Слово - Уоллес Ирвин. Страница 175
— А не пытался ли он переговорить с дочерьми Монти? — хотелось узнать Ренделлу.
— Об этом мне ничего не известно, — ответил на это де Фроом. — После этого, как он сам признался Пламмеру, Лебрун рассматривал ряд других жертв для своего шантажа. Он даже обдумывал идею обратиться в Министерство общественных работ Италии и вытащить деньги от них, чтобы замять скандал. Только у него оказалось достаточно мозгов в голове, чтобы понять: с правительством шутки плохи; ведь они могут его просто арестовать, конфисковать имеющееся у него доказательство подделки и забыть о нем. Тогда он стал думать над тем, чтобы отправиться в Амстердам и предъявить издателям свое доказательство подделки. Но тут же он почувствовал, что те могут сделать все, что угодно, лишь бы защитить те миллионы долларов, которые они инвестировали в проект. Так что он опасался и их. Он боялся, что издатели смогут найти возможности арестовать его, свидетельство подделки отобрать, а самого его бросить в тюрьму. Он даже обдумывал возможность обращения к прессе. Но, снова же, ему было страшно того, что пресса посчитает его безумцем, да еще и откроет его нечестивое прошлое. В конце концов он надумал, что следует найти кого-то, приватное лицо, с безупречной репутацией, который бы хотел уничтожить Воскрешение Два так же сильно, как и он сам. Тут ему в руки попала серия статей Седрика Пламмера, и он почувствовал, что обнаружил такого человека и свою единственную надежду. И он был прав.
Дрожащей рукой Ренделл поднес стакан к губам и сделал хороший глоток виски.
— Ну хорошо, — сказал он, — чем же закончилась встреча Лебруна с Пламмером в Париже? Заплатили ли вы ему и забрали ли доказательство подделки?
Домине де Фроом нахмурился, поднялся со своего места и взял из лежащей возле лампы коробки тонкую сигару.
— Вторая развязка, — пробормотал он, прикуривая сигару, — и более странная, чем все то, что ей предшествовало.
Он остался стоять, крутя сигару в своих пальцах.
— Да, Пламмер вел переговоры с Лебруном, когда они вместе покидали кладбище Пер-Лашез. Оказывается, Лебрун оставил свое доказательство мистификации спрятанным в каком-то секретном месте в окрестностях Рима. Он согласился на то, чтобы вернуться в Рим, извлечь его и ожидать встречи с Пламмером здесь. Они назначили эту вторую встречу — Лебрун сам назвал время, дату, час и место, какую-то забегаловку, которую он сам частенько посещает. Именно там Пламмеру было разрешено проверить доказательство подделки Лебруна, и вот его, письменное свидетельство, Пламмер должен был обменять за довольно приличную денежную сумму.
— За сколько же?
Домине де Фроом стоял, пыхая дымом с высоты своего немаленького роста.
— Лебрун хотел пятьдесят тысяч долларов в американской валюте, либо эквивалент этой суммы в фунтах стерлингов или швейцарских франках. Пламмер начал с ним торговаться. Лебрун снизил свои требования до двадцати тысяч долларов.
— Ну хорошо, эта встреча состоялась?
— Можно сказать, что да. Но вначале позвольте рассказать об одном изменении в планах. Когда Пламмер вернулся в Амстердам и сообщил о переговорах, я был — позвольте мне выразить это так — я был переполнен надеждой. Я сразу же понял, что эта операция для нас слишком важна, чтобы поручать ее выполнение только лишь Пламмеру. Да, он энтузиаст, журналист, но он абсолютно ничего не понимает в папирусах, в арамейском языке, в критике текстов. Я же являюсь экспертом во всем этом. Я был уверен, что доказательством Лебруна будет второй фрагмент, который он вырвал из вашего папируса номер три и оставил нетронутым. Или же это будет нечто подобное. Я ожидал, что в нем будет несокрушимое доказательство того, что весь текст не настоящий, а поддельный. У меня было гораздо больше квалификации для проведения подобной оценки, чем у Пламмера. Вот почему в Рим мы отправились вместе.
— И когда же это было?
— Три дня назад. Мы договорились встретиться здесь, в городе…
— Где конкретно?
Проявляя огромное терпение, де Фроом ответил Ренделлу.
— Это было дешевое студенческое кафе или даже бар в узком переулке, что вливается в Пьяцца Навона. Само кафе располагается на углу Пьяцца делле Синке Люне — Площади Пяти Лун — и Пьяцца ди Санто Аполлинере. Только выглядело оно не столь живописно, как я это описываю. Само кафе называется Бар Фрателли Фабре — то есть, Бар братьев Фрателли. Давно требует ремонта. Четыре столика на улице с плетеными из лозы стульями перед стойкой и выцветший зеленый навес, который обязан защищать посетителей от солнца. Две двери закрыты чем-то вроде занавесок из гибких пластиковых ленточек, чтобы не пропускать мух — такие занавески сразу же напомнили мне про алжирские дома определенной репутации. Мы с Пламмером должны были встретиться здесь с Лебруном в час дня. Приехали мы минут за пятнадцать, захватив с собой двадцать тысяч долларов; мы заняли столик на улице, заказали вино и начали ждать со вполне понятным напряжением.
— Он пришел? — с тревогой спросил Ренделл.
— В пять минут второго, когда мы уже начали беспокоиться, на Пьяцца ди Синке Луне вдруг въехало такси и остановилось со скрипом тормозов на другой стороне широкой улицы, что вела к кафе. Задняя дверь машины открылась и оттуда, чуть ли не выпав на улицу, вышел старик и поковылял к водителю, чтобы расплатиться. Помню, как Пламмер стиснул мое предплечье. “Это Лебрун, это он!” Пламмер вскочил на ноги и закричал: “Лебрун! Я здесь!”. Тот повернулся, едва не упал при этом из-за своего протеза, глянул на наш столик, и вот тут он немедленно изменился в лице. Он был возмущен, он страшно рассердился. Он даже стиснул руку в кулак и погрозил нам. При этом он заорал Пламмеру: “Вы нарушили данное мне слово! Вы и не собирались это публиковать!” И тут он показал пальцем на меня. Когда он сделал так, до меня дошло, что на мне одеяние священника, ряса. Идиотская забывчивость. Я одел ее на службу и совершенно забыл переодеться. Старик был уверен, что Пламмер продался церковникам и пытался захватить доказательство подделки в свои лапы, чтобы потом передать церкви, а уж та бы это доказательство просто уничтожила. Пламмер пытался что-то кричать, перебежать оживленную улицу, добраться до Лебруна и объяснить мое присутствие. Но было слишком поздно. Тот вскочил в такси, и машина умчалась вместе с ним, не оставляя нам ни тени надежды вновь найти его, не оставляя ничего. Больше мы его не видели, нам не удалось установить его местопребывания. В телефонной книге Рима никакого Лебруна нет, равно как и никаких записей в городских архивах. Он полностью испарился.