

– Ты уверен, что я ничем не могу, тебе помочь? Может быть, я все-таки могу что-нибудь для тебя сделать?

Грэнби улыбнулся и проговорил:

– Ты могла бы поцеловать меня.

Кэтрин затаила дыхание. Она вдруг поняла, что именно этого ей и хотелось сейчас. Но все же она заставила себя сдержаться, так как понимала: если она поцелует графа еще раз, то беды не избежать.

Собравшись с духом, Кэтрин посмотрела Грэнби в глаза и ответила:

– Все началось с поцелуя... и вот чем закончилось.

Он снова улыбнулся.

– Ошибаешься, все началось с того, что ты чуть не сбила меня на дороге. Тогда я получил поцелуй в качестве компенсации. Так почему бы не получить его теперь? На сей раз, я действительно оказался на земле.

– И ты не возненавидел меня за это?

Граф внимательно посмотрел на сидевшую перед ним девушку. Янтарный свет газовой лампы сверкал на ее каштановых волосах, делая их цвет еще более ярким. А сочные губы... Ему тотчас же вспомнился их вкус, и вспомнилось, как она отвечала на его поцелуи. Эти воспоминания вновь возбудили желание, и Грэнби, протянув руку к девушке, пробормотал:

– Всего лишь один поцелуй.

В комнате воцарилось тягостное молчание, Кэтрин опасалась, что просьба графа являлась лишь очередным напоминанием о том, что она так и не научилась сопротивляться его чарам. Конечно же, он был обворожительным распутником, обожавшим демонстрировать женщинам свою власть над ними. Она знала это так же хорошо, как и себя, но, может быть, на сей раз...

Ей вдруг пришло в голову, что Грэнби, возможно, испытывал те же чувства, что и она, когда их губы сливались в поцелуе. Но если это так, то ей следовало немедленно уйти, так как ни к чему хорошему подобные чувства привести не могли.

И все же она встала с кресла и подошла к кровати. Грэнби смотрел на нее все так же пристально. И он по-прежнему улыбался. Когда же он взял ее за руку, Кэтрин почувствовала, как его прикосновение отозвалось в каждой клеточке ее тела.

– Всего один поцелуй, – прошептала она. – Наш последний поцелуй.

Грэнби не произнес ни слова.

Кэтрин наклонилась, чтобы поцеловать его, и тотчас же, едва лишь губы их соприкоснулись, забыла обо всем на свете. В какой-то момент она вдруг поняла, что уже сидит на кровати рядом с Грэнби, причем одна ее рука лежала на его обнаженном плече, восхитительно теплом.

Граф же, целуя Кэтрин, обнимал ее здоровой рукой и все крепче прижимал к себе. От переполнявших ее чувств Кэтрин тихонько стонала, и у нее вдруг промелькнула мысль о том, что этот их поцелуй и эти объятия не имеют ничего общего с прощанием – ведь было совершенно очевидно, что они оба сгорают от страстного желания.

Сердце девушки гулко колотилось в груди, и она чувствовала, что краснеет. Однако Кэтрин не пыталась прервать поцелуй, не пыталась отстраниться, напротив, еще крепче прижималась к графу. Ощущения, которые она сейчас испытывала, были слишком прекрасны, чтобы от них отказаться.

Не прерывая поцелуя, Грэнби запустил пальцы в ее волосы и начал осторожно перебирать пряди. Затем распустил синюю ленту, и локоны девушки, необыкновенно густые и сверкающие в свете лампы, рассыпались по ее плечам и по спине.

Кэтрин же осторожно поглаживала обнаженное плечо графа. Собравшись с духом, она провела по его ключице, затем по мускулистой груди, покрытой тугими завитками волос. И тотчас же кровь закипела в жилах, а сердце забилось еще быстрее... Но уже в следующее мгновение Кэтрин осознала: то, что она сейчас делает, совершенно недопустимо, ей следует немедленно уйти к себе в комнату. Но она ничего не могла с собой поделать, она не в силах была оторваться от графа.

Когда же Грэнби наконец прервал поцелуй и отстранился, у девушки из горла вырвался тихий возглас сожаления. Заглянув в глаза графа, Кэтрин увидела, что он снова ей улыбается, и она улыбнулась ему в ответ. Затем вдруг наклонилась и осторожно прикоснулась губами к его больному плечу. Грэнби затаил дыхание, а Кэтрин принялась покрывать поцелуями его плечо, ключицу и грудь.

Граф судорожно сглотнул и стиснул зубы. «О Боже, понимает ли эта девочка, что она со мной делает?» – подумал он, почувствовав, что его вновь переполняет желание. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Кэтрин же, целуя его в шею, сказала себе: «Еще один поцелуй, теперь уже последний – и все».

И тут в дверь постучали.

– Пек, черт его побери, – проворчал Грэнби. Кэтрин тотчас отпрянула. Она прекрасно понимала, что вела себя дерзко и безрассудно, но нисколько об этом не жалела. Намереваясь открыть дверь, девушка встала с кровати, но тут из-за двери послышался голос:

– Лорд Грэнби, это Хардвик. Я хотел бы сказать вам несколько слов.

– О Боже, отец, – выдохнула Кэтрин.

– В гардеробную, – прошептал граф. – Закрой дверь – и ни звука.

Кэтрин бросилась в соседнюю комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.

– Входите! – тотчас же раздался голос Грэнби.

Притаившись у самой двери, Кэтрин прислушивалась. Она машинально откинула назад волосы и в ужасе замерла. Синяя лента! Если лента осталась на полу у кровати, то отец может заметить. Неужели заметит? И что он в таком случае подумает?

– Как вы себя чувствуете? – спросил сэр Хардвик.

– Уже лучше, – ответил Грэнби. – Опухоль спадет через несколько дней, а до этого мне придется воспользоваться вашим гостеприимством.

– Это самое малое, что я могу для вас сделать, – проговорил отец. – Все произошло из-за глупости моей дочери. Я прошу у вас за это прощения.

– Не стоит. Я дал согласие участвовать в состязании. Поэтому, как джентльмен, извиняться должен я.

Кэтрин услышала шаги отца – тот прошелся по комнате.

– Должен признаться, я в полном смятении из-за поступка Кэтрин, – продолжал сэр Хардвик. – Никогда не думал, что она способна на такой опрометчивый шаг.

Грэнби понял, что Кэтрин рассказала отцу далеко не все. Если бы он узнал всю правду, то не был бы столь любезен.

– Видите ли, моя дочь слишком уж гордая, – проговорил сэр Хардвик. – Даже не знаю, откуда в ней эта черта характера. Во всяком случае, не от матери. Люсинда была чрезвычайно мягкой и покладистой женщиной. Фелисити уже не раз говорила мне, что пришло время заняться Кэтрин, но я был слишком снисходительным. Мне следовало отправить ее в Лондон еще три года назад. Ей нужен муж, а не потакающий всем ее капризам отец. Так что это моя вина, моя ошибка.