Банда Тэккера - Уолферт Айра. Страница 24

Они рассказывали ему о своих домашних делах, и, если кто-нибудь у них в семье заболевал, Лео не скупился на лишние пять долларов, всякий раз, впрочем, предупреждая, что это должно остаться в тайне, иначе каждому захочется тоже получить пять долларов. Но весть о его щедрости тут же облетала контору. Ибо если счастливица и держала язык за зубами, то достаточно было поглядеть на ее лицо. Однако никому и в голову не приходило злоупотреблять добротой Лео.

Одна из итальянок бросилась однажды перед Лео на колени и покрыла поцелуями его руку за то, что он дал ей пять долларов. Он подскочил, как ужаленный, но все же это было ему приятно. Он чувствовал, что все они любят его на свой лад, и они действительно его любили.

Лео восхищала простодушная незлобивость, с которой мистер Мидлтон принимал обрушившееся на него несчастье, и он время от времени угощал его сигарой. Он неоднократно с сочувствием выслушивал историю автомобильной катастрофы Джуса и однажды велел Эдгару снять с автомобиля дверцу, чтобы испробовать — не поможет ли это Джусу усидеть в машине. Но это не помогло. Лео также очень жалел Делилу и втайне гордился тем, что у него работают люди, окончившие колледж. Он нашел ей несколько частных уроков, которые она давала утром по субботам, когда у нее не было занятий на курсах. Если у нее будет достаточно учеников, она сможет бросить работу в конторе, сказал он.

— Но мне нравится работать у вас, — сказала Делила.

— Такая красивая девушка, да еще окончившая колледж! Стыд и позор, что для вас до сих пор не нашлось настоящей работы!

Делила так просияла, что Лео почувствовал себя неловко.

Но когда в конторе что-нибудь не ладилось, Лео говорил себе: «Это все оттого, что я набрал на работу калек. Я всем желаю добра, кроме самого себя». С тех пор как Лео занялся лотерейным бизнесом, нервы у него совсем расходились, и он легко раздражался.

Однажды ему совершенно отчетливо показалось, будто он стоит перед самим собой и в самого себя тычет пальцем. В подсчетах была допущена ошибка, которая обошлась ему в 100 с лишним долларов. «Тебе нравится корчить Деда Мороза? — кричал он на самого себя. — Валяй, ублажай своих калек, пока не свернешь себе шею!» Он даже видел, как сверкал рубин на маленьком жирном мизинце, когда он тыкал в самого себя пальцем.

Это было страшное видение. Лео уставился прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Вся злость мгновенно с него соскочила, словно испугавшаяся лошадь — рванулась и ускакала, так больно лягнув его, что у него перехватило дыхание. В конце концов он решил, что это был сердечный припадок, вызванный волнением. Должно быть, он несколько мгновений был, как мертвый, а призрак, стоявший перед ним и кричавший на него, вероятно, была его душа. Да, да, несколько секунд он был мертв и видел свою душу, а потом сердце справилось с припадком и опять заработало.

После этого Лео старался держать свой гнев в узде. И поднимался по лестнице очень медленно, чтобы не натрудить сердце.

Был, однако, в конторе один человек, которого Лео не сумел расположить к себе и чью преданность он не сумел завоевать. Фредерик И.Бауер, главный бухгалтер и управляющий конторой, работавший на жаловании в 25 долларов в неделю, вообще был не из тех людей, которым свойственны чувства симпатии и преданности. Он, как и Лео, страдал от неуверенности, но Лео за свою деловую жизнь успел приобрести опыт в общении с людьми, которого у Бауера не было. Поэтому его обычно недолюбливали. Про него говорили, что он слишком скрытен, держится особняком, никогда не пошутит и вообще человек скучный. На самом же деле беда была не в том. Просто Бауер так привык получать отпор, что не отваживался подойти к кому-нибудь с открытой душой.

В 1934 году Бауеру было тридцать лет. Он был высок ростом, с нездоровым пятнистым цветом лица, отчего кожа его на первый взгляд казалась прыщавой. Густые светлые волосы были коротко острижены над висками, что придавало голове квадратную форму. А на макушке волосы были гладко прилизаны и так блестели, что напоминали мокрую клеенку. Глаза у Бауера были голубые, но за квадратными, в золотой оправе очками казались бесцветными. Телом он был костляв. Вообще по наружности он более всего походил на немца-механика, принарядившегося ради праздника. Однако он никогда не носил рабочего комбинезона. До того, как поступить к Лео, он много лет работал в другой конторе. Лео нашел его там же, где и мистера Мидлтона — в бильярдной Бойла.

Кризис лишил Бауера работы в конторе скобяной компании. Бауер знал Лео как одного из завсегдатаев Бойла, и хотя Лео почитался там за «бизнесмена», Бауер догадывался, что он из «рэкетиров». Бауер был у Бойла и слышал, как Лео нанимал на работу мистера Мидлтона, и не сомневался, что он тоже мог бы получить работу у Лео. Но Бауер ждал. Он не мог заставить себя связаться с «рэкетиром». Он ждал до тех пор, пока не вышли все деньги, занимать уже было не у кого, случайных заработков тоже больше не было, и оставалось только просить помощи у благотворительных обществ. С точки зрения Бауера, для семейного человека жить вспомоществованием было более позорно, чем жить воровством. Человека, думал он, могут толкнуть на воровство благородные побуждения, и тогда это не уронит его в глазах людей. И вот, однажды он подошел к Лео и попросил принять его на работу.

— Я буду делать все, — сказал он. Его слегка трясло. — Что велите, то и сделаю.

Это было в те дни, когда Лео сам еще чувствовал себя неспокойно в своем новом деле. Он уже раньше замечал, что Бауер украдкой на него поглядывает, а как только заметит, что Лео на него смотрит, поспешно отворачивается, словно мальчишка, высовывающий за спиной язык. Лео справился, кто он такой, и, узнав, что это — безработный конторский служащий с образованием, подумал: «Хочешь жить по закону? Ну и живи себе. А у меня, по крайней мере, будет кусок хлеба в такие тяжелые времена, как сейчас».

Неожиданное обращение к нему Бауера огорошило Лео.

— Что это значит — все буду делать? — выкрикнул он. — Какие у меня дела, по-вашему, что вы «все» будете делать?

Бауер покраснел от смущения, но он был тугодум. В голове у него засела одна мысль, и он не мог так быстро от нее отрешиться. Вместе с тем он чувствовал, что нужно сейчас же, немедленно что-то ответить, и потому сказал то, что было у него на уме:

— Мне все равно, какая работа. В доме есть нечего, а их четыре рта. — Он понимал, что говорит не то, что следует. Голос его упал до невнятного бормотания. — Вы только скажите мне, что нужно делать — я все сделаю, — пролепетал он.

— А если я пошлю вас воровать для меня? — закричал Лео. — Опыт у вас есть? — С соседних столиков начали поглядывать в их сторону.

— У меня дети голодают, — беспомощно пробормотал Бауер.

Но Лео был слишком зол, чтобы его слушать.

— А как вам понравится, если я дам вам револьвер и прикажу настрелять для меня денег? — бушевал Лео.

Управляющий бильярдной поспешно направился к их столику. Это был крупный, тяжеловесный мужчина. Звали его Джордж Палумбо. Когда-то он был профессиональным борцом. Он обхватил Бауера за плечи.

— Все мы сейчас не в своей тарелке, — сказал он.

Бауер бросил на Палумбо благодарный взгляд.

— Я только хотел спросить его насчет работы, а он на меня накинулся. — Палумбо свободной рукой снял пальто и шляпу Бауера с вешалки и повел его к двери. Бауер стал было упираться, но рука Палумбо крепче обхватила его за плечи.

— Вы что же, хотите вышвырнуть меня из-за этого человека? — воскликнул Бауер.

— Вы сейчас не в себе. — Палумбо не отпускал Бауера, пока тот не очутился на тротуаре. — Что поделаешь, времена тяжелые, у всех сейчас нервы пошаливают. Идите домой — остынете, вам легче станет.

Если бы Палумбо не выставил его за дверь, Бауер, быть может, не принял бы предложения Лео, когда тот приехал к нему. Лео мучила совесть — вот почему он приехал к Бауеру. Чувство вины перед Бауером заставило его раздуть случай в бильярдной и уговорить себя, что Бауер «настоящий, первосортный парень» с хорошим открытым лицом, надежный и честный. А Бауера убедило то, что Палумбо, когда пошло на поверку, отдал предпочтение не ему, а Лео. Вот что заставило Бауера решиться пойти к рэкетирам.