Испанская роза - Басби Ширли. Страница 51

— Пусти меня к нему! — закричала Мария. — Я хочу помочь!

Пилар только замотала головой.

— Будет лучше, если ты останешься здесь. Не надо сейчас попадаться на глаза Зевсу. Боюсь, это плохо кончится для тебя.

— Не беспокойся обо мне… — Голос Марии был полон отчаяния. — Если он умрет, я не хочу жить! Зевс просто прекратит мои страдания.

— Ты так любишь своего англичанина? — серьезно спросила Пилар.

— Да! — грустно улыбнулась Мария. — Еще вчера мне казалось, что этого не может быть… Если бы я только знала, я бы вела себя совсем по-другому.

— Я думаю, у него дело пойдет на лад, — улыбнулась Пилар. — А раз так, у тебя есть шанс попробовать завоевать его сердце еще раз. Мне кажется, он неравнодушен к тебе, я бы сказала, даже больше… Но ведь вы оба ужасно упрямы и горды, чтобы признаться в этом. И, мне кажется, вы слишком много значения придаете кровной вражде, существующей между вашими семьями. Все, что случилось, — случилось много лет назад, и тех людей, кому причинили зло, давно уже нет в живых. Неужели вы хотите, чтобы эхо минувшего разрушило ваше будущее? — Пилар подошла к двери и открыла ее. — Пойду принесу что-нибудь поесть. Я смотрю, ты ничего не ела вчера вечером. А потом нагрею теплой воды, и ты сможешь помыться.

Мария чувствовала себя гораздо увереннее после разговоров с Пилар. Приятно было сознавать, что и в этом доме есть душа, которая искренне переживает за тебя.

Тоскливые дни сменяли друг друга, не принося никаких изменений в положение Марии. Габриэль потерял много крови, и силы слишком медленно возвращались к нему. Однажды утром Пилар вошла в комнату с широкой улыбкой на лице, и сердце Марии сильно забилось в предвкушении хороших новостей.

— Англичанину гораздо лучше, — сказала дуэнья с порога. — Ему сегодня не понравился мясной бульон, и он швырнул в меня тарелкой, потом до хрипоты спорил с Зевсом. И вообще он отказался оставаться в постели.

Мария радостно закружилась по комнате.

— Когда я смогу увидеть его? — спросила она.

— Ну, это зависит не от меня.

Прошло три долгих дня, прежде чем в комнате Марии появился Зевс.

— Он хочет тебя видеть, — сухо сказал он. Мария разволновалась, дурные предчувствия одолевали ее: она не боялась, что Габриэль прикажет ее убить, — он мог это сделать и раньше, — а вот сознание того, что он может оставить ее в Пуэрто-Белло, наполняло ее тревогой и страхом. Никогда больше не увидеть его было для нее равносильно смертному приговору.

Теперь, когда угроза смерти миновала, отношение Зевса к ней стало немного мягче, во всяком случае, увидев ее испуганное лицо, он угрюмо заметил:

— Иди смелее, он не собирается отдавать тебя матросам.

Измученная постоянным страхом за его жизнь и охваченная новыми ощущениями, которые в ней всколыхнула любовь, Мария совершенно не была готова к тому, как встретил ее Габриэль в то утро.

Ее привели в небольшую комнату, где она никогда раньше не бывала. Ланкастер стоял у окна, повернувшись к ней спиной, и никак не отреагировал на ее появление: то ли с увлечением наблюдал за чем-то, то ли делая это намеренно.

Она с восхищением рассматривала его высокую фигуру: широкие плечи, крепкую спину, рельефные мышцы которой не могла скрыть тонкая ткань белой рубашки, узкие бедра, стройные ноги. Проходили минуты, а он по-прежнему не обращал на нее внимания.

— Вы посылали за мной, сеньор? — нерешительно спросила она наконец.

Габриэль медленно повернул голову. На какое-то мгновение Марии показалось, что в его взгляде промелькнула радость. Промелькнула и бесследно исчезла.

— Доброе утро, сеньорита, — произнес он отчужденно-вежливым тоном. — Благодарю за то, что вы оказали мне честь и встретились со мной. Я тем более рад, что вы, я уверен, все это время молились, чтобы мастерское владение вашего брата острым клинком избавило вас наконец от необходимости лицезреть меня.

Габриэль был очень бледен, черты лица во время болезни заострились, под глазами темнели круги, взгляд зеленых глаз был холоден и колюч. Его слова больно ранили Марию. Ее охватило чувство полной безысходности — он был уверен, что она действительно хотела его смерти, намеренно пыталась предупредить Диего об опасности, грозившей испанцам. Вспомнив, как она переживала за него, как неистово молилась за его жизнь, Мария не выдержала.

— Ты глуп, англичанин! — сказала она, сверкнув глазами. — После того как ты столько дней продержал меня взаперти, а теперь приписываешь мне мысли и деяния, на которые считаешь меня способной, ты действительно должен почтить за счастье, что я согласилась с тобой встретиться.

На мгновение Габриэль опешил.

— Я не собираюсь препираться с тобой, — рявкнул он, и в глазах его появилось уже знакомое Марии выражение. — Ты забываешься. Мой тебе совет — прикуси свой длинный язык, иначе мне придется как следует наказать тебя.

Дразнить его дальше было опасно, даже Мария понимала это. Она ничего не ответила, но, увидев ее язвительно скривившиеся губы, Габриэль проворчал:

— Ты можешь проклинать меня в душе сколько тебе угодно, но никогда, слышишь, никогда не забывай, что я твой хозяин! Ты моя раба и благодари Бога, что я гораздо лучше отношусь к своим рабам, чем твой брат когда-то относился ко мне!

Услышав такие слова, Мария в негодовании отвернулась. Габриэль подошел к ней, легким движением повернул к себе и, взяв за подбородок, приподнял ее лицо так, что она уже не могла избежать его взгляда.

Холодные зеленые глаза внимательно изучали ее.

— Ты не заслуживаешь снисхождения, — проговорил он, и в его голосе слышались злость и восхищение одновременно. — Но я не так жесток, чтобы мстить тебе. Я должен был бы по справедливости отдать тебя дю Буа и остальным; но память о сестре и жене не позволяет мне сделать это.

При упоминании о дю Буа ужас отразился на лице Марии, и Габриэль снисходительно улыбнулся.

— Да-да, маленькая дрянь, дю Буа. Всякий раз, когда ты вздумаешь ослушаться меня, помни, что и моему терпению приходит конец. И если ты будешь слишком несносной, я вынужден буду отдать тебя ему.

— Что ты собираешься со мной делать? — спросила Мария так тихо, что сама почти не слышала своего голоса.

— Боже! Какая покорность! — язвительно заметил Габриэль. — Что я собираюсь с тобой делать? Существует масса вещей, которыми я хотел бы с тобой заняться. — Его большой палец лениво гладил ее губы. Но неожиданно, как будто вспомнив что-то неприятное, он опустил руку.

— Для начала, я собираюсь взять тебя с собой на Ямайку. Морган отдал приказ, и в конце недели мы отплываем. Ты поедешь со мной. Всю оставшуюся жизнь ты будешь моей рабой. Я отомщу тебе по-своему.

Отчаяние и возмущение боролись в душе Марии.

— Почему ты не потребовал выкуп? Брат хорошо заплатил бы тебе за меня. Чтобы потешить свое тщеславие, ты мог запросить непомерную сумму за мое освобождение.

Габриэль посмотрел на нее.

— Никогда! Ты принадлежишь мне! И только смерть Диего удовлетворит мое тщеславие!

На этом их разговор закончился, и несколько дней спустя, не зная, радоваться ей или нет, Мария стояла на палубе “Черного ангела”, провожая глазами удаляющийся за горизонт многострадальный Пуэрто-Белло. Она с тревогой смотрела на простиравшуюся перед ней гладь океана. Что ждет ее впереди?

К удивлению девушки, путешествие не было утомительным. Стояла хорошая погода, и общество Пилар, которая сопровождала Зевса к месту их нового обитания, скрашивало ее однообразное существование.

Габриэль относился к ней с холодным равнодушием. Ей было велено содержать каюту в идеальном порядке. И чтобы не давать повода для недовольства, Мария натирала до блеска даже медные ручки на дверях. Она прислуживала за столом ему, Пилар и офицерам, которые обедали вместе с ним, и ей казалось, что ее унижение доставляет ему огромное удовольствие. Мария была уверена, что делает все это для того, чтобы дать ей понять, что она вещь, рабыня, с которой хозяин может поступать, как ему заблагорассудится.