Слово - Уоллес Ирвин. Страница 4

Нет, все это было далеко, очень далеко от безнадеги, тюремного прозябания средних классов. Ренделл прекрасно понимал это, но все равно, слова и рассуждения о жизни казались ему одинаково пустыми и не имеющими в себе души. Каждый день сейчас заканчивался и начинался для него одинаково: ненавистью к себе и недовольством бессмысленностью собственного существования. Тем не менее, его личная жизнь — лишенная жены, лишенная Джуди — не только продолжалась, но даже и находила что-то новое. Всегда находились новые женщины, которыми можно было обладать, не любя; было больше спиртного, больше удачливых и неудачливых знакомых, больше бессонных часов, больше ланчей, баров, ночных кабаков, презентаций — и все эти места были населены все тем же бродячим цирком совершенно одинаковых мужских лиц и женских тел.

И Ренделлу вместе с тем все сильнее и сильнее хотелось сбежать в прежние мечты, к давным-давно обдуманной цели, от которой, тем не менее, он удалялся все сильнее и сильнее. Ему хотелось сбежать в уединенное местечко, где есть зелень деревьев, где пьешь только воду, где нет поблизости часовой ремонтной мастерской, в такую глушь, куда «Нью Йорк Таймс» приходит с двухнедельным опозданием, и нужно добираться до ближайшего поселка, чтобы позвонить или найти девушку, с которой можно переспать, а потом вместе позавтракать. Ему хотелось писать не какие-то там преувеличено восторженные и лживые рекламные заявления, а поучительные и правдивые книги, печатая их на самой обычной машинке; и чтобы никогда не думать о деньгах и выяснить наконец — почему это так важно, оставаться на этой земле…

Только вот, каким-то образом ему не удавалось найти тот мостик, который бы вел его к мечте. Сам перед собой он оправдывался, что не может изменить жизнь, потому что не было у него гармонии с миром денег. Вот он и пытался добиться этой гармонии, и тогда целыми неделями занимался только делами, стараясь вести при этом здоровый образ жизни — не пил, не курил, не принимал таблеток, никакой работы по вечерам. Вместо нее — немножко гандбола.

Сейчас же Ренделл был 38-летним мужчиной, без одного дюйма шести футов роста, с огненными карими глазами, под которыми теперь были мешки; прямой нос находился между выдающимися скулами, крепкая нижняя челюсть с первыми признаками второго подбородка, сильное тело. В периоды здорового образа жизни, когда он начинал чувствовать себя на десяток лет моложе, когда глаза прояснялись и пропадали круги под глазами, когда обрюзгшее лицо становилось чуть ли не квадратным, когда подбородок выдвигался вперед, выдавая решительность, когда живот становился плоским, а мышцы крепкими — именно тогда спартанский режим и спокойная, чистая жизнь внезапно обрыдали.

Эту заранее обреченную на проигрыш игру Ренделл заводил дважды в год. В другие месяцы он забывал и думать о ней. Пытаясь привести жизнь в порядок, он пытался ограничиваться одной женщиной. Всего лишь для поддержки. Таким вот образом, вспомнилось ему, в его двухэтажные апартаменты на Манхеттене и забрела Дарлена Николсон со своим Калилом Джибраном.

А все работа, забирающая все больше и больше его времени, так что было трудно заняться чем-либо еще. Ванда Смит, его личный секретарь, высокая чернокожая девушка, заботящаяся о своей внешности и с сороковым размером бюста, беспокоилась о нем. Джо Хокинс, его вечно насупленный протеже и компаньон, беспокоился о нем. Тед Кроуфорд, его седовласый адвокат с мягким голосом, беспокоился о нем. Ренделл постоянно уверял всех их, что вовсе не собирается сломаться, и что бы доказать это, целыми днями занимался делом. Только вот радости эта работа не доставляла.

Правда, иногда, очень редко, случались и проблески света. Месяц назад, благодаря Кроуфорду, Ренделл встретился с полным оригинальных идей, блестящим молодым юристом, который занимался не правом, но совершенно новым для конкурентной капиталистической демократии делом. Для него это было даже не профессией, а по-настоящему социальным учением, называемым Честностью. Этого молодого человека, которому не было и тридцати, обладателя совершенно фантастических моржовых усов и горящих глаз, делавших его похожим на Джона Брауна и Ферри, звали Джим Маклафлин. Он основал некое учреждение, названное им «Рейкеровский Институт», с филиалами в Нью Йорке, Вашингтоне, Чикаго и Лос Анжелесе. Эта организация не приносила прибыли и состояла из молодых адвокатов, выпускников бизнес-курсов и бывших профессоров, бунтующих журналистов, профессиональных репортеров и блудных сынов американского индустриального общества изобилия. Найдя себе занятие на много лет вперед, институт Маклафлина вел расследования подпольной, негласной деятельности, которую акулы американского бизнеса вели против общественной пользы и общества в целом.

— Число их преступлений огромно, — рассказывал Маклафлин Ренделлу во время их первой встречи. — В течение десятилетий лидеры нашего частнособственнического бизнеса, потенциальные монополисты подавляют новые идеи, изобретения и товары, которые могли бы снизить стоимость уровня жизни для рядового потребителя. Все эти изобретения и проекты либо умирают, еще не родившись, либо задыхаются под нажимом дельцов. Ведь если это новое, не дай Господь, доберется до простых людей, то сверхприбыли частных корпораций будут просто-напросто уничтожены. Возможно вы не поверите, но за эти несколько месяцев мы провели невероятнейшие детективные расследования. Вот знаете ли вы, что один человек изобрел таблетки, которые при растворении могут заменить высококачественный бензин?

Ренделл ответил, что нечто подобное ему довелось слыхать, сколько себя помнит, только всегда оказывалось, что подобные открытия были чем-то несерьезным, скорее сенсациями, а не чем-то серьезным.

Джим Маклафлин тут же повел свое:

— Крупные корпорации всегда заботились о том, чтобы все считали, будто эти изобретения — просто ерунда. Но даю вам слово, подобного рода чудеса существовали и существуют до сих пор. Великолепной иллюстрацией моего утверждения и могут быть бензиновые таблетки. Неизвестный гениальный химик предложил формулу синтетического бензина, который со всеми необходимыми добавками можно было спрессовать до размеров небольшой таблетки. Вам было нужно всего лишь наполнить бензобак самой обычной водой.. бросить туда таблетку — и в вашем распоряжении 18-20 галлонов не загрязняющего среду бензина стоимостью в пару центов. Как вы считаете, неужто громадные нефтяные компании позволили бы пробиться таблеткам на рынок? Только не в течение жизни — их жизни — ведь это означало бы кончину триллионнодолларовой промышленности. И это всего один пример. А вот так называемые вечные спички. Была ли такая спичка, способная зажечься пятнадцать тысяч раз? Могу поспорить, что такая спичка имелась, только ее подмял под себя крупный бизнес. Мы же обнаружили много случаев, много больше.