Уздечка для сварливых - Уолтерс Майнет. Страница 9

– Для вас пара сообщений, дорогая, – сказала Джейн. – Я положила их вам на стол.

– Спасибо. – Сара задержалась у стола Джейн. – Кто первый?

– Мистер Дрю в восемь сорок пять. Потом до половины первого – в лихорадочном режиме. После этого два визита на дому, но я их уже предупредила не ждать вас раньше обеда.

– Хорошо.

Джейн, шестидесятилетняя бывшая учительница, посмотрела на Сару с материнской заботой:

– Вы опять без завтрака, я полагаю? Сара улыбнулась:

– Я не завтракаю с тех пор, как окончила школу.

– Вы выглядите утомленной. Работаете слишком усердно, моя дорогая. Лечить людей – такая же работа, как и другие, нужно беречь себя.

Сара поставила локти на стол и подперла подбородок ладонями.

– Джейн, можно вас спросить кое о чем? Если рай действительно существует, то где он?

Джейн подумала, что доктор в этот момент выглядит точь-в-точь как восьмилетки, которых она когда-то учила: озадаченной, нерешительной, но абсолютно уверенной в том, что миссис Марриотт знает ответы на все вопросы.

– Господи! Никто не задавал мне подобных вопросов с тех пор, как я перестала преподавать. – Она включила чайник в розетку и положила кофе в две чашки. – Я всегда отвечала детям, что рай в сердцах людей, которые остаются на земле после твоей смерти. Чем больше любящих тебя людей, тем больше сердец, в которых сохранится добрая память о тебе. Хитрый способ заставить детей хорошо относиться друг к другу. – Она хихикнула. – Но я думала, вы атеистка, Сара. Откуда столь внезапный интерес к жизни после смерти?

– Я вчера ходила на похороны миссис Гиллеспи. Зрелище удручающее. Никогда не понимала смысла всей этой процедуры.

– Да, дела... Обсуждать вечные истины в восемь тридцать утра... – Миссис Марриотт поставила перед собой чашку с дымящимся черным кофе. – Смысл жизни Матильды Гиллеспи останется тайной на пять поколений вперед. Она лишь звено в цепи. Кто может сказать, насколько важно это звено для последующих лет?

– Звучит еще более удручающе, – сказала Сара уныло. – Получается, нужно обязательно заводить детей, чтобы придать смысл жизни?

– Ерунда. У меня нет детей, а я не чувствую себя менее нужной. Смысл нашей жизни таков, каким мы сами его видим. – Джейн не смотрела на Сару, пока говорила, и у той сложилось впечатление, что на этот раз произнесенное – это лишь слова. – К сожалению, – продолжала Джейн, – Матильда сама сломала свою жизнь. Она так и не простила мужу того, что он сбежал, и еще больше ожесточилась. Наверное, она считала, что люди украдкой смеются над ней. И в общем-то была недалека от истины, – честно добавила пожилая женщина.

– Я думала, Матильда была вдовой. – Как же мало на самом деле Сара ее знала.

Джейн покачала головой:

– Как раз наоборот. Если Джеймс еще жив, то это он вдовец. По-моему, они так и не развелись.

– Что с ним произошло?

– Он отправился в Гонконг работать в банке.

– Откуда вы знаете?

– Пол и я как-то поехали в путешествие по Востоку, примерно через десять лет после того, как Матильда с Джеймсом расстались. Там, в Гонконге, мы и натолкнулись на него в одном отеле. Раньше мы довольно тесно общались – они с Полом прошли вместе войну. – Джейн криво усмехнулась. – Он неплохо там устроился среди других иностранцев, и его совсем не заботила судьба жены и дочери, брошенных в Англии.

– На что же они жили?

– На деньги Матильды. Отец оставил ей отличное состояние, хотя я всегда думала, что это не пошло ей на пользу. Она была бы совершенно другим человеком, если бы пришлось задумываться о хлебе насущном. – Джейн покачала головой. – Характер не становится лучше, когда все получаешь на блюдечке с голубой каемочкой.

«Что ж, с этим не поспоришь, – подумала Сара. – Взять хотя бы Джека. Равный раздел имущества, черт побери. Пусть не надеется».

– Так когда он оставил ее? Недавно?

– Нет, что вы! Через восемнадцать месяцев после свадьбы. Больше тридцати лет назад. Первые несколько лет мы еще получали от него письма, а потом потеряли связь. Если честно, Джеймс всегда казался нам несколько утомительным. В Гонконге он пристрастился к бутылке и становился агрессивным, выпив лишнего. Мы вздохнули с облегчением, когда письма перестали приходить. И с тех пор ничего о нем не слышали.

– Матильда догадывалась, что он вам писал?

– Не знаю. К тому времени мы уже перебрались в Саутгемптон и виделись очень редко. Общие знакомые упоминали о ней время от времени, но напрямую мы не общались. Мы вернулись сюда только пять лет назад, когда здоровье Пола пошатнулось. Я решила, что свежий дорсетский воздух принесет ему больше пользы, чем городская грязь, которой мы дышали в Саутгемптоне.

Пол Марриотт страдал от хронической эмфиземы, и несчастная жена из сил выбивалась, чтобы хоть как-то улучшить его состояние.

– Это было самое мудрое решение в подобной ситуации, – твердо сказала Сара. – Он утверждает, что чувствует себя намного лучше, с тех пор как вернулся в родные края. – Она знала по предыдущему опыту, что, заговорив о муже, Джейн уже не переменит тему. Поэтому Сара попыталась увести беседу в сторону. – Вы хорошо знали Матильду? Джейн подумала, перед тем как ответить.

– Мы выросли вместе – мой отец долгое время работал здесь врачом, а отец Пола был политическим советником отца Матильды. Вы ведь знаете, что сэр Уильям был членом парламента. Но я не могу утверждать, что вообще знала Матильду. Я никогда ее не любила. – Джейн смутилась. – Знаю, нехорошо так говорить о мертвых, и все-таки не хочу лицемерить. Она была самой злобной женщиной из всех, кого я повидала на своем веку. И я никогда не осуждала Джеймса за то, что он сбежал от нее. Не понимаю только, почему он вообще на ней женился.

– Из-за денег, – ответила Сара без тени сомнения.

– Наверное, – согласилась Джейн. – Он происходил из семьи бедных джентри [12], ему нечего было наследовать, кроме имени. А Матильда была, конечно, красавицей, прямо как Джоанна. В общем, их брак обернулся настоящей катастрофой. Джеймс довольно быстро узнал, что на свете существуют вещи похуже, чем бедность. Быть под каблуком у мегеры, которая к тому же крепко держится за свой кошелек... Он возненавидел ее.

На столе Сары лежала коротенькая записка от Рут Лассель. У нее был на удивление детский почерк для девушки ее возраста.

«Дорогая доктор Блейкни. Не могли бы вы прийти в бабушкин дом завтра (в пятницу)? Я не больна, мне просто очень нужно с вами поговорить. Я должна вернуться в школу к вечеру в воскресенье. Заранее благодарю. С уважением, Рут Лассель».

Другая записка оказалась телефонным сообщением из полиции:

«Информация о звонке доктора Блейкни передана сержанту Куперу сегодня утром. Он свяжется с вами в течение дня».

Только к трем часам Сара смогла выкроить время, чтобы заскочить в «Кедровый дом». Она подъехала по короткой гравийной дорожке и остановила машину напротив окон гостиной, расположенной в левой части дома. Дом в георгианском стиле был построен из желтовато-серого камня, с глубокими окнами и высокими потолками. Сара всегда считала, что особняк слишком велик для одной Матильды и слишком неудобен для женщины, которая в дни приступов чувствовала себя не лучше инвалида. Единственной уступкой миссис Гиллеспи плохому здоровью была установка лифта, который обеспечивал ей постоянный доступ на второй этаж. Сара как-то предложила Матильде продать дом и переселиться в бунгало, на что та непреклонно ответила: «Моя дорогая Сара, только низы общества живут в бунгало. Что бы ты ни делала в жизни, никогда не опускайся ниже своего уровня».

Рут вышла из дома в ту минуту, когда Сара захлопывала дверцу машины.

– Давайте поговорим в летнем домике, – сказала девушка отрывисто и, не дожидаясь ответа, отправилась за угол дома. Рут надела только футболку и легкие брюки, и ее худенькое тело согнулось под пронизывающим северным ветром, который гонял опавшую листву по дорожке.