Банда Тэккера - Уолферт Айра. Страница 92

— Нет, по-моему, в вашем предложении было еще что-то.

— Нет, больше ничего, — сказал Уолли.

— Я уверен, что было еще что-то.

— Ну хорошо, что бы там ни было вчера, сегодня — наше предложение таково. Решайте.

Бауер молчал. Машина катилась медленно. Они проехали Южный бульвар и пересекли небольшой парк, где вдоль темной дороги на каждом шагу стояли автомобили. В автомобилях сидели парочки.

— Нет, что вы скажете! — воскликнул Бауер. — В такой-то холод!

— Им-то небось тепло, даже жарко, — сказал Уолли. — Ну, так когда же вы дадите ответ? Я все-таки хочу сыграть партию.

— Что вы собираетесь предложить мистеру Мин чу?

— А вам что до этого? Мы хотим кое-что предложить, заключить сделку.

— А кто это «мы»? Должен же я знать, с кем имею дело.

— Вы имеете дело со мной.

— С вами? Так это вы будете говорить с мистером Минчем и заставите его отпустить меня? Вы что думаете, я сумасшедший?

— Я работаю с Фикко.

— А! — Бауер старался припомнить, где он слышал это имя. Оно было ему знакомо, но вместе с тем ничего не говорило. То ли он видел его в газетах, то ли слышал от кого-то.

— Кто такой Фикко? — крикнул он. — Что это такое — Фикко? Я должен знать. Я не могу заключать сделку вслепую — с людьми, о которых никогда не слышал и не знаю, чем они занимаются.

— Вы не слыхали о Фикко?

— Ну да, я слышал о нем, но не помню, где и что. — Бауер сердито повернулся и взглянул прямо в лицо Уолли, и Уолли отвел глаза от дороги и посмотрел на Бауера. Губы у юноши слегка кривились; он не то улыбался Бауеру, не то издевался над ним. Он ничего не сказал. Только спокойно посмотрел на Бауера, и Бауер опустил глаза и отвернулся.

— Поймите меня, — проговорил Бауер. — Я не хочу попасть из огня да в полымя. Я должен точно знать, что меня ждет спереди, прежде чем решиться.

— Вам не о чем беспокоиться. Вы имеете дело со мной.

— Да, но я ничего не знаю. Сейчас я у одного в лапах, а когда вырвусь от него, попаду в лапы мистера Фикко. Какой же мне смысл лезть куда-то, чтобы потом мной распоряжался мистер Фикко.

— Фикко даже не будет знать о вашем существовании. Вы имеете дело со мной.

— А вам не придется сказать ему обо мне?

— А зачем? Это сделка между мной и вами, а мне от вас ничего не надо. Вы сами знаете. Попросите только вашего хозяина встретиться с вами где-нибудь в укромном месте, даже не очень укромном, это необязательно, — в каком-нибудь уединенном ресторанчике или еще где-нибудь, где вам будет удобнее. Можете даже не приходить туда, если не хотите.

— И это все?

— Все. Позвоните по телефону — я дам вам номер — и скажите тому, кто подойдет, — не называйте ни себя, ни вашего хозяина, — просто скажите, чтобы Уолли был в такой-то час в таком-то месте. Словом, как вы условитесь с вашим хозяином. Только не называйте его имени. И мы приедем туда и обо всем переговорим; а когда заключим сделку, то скажем о вас, и это будет одно из наших условий. Вам совсем не нужно там быть. Мы изложим ему наше предложение, он его примет, и одним из условий сделки будет ваше увольнение.

— И это все?

— А что еще? Позвоните, скажите, где должна состояться встреча, и повесьте трубку. После этого вы — свободный человек. Поезжайте на зиму в Майами.

— Я хочу стать на пособие и получить временную работу.

— Делайте, что хотите. Меня это не касается. Я об этом даже знать не хочу.

— Вы вчера вечером сказали еще что-то, я хорошо помню, что-то еще, для чего вы хотите видеть мистера Минча.

— Хотим предложить ему кое-что.

— Нет, еще что-то. — Бауер не глядел на Уолли. Он знал, что юноша смотрит на него все с той же двусмысленной улыбкой на полных красиво очерченных губах, но сам он продолжал смотреть прямо перед собой в ветровое стекло.

— Больше я ничего не говорил, — сказал наконец Уолли. — Да и не все ли равно? Вы сейчас слышали мое предложение, ну и отвечайте — да или нет.

Бауер затряс головой и скорчился, словно от боли. Он почти зажмурил глаза. — Не знаю, — сказал он. — Не знаю, нет… нет… не знаю.

— Ладно. Будем считать, что вы отказываетесь. А теперь, с вашего разрешения, я хочу вернуться к Бойлу. — Уолли стал круто заворачивать, а Бауер тревожно посматривал вправо и влево, и через заднее стекло.

— Вчера вы говорили еще о чем-то, — сказал Бауер. — Я очень хорошо помню.

— Может быть, вам показалось, будто я сказал что-то, чего я вовсе не говорил.

«Вероятно, это так», — подумал Бауер. Он почувствовал облегчение, прилив безрассудной радости. Уолли говорит убедительно. У них есть предложение для мистера Минча. А мистер Минч не хочет их слушать. В этом нет ничего странного для тех, кто знает мистера Минча. И вот они готовы заплатить тому, кто заманит мистера Минча куда-нибудь, где ему придется их выслушать. Это вполне логично и ясно, и если прошлой ночью ему показалось, будто тут кроется еще что-то, так произошло это, вероятно, потому, что он очень волновался; голова у него была забита, и он сам не понимал, что ему говорят и о чем он думает. Что же он теряет? Если даже мистер Минч не согласится на сделку с этими людьми, ну так, на худой конец, он разозлится на Бауера за то, что тот его обманул и заставил их выслушать. В конце концов, он и так уж на него зол, хуже не будет.

— Я дам вам телефон на случай, если вы передумаете, — сказал Уолли.

— Хорошо. — Бауер вынул записную книжку и карандаш и наклонился к освещенному щитку. — Запишите на чистой странице, чтобы ее можно было вырвать, после того как вы позвоните, — оказал Уолли. — Это частный телефон, и Фикко не хочет, чтобы о нем знали.

— Понятно. — Это тоже было ясно и логично.

Уолли остановил машину, чтобы Бауеру удобнее было писать. Бауер положил книжку на колено, послюнявил карандаш и записал номер.

— Это не значит, что я уже решил, — оказал Бауер.

— Как вам угодно. Если решите, что нет, вы ничем не связаны, а если да, позвоните и окажите только, когда я должен прийти и куда. Не называйте ни себя, ни своего хозяина, и вы будете совершенно ни при чем. Скажите только, чтобы я пришел. В конце концов, что вы теряете?

— Вот я тоже так думаю. Хотя бы ради своей семьи я должен сделать все, что могу. — Если тут что-нибудь неладно, сказал себе Бауер, это их вина. Жена и дети — вот кто во всем виноват. Все это только для них, и если тут что-нибудь неладно, они и будут отвечать. Но что тут может быть неладно?

— Вам виднее, — сказал Уолли, — делайте, как для вас лучше.

— Не для меня, а для моей семьи.

— Ну для кого бы там ни было, — сказал Уолли.

Груз истории, который ложится на плечи человека, идущего своим повседневным путем, — нелегкий груз, но Бауер, как и большинство людей, никогда не замечал этого. Он никогда не думал о том, что и он, и всякий человек на земле каждую секунду своей жизни живет в общем потоке истории. Для него историей было не то, что происходило со всеми людьми, а то, о чем пишут в школьных учебниках. Исторические судьбы вершились «тузами», о которых писали газеты и которые жили в правительственных зданиях или стремились там жить. Пока они были живы, они были хозяевами, и люди прислушивались к их словам. Когда они умирали, их превращали в памятники.

Был вечер вторника на второй неделе декабря 1934 года, и в этот вечер в маленькой жизни маленького человека произошло событие, которое никогда не будет отмечено в анналах истории человечества. Маленький человек получил в наследство чувство неуверенности, и с самой колыбели оно стало формировать из него ребенка определенного склада. Он родился в мире, где царил бизнес, превращенный в азартную игру; в этой игре выигрышем была нажива, а ставкой — человеческая жизнь. Тут негде было почерпнуть уверенность. Напротив, чувство неуверенности, с которым он явился на свет, могло только усугубиться в окружавшем его мире.

Наконец, в жизни маленького человека произошел кризис, произошло событие, имевшее значение лишь для немногих. Один человек, пытаясь спасти деньги своего брата, подвел под арест служащих этого брата; их обвинили в судебно-наказуемом проступке, за что, в худшем случае, грозил небольшой штраф. Только один из этих служащих был достаточно подготовлен историей современного мира к тому, чтобы полностью отозваться на смысл происшедшего.