Кровь Дракона - Уотт-Эванс Лоуренс. Страница 24

Ответа не последовало, и он постучал вновь.

— Setsh tukul? — спросил из-за двери женский голос.

— Привет! — отозвался Думери. — Есть кто-нибудь дома?

Дверь открылась. Из нее выглянула женщина, не старуха, но уже не первой молодости. Со светло-каштановыми, без признаков седины волосами, гладкой кожей, но с морщинками в уголках глаз. В домотканых юбке и тунике, с тяжелой железной кочергой в руке.

— Kha bakul t'dnai shin? — пожелала знать женщина.

— Вы не говорите на этшарском? — спросил Думери.

Ее глаза сузились.

— Ethsharit? Ie den norakh Ethsharit. Ha d'noresh Sadironas?

Думери ничего не понял, кроме одного: на этшарском женщина не говорит.

Но может, знает хоть несколько слов?

— Охотники на драконов. Я ищу охотников на драконов.

Женщина сердито зыркнула на него.

— Ie den norakh Ethsharit. D'gash! D'gash! — Жестом она показала, что более ему тут делать нечего.

— Охотники на драконов! — повторил Думери. — Пожалуйста!

— D'gash! — Женщина указала на дорогу.

В отчаянии Думери предпринял последнюю попытку:

— Кеншер сын Киннера?

Тут женщина пристально всмотрелась в Думери.

— Kensher? — переспросила она. — Kensher fin Kinnerl?

Думери кивнул, надеясь, что произнес имя нужного ему человека, а не какую-то непристойную фразу на сардиронском.

Женщина покачала головой.

— Da knor. Pakhoru. — И махнула рукой в том направлении, в котором и шел Думери.

Что означали ее слова, он, естественно, не понял, но вот жест трактовался однозначно.

— Он живет там? Премного вам благодарен, госпожа. Еще раз большое спасибо. — Он поклонился и попятился к тропе.

Женщина постояла, пока он зашагал на восток, а затем с силой захлопнула дверь.

Думери шел и шел, гадая, сколь далеко мог уйти Кеншер.

Раз женщина знала его имя, значит, его дом находился не за семью морями.

До темноты Думери миновал пять домов, стучась в каждый. В трех ему не открыли, вероятно, они пустовали, в двух повторилась та же сцена: Думери задавал вопросы на этшарском и получал неудобоваримые ответы на сардиронском. В одном доме на имя Кеншера не отреагировали, и он двинулся дальше. В другом узнали сразу и жестами подсказали, как его найти. Думери не сразу понял, что означают два поднятые вверх и разведенные пальцы, на которые мужчина указывал другой рукой. Потом до него дошло, что впереди тропа раздваивается.

Далее у него не возникало проблем с толкованием скрещенных указательных пальцев, естественно, означавших перекресток.

Вот так, языком жестов, мужчина рассказал Думери, в какую сторону идти на четырех развилках и двух перекрестках. Думери все тщательно запомнил.

Осталось, думал он, совсем немного. Он радостно двинулся дальше, насвистывая веселую мелодию.

Свистел он, впрочем, недолго, потому что начал мерзнуть. Действительно, у реки было куда теплее. Может, он ушел слишком далеко на север, куда весна приходила позже?

Но холод Думери не испугал: он полагал, что до дома Кеншера рукой подать.

Но к закату еще не дошел и до первой развилки.

А вскоре остановился у камня-указателя. В темноте прочитать на нем ничего не смог, но решил, что пора отдохнуть. Он испугался, что может сбиться с тропы или угодить в пасть волкам. Кроме того, он очень устал и проголодался. Но думать об этом не хотелось, потому что еду взять было неоткуда.

Ночь Думери провел, свернувшись клубочком у тропы, дрожа от холода и прислушиваясь к урчанию в животе. В сказках, которые ему рассказывали в детстве, герои бродили по лесам годами, питаясь ягодами, орехами да корешками, срывая с деревьев плоды, но он не видел ни плодов, ни ягод, ни орехов, а корешки особого аппетита не вызывали.

Воды, правда, хватало. Ручейки бежали по склонам холмов, иногда собираясь в озерца.

А вот еды не было вовсе.

Он жадно жевал травинки, но чувства голода они не заглушали. На барже он был сыт, но с тех пор, как ступил на берег, у него маковой росинки во рту не было. И Думери поневоле задумался, сколько пройдет времени, прежде чем он умрет с голоду.

Рядом с домами, мимо которых прошел Думери, он видел огороды. Там, пожалуй, можно было поживиться чем-либо съестным, но воровать ему не хотелось, да и лето только началось, так что время сбора урожая еще не пришло.

Впрочем, темнота так быстро сгущалась, что он и не решился бы куда-то пойти из опасения потерять тропу.

Проснулся он, когда солнце поднялось довольно высоко. Поначалу холод и жесткая земля не давали ему сомкнуть глаз, но усталость взяла свое, и его сморил сон. Открыв глаза, он быстро вскочил на ноги и двинулся дальше, но тут же мысли его вернулись к еде. Не вернуться ли ему к дому, подумал он, где ему указали путь? Мужчина выглядел добрым. Наверное, у него нашлась бы еда для голодного путника!

Идея эта представлялась ему все более привлекательной, но, поднявшись на очередной холм, он увидел впереди первую развилку, а рядом с ней гостиницу.

Он сразу понял, что это гостиница. Дом значительно превосходил размерами те, что встретились ему по пути. К нему примыкали конюшня и внушительный двор. Позади был разбит большой огород. На дворе нашлось место тепличке и леднику. Над дверью висела огромная вывеска.

Если б он знал про гостиницу и прошел чуть вперед в темноте... Но поздно говорить об этом. Думери поспешил вниз. Уж на шесть медяков он сможет купить хоть какую-то еду!

Подойдя ближе, он разглядел, что нарисовано на вывеске: ель, переломленная пополам, и желтый зигзаг, как он догадался, молния.

На этот раз дверь открылась при первом толчке, и Думери вошел в зал. Плюхнулся на стул, выудил из кошеля свои медяки.

— Ukhur ie t'yelakh?

Думери повернулся к служанке, что возникла у его столика. Занятый своими мыслями, он и не заметил, как она подошла.

— Вы говорите на этшарском? — спросил он, предчувствуя, что ответ будет отрицательным.

— Ethsharit? — переспросила служанка. — D'lost. Shenda! — последнее слово она прокричала, повернувшись к кухне.

Появилась вторая служанка, постарше.

— Uhu? — спросила она.

— Da burei gorn Ethsharit, — с этим молодая женщина направилась на кухню, уступив место у стола своей напарнице.

— Да, сэр? — обратилась она к Думери.

— Вы говорите на этшарском? — вновь спросил мальчик.

— Да, сэр. Что будете кушать? — проговорила она вежливо, но с удивлением смотрела на лохмотья, в которые превратилась одежда Думери.

— Я не ел два дня, — признался он. — Вот все мои деньги. Могу я на них что-нибудь поесть? Все что угодно.

Она посмотрела на медяки.

— Мы что-нибудь придумаем. — Говорила она с легким сардиронским акцентом.

Повернулась и исчезла на кухне. Думери ждал, нетерпеливо ерзая на стуле.

Несколько мгновений спустя она вернулась с тарелкой в руках, поставила ее на стол.

Рот Думери наполнился слюной.

Рогалики, два зеленых яблока, кусок сыра, остатки курицы, без ног, с обглоданной грудкой, но целым крылышком, на котором хватало мяса.

— Остатки от завтрака, — пояснила служанка. — Четыре медяка.

Дрожащими руками Думери пододвинул к ней четыре монетки и набросился на еду, качество которой оставляло желать лучшего.

Рогалики сухие, яблоки зеленые, сыр заплесневелый, курица холодная, склизкая.

Но Думери ел, ел и ел. И отвалился от стола, лишь когда на тарелке остались зернышки от яблок да начисто обглоданные куриные кости.

Он сидел, сложив руки на животе, наслаждаясь ощущением сытости.

К нему вновь подошла служанка.

— Ты — ворлок? — спросила она. — Больно ты молодой.

— Нет, я не ворлок, — ответил заинтригованный Думери. Пристально посмотрел на служанку, прежде чем спросить: — А почему вы так решили?

— Видишь ли, из тех, что приходят сюда, надолго забывают про еду только ворлоки.

— Я ничего не забывал! — воскликнул Думери. Забыть о еде! Да он такого и представить себе не мог. — Просто я давно не ел!