Испанская роза - Басби Ширли. Страница 35

Если бы только Пилар смогла догадаться о том, какое волнение охватило Габриэля при ее словах, она бы первая посмеялась над своими страхами. Он мог в тысячный раз уверять себя, что разволновался только потому, что, выслушав откровение дуэньи, представил, как сладок будет для него час возмездия, но в глубине души чувствовал, что это самообман и, не желая больше думать о своих внутренних противоречиях, с пылом новобрачного отворил дверь, ведущую в спальные покои.

В комнате было темно, только небольшая свеча горела на маленьком столике. Габриэль быстро пересек комнату и, остановившись у кровати, приподнял тонкий полог. В неясном свете мерцающей свечи он увидел Марию. Ночь была душной, и она спала, разметав во сне простыни. Как она была хороша! На щеках играл легкий румянец, а вьющиеся у висков черные волосы подчеркивали белизну кожи. Под тонкой тканью шелковой сорочки, которую кто-то из слуг нашел в хозяйских сундуках, вырисовывались контуры ее божественного тела. Габриэль смотрел па Марию и чувствовал, как в груди нарастает боль, словно кто-то железной рукой сжимал его сердце. Даже в первую брачную ночь он не испытывал такого неудержимого, страстного желания. Это смущало и злило его одновременно. Полному удовлетворению, оттого что наконец-то удастся осуществить давно задуманную месть, мешала мысль о том, что, даже если бы между их семьями не существовало многолетней вражды, он все равно добивался бы Марии и дрался с дю Буа за право обладать ею. Габриэль внимательно разглядывал спящую девушку, мучительно стараясь понять, почему он так легко поддается ее чарам, забывая в ее присутствии об изводившей его многие годы неукротимой жажде мести; почему, глядя на нее, он ощущает только неодолимое, страстное желание вновь испить пьянящую сладость ее поцелуев, которую он однажды уже вкусил, почувствовать прикосновение нежных рук, увидеть прекрасные удивленные глаза, в которых горит огонь желания. Не находя ответов, он с чувством легкого раздражения скинул халат и осторожно лег на кровать.

Мария зашевелилась во сне, когда Габриэль придвинулся ближе, и, словно почувствовав его присутствие, медленно открыла глаза. Увидев совсем рядом знакомое худое лицо, она, еще не пробудившись ото сна, улыбнулась и пробормотала:

— А, англичанин! Ты ушел так давно, и я уже начала думать, что ты бросил меня!

Габриэль невольно улыбнулся в ответ и, обняв Марию, притянул ее к себе.

— Бросить тебя? После того как я столько времени мечтал о тебе? Никогда!

Габриэль даже не осознал, что в этот момент впервые сказал то, о чем боялся думать; он чувствовал, как по всему телу разливается тепло, и его единственным желанием было поцеловать ее. И коснулся ее губ с неожиданной для обоих нежностью.

Все еще находясь в полудреме, Мария инстинктивно ответила на его поцелуй. Поначалу она действительно испугалась, что он ее бросил, но еда, принесенная слугами, и ванна, которую для нее приготовили по его приказанию, немного ее успокоили. Проходили часы, а Габриэль все не возвращался. Она снова забеспокоилась, но утомленная множеством невероятных событий, происшедших за день, уснула всего за несколько минут до его прихода. Мария испытала чувство странного удовлетворения, оттого что он вернулся, а тепло поцелуя отогнало последние страхи. Конечно, она в его власти, и он может делать с ней все, что ему заблагорассудится, но, возможно, это не так страшно — быть его пленницей.

В отличие от Габриэля Мария не обманывалась но поводу своего отношения к Ланкастеру. Этот человек привлекал ее с того самого момента, когда она впервые увидела его на борту “Санто Кристо”. Он пробудил в ней глубокие чувства, и Мария твердо знала, что ни к кому она не испытывала и уже не будет испытывать ничего подобного. Она никогда, даже про себя, не произносила слово “любовь”, но твердо знала, что все вокруг перестает существовать и теряет всякий смысл, когда он сжимает ее в своих объятиях. И сейчас ей была безразлична и старинная вражда двух семей, и зло, причиненное друг другу за эти годы обеими сторонами. Не существовало ничего, кроме его ласковых рук и нежных поцелуев. И к черту причины, которые свели их вместе в эту ночь!

Податливость Марии удивила и обрадовала Габриэля, кровь сильнее застучала у него в висках. Сквозь тонкую ткань шелковой сорочки, единственную преграду, разделявшую их, он чувствовал жар ее тела — она вся горела от его ласк. Габриэль нетерпеливо сорвал сорочку и, отбросив ее в сторону, прижался к обнаженному телу Марии.

У нее захватывало дух при каждом его прикосновении; она, как кошка, выгибалась от удовольствия, когда его руки медленными ритмичными движениями гладили ее спину. Мария почувствовала, как наливается грудь, твердеют соски и сладкая истома разливается по всему телу. Она потеряла над собой контроль и, поддавшись инстинкту, стала жадно ласкать мускулистое тело Габриэля.

Движения ее нежных рук доставляли Габриэлю неизъяснимое наслаждение, и не в состоянии больше сдерживать растущую страсть он приник к губам Марии, своими поцелуями разжигая в ней ответное чувство. Руки его нежно ласкали ее грудь, и от вожделения у нее замирало сердце. А когда он коснулся языком, сначала одного, а потом другого соска, Мария застонала от нахлынувшего на нее блаженства. Дыхание ее стало прерывистым, сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, и все тело было охвачено огнем, пожиравшим ее без остатка. Пальцы Марии запутались в волосах Габриэля, и она притянула его еще ближе, настойчиво требуя поцелуев и ласк…

Это было похоже на сумасшествие, но она не желала прекратить это сладостное безумие, ей хотелось, чтобы оно продолжалось бесконечно. Неожиданно возникшая в чреслах боль затмила все другие ощущения, и Мария, словно ища защиты, беспомощно прижалась к Габриэлю.

Габриэль не торопился. Он чувствовал, какие страсти бушуют в этом хрупком теле, и стремился настойчивыми ласками довести Марию до исступления, чтобы вместе испытать наслаждение и блаженство, когда тела их сольются в экстазе. Каждое ее прикосновение вызывало в нем бурю эмоций, и ему становилось все труднее управлять собой, противиться неотступному желанию поскорее погрузиться в пучину восторга.

— Лежи спокойно, моя испанская тигрица, — шептал он Марии, нежно покусывая мочку ее уха. — Лежи смирно, и я доставлю наслаждение нам обоим. После сегодняшней ночи тебе уже не надо будет меня бояться. Но пока ты не стала женщиной, я не хочу спешить.

При этих словах Мария замерла. Глаза ее стали огромными от удивления.

— Ты уже знаешь? — спросила она смущенно. Увидев зардевшееся лицо Марии, Габриэль почувствовал неизъяснимую нежность и, поцеловав ее в уголок рта, прошептал:

— Да, я знаю. И я скажу тебе откуда, но только позже.., много позже.

Не дав ей опомниться, он вновь стал целовать ее, и они погрузились в мир блаженства, где обитают только влюбленные. Движения Габриэля становились настойчивее, а ласки все более жаркими. Он жадно ласкал ее плечи, грудь, бедра, вызывая в ней взрыв все новых и новых эмоций.

Неожиданно Мария вздрогнула.

— Не пугайся, — прошептал Габриэль. — Я буду очень нежен и постараюсь не делать тебе больно, а если и сделаю, то только один раз. — Он поцеловал ее. — После сегодняшней ночи тебе, любимая, с каждым разом это будет все приятнее.

Мария неслась в водовороте чувств, поцелуи Габриэля и запах его тела пьянили ее, желания и чувства рвались наружу и, не находя выхода, отдавались томительной болью во всем теле. Вдруг ни с чем не сравнимое ощущение поразило ее, как будто горячий сноп света пронзил все тело. Мария замерла от неожиданности. И в этот момент с осторожностью и нежностью, которой он раньше не знал за собой, Габриэль овладел ею.

Она почти не почувствовала боли, во всяком случае не обратила на нее внимания, потому что была поражена приятным ощущением, заполнившим все ее существо. Теперь она женщина, и девственность свою отдала мужчине, о котором столько мечтала.

Габриэль двигался медленно, почти лениво, и боль, которую она ощущала в своих чреслах, пожирая ее изнутри, возрастала с каждым его движением. В порыве чувств она приподнималась и снова падала. Она вся горела, охваченная новыми, неизвестными прежде ощущениями. И каждый раз, когда их тела соприкасались, из ее груди вырывался стон, крик — она не знала, как выразить то наслаждение, тот восторг, который бурлил в ней и рвался наружу. И вот, когда Мария уже думала, что сойдет с ума от невыразимого наслаждения, все, что накопилось в глубине ее тела за эти сладостные минуты, взорвалось невероятным исступленным восторгом.