Укрощение строптивых - Успенская Светлана Александровна. Страница 66
Свобода, скажете вы, как же, ведь мы потеряли свободу! Но представьте, как часто люди попадают в автокатастрофы, где теряют конечности, здоровье, а иногда — и жизнь. Представьте себе, что вы тоже попали в автокатастрофу, в результате которой потеряли всего-навсего свою свободу. Я советую вам принять случившееся как данность и смириться со своей участью. Смею уверить, она не так уж плоха по сравнению с тем, что вы оставили в грязном и грозном мире, полном лжи, опасностей, нечистоты. А здесь нас ждут комфорт, море, солнце… И конечно же счастье!
Хочу заранее предупредить вас, что все попытки побега отсюда абсолютно бесполезны: никакого пути — ни морского, ни воздушного — с острова нет. Со всех сторон его ограждают непроходимые рифы, он полностью недоступен как для морских судов, так и для рыбацких лодок, а до материка отсюда не менее сотни миль. Остров стоит вдалеке от морских трасс и воздушных путей, сюда можно попасть лишь на вертолете. Обратного пути нет, поэтому забудьте о побеге. Не правда ли, глупо бежать от собственного счастья? Глупо отталкивать блаженство, которого мы все, несомненно, достойны…
Уже поздно и пора спать. Спокойной ночи, дорогие мои. Каждая из вас сможет выбрать себе комнату по вкусу на верхних этажах дома. В столовой вас ждет скромный ужин. В качестве вина, чтобы отпраздновать наше долгожданное воссоединение, я настоятельно рекомендую вам «Шато де Шампоньяк» 81-го года, коллекционный экземпляр…
Через несколько дней, когда я буду убежден, что вы готовы к встрече со мной, мы познакомимся поближе. Надеюсь, что уже очень скоро мы все вместе усядемся возле камина с бутылкой вина и будем смеяться, думая, что могли никогда так и не узнать, что такое счастье…"
Голос затих, экран погас, и в комнате воцарилась тягостная тишина.
Но уже через минуту она сменилась бурей, по сравнению с которой океанское цунами показалось бы штормом в ложке воды. Говорили все одновременно.
— Это какой-то бред, такое мог придумать только настоящий псих!
— Я не верю, это всего лишь розыгрыш!
— Конечно, он нас разыгрывает! Думает, на дурочек напал!
— Нет, это политическая авантюра! Это придумали, чтобы надавить на моего отца!
— О Господи, да нет же! Я уверена, это проделки Проньшина! Он мне мстит!
— Нас всех здесь собираются убить!
— Это какая-то чудовищная провокация!
— Может быть, научный эксперимент на выживаемость?
— Боже мой, какой там эксперимент! У меня завтра сделка на два миллиона долларов с немцами!
— Вот увидите, за нас всех потребуют выкуп!
— Ему место в психушке!
— Это маньяк!
— Идиот!
— Монстр!
Гневные возгласы затихли, чтобы через секунду возобновиться с новой силой.
— О, Боже мой, неужели я больше никогда не сяду на свою «Ямаху»?
— А моя операция! Неужели она откладывается? Я к ней столько готовилась! Только анализы стоили полтысячи!
— Неужели я никогда больше не появлюсь на телевидении?
— Неужели моя сделка на два миллиона полетит к чертям?
— Неужели я так и не узнаю, что сказал о моих стихах Любарский?
— Неужели?.. Неужели?.. Неужели?..
Новая пауза — и новый виток эмоций.
— Нет, это какой-то бред!
— Конечно, это бред!
— Я в это не верю!
— И я!
— Это невозможно!
— Немыслимо!
Только Лариса, поглощенная своими мыслями, не принимала участие в бурном обмене репликами. Лицо ее выглядело растерянным.
Постепенно гневные обороты снизились и тон разговора охладел на пару градусов.
— Это просто какой-то чудовищный сон, мы скоро все проснемся!
— Коллективных снов не бывает. Просто скоро за нами приедут, и все станет на свои места.
— Да-да, мой папа обязательно приедет за мной!
— Милиция сразу же выяснит, что это проделки Проньшина. Его немедленно арестуют, и нас вернут домой.
— Паук найдет меня даже на краю света, я в него верю. А потом этого психа я размажу по асфальту колесами!
— Мои коллеги с телевидения поднимут на ноги мировую прессу, меня достанут даже из-под земли!
Возгласы постепенно стихли, и воцарилось тягостное молчание.
Безрадостное будущее вставало впереди с отчетливой ясностью.
Неожиданно раздался протяжный, сорванный крик, темная тень метнулась к окну. Это была Надя. Она тряслась от возмущения.
— Это насилие! — истерически завизжала девушка, брызгая слюной. — Я этого так не оставлю! Я не хочу!.. Не буду!.. Нет!
Что есть силы она забарабанила по стеклу крепкими кулаками. Окно жалобно дребезжало под ударами, грозя осыпаться.
— Выпустите меня! Я не желаю здесь оставаться! Пустите! — Она неистово топала ногами и трясла рыжей гривой, причем в метре от нее виднелась настежь открытая дверь.
— У нее истерика, — заметила Лиза, спокойно разглядывая свой сломанный ноготь, — нервный срыв.
— Выпустите меня отсюда! — продолжала надрывно причитать Надя. — Пустите!
— Что с ней делать? — испуганно прижала ладони к щекам Алена.
— Да ради Бога, пусть идет, куда хочет! — холодно дернула плечом Лариса. Обращаясь к Наде, она спокойно произнесла:
— Ну, что кричишь? Вон дверь, иди!
Девушка внезапно сникла, точно ее ударили по голове.
— Куда? — растерянно спросила она, опустив дрожащие руки. — Куда идти?
— Куда хочешь, туда и иди, — сухо заметила Лариса и отвернулась. И добавила, адресуясь ко всем остальным:
— Здесь не орать надо, а думать…
Единогласное молчание подтверждало правоту ее слов.
— Но ведь идти-то некуда! — растерянно промолвила Надя. Ее все еще била нервная дрожь. — Мы же на острове!
— В том-то и дело! — Лариса насмешливо покосилась в ее сторону.
Тем временем в комнате стремительно стемнело. В высоком окне, точно кусок желтого оплавленного масла, повисла массивная жирная луна. В распахнутые настежь двери ворвался вечерний бриз.
— Может быть, зажечь свет и наконец все спокойно обсудить? — тихо предложила Юля.
Щелкнул выключатель, и по комнате тягучим сиропом разлился желтоватый свет настенных ламп. Огромный холл стал как-то меньше, стены сдвинулись, образуя уютное, почти домашнее гнездышко.
В голову невольно полезли бытовые и, попросту говоря, приземленные мысли. Все как-то вдруг вспомнили, что уже несколько часов не пили и не ели, а только разговаривали и кричали. И сразу же навалилась какая-то ошеломляющая усталость, похожая на паралич безразличия.