Неизвестные солдаты, кн.1, 2 - Успенский Владимир Дмитриевич. Страница 4

Слобода начиналась сразу за базарной площадью, тянулась одной длинной улицей. Дома здесь были непохожие на те, что в городе, – настоящие деревенские избы. По сторонам улицы двумя рядами высились старые липы и клены, домики скрывались в густой тени.

Хата Насти Коноплевой, крытая потемневшей соломой, стояла на берегу пруда, заросшего зеленой тиной. Барахтались в пруду утки, разыскивая корм; гуси, вытянув шеи, цепочкой шествовали по берегу среди лопухов.

Игорь открыл калитку в плетне, вошел в маленький подметенный двор. В окошке, чуть поднимавшемся над землей, мелькнуло чье-то лицо, и тотчас на пороге появилась Настя.

– Ты?

– Как видишь.

– Ну заходи, заходи. – Она подставила локоть. Игорь пожал его. – Лапшу рубила, – смущенно улыбнулась Настя, показывая выпачканные мукой ладони.

В комнате было чисто и светло от недавно побеленных стен. Большая печь делила избу на две половины. Возле стола, на котором лежали лепешки раскатанного теста, сидел пятилетний братишка Насти, очень похожий на нее: такие же глаза, темные и немножко раскосые. Он слез с табуретки, боком подвинулся к двери, спросил:

– Я побегаю, да?

– Иди, только недалеко. На уток взгляни. Игорь и раньше бывал у Насти. Знал, что мать ее работает в колхозе, отец погиб на финской войне, совсем недавно, минувшей зимой. Тогда Настя недели две не появлялась в школе. Игорь с ребятами приходил проведать ее. Глаза у нее были опухшие, красные…

Настя быстро закончила рубить лапшу, вымыла руки. На ней – коротенькое, до колен, ситцевое платье с поблекшими голубыми цветочками. Платье было тесно девушке, туго обтягивало ее маленькие груди и даже лопнуло сбоку по шву. Это, наверно, смущало ее, она переоделась за занавеской. Вышла в кофточке с горошками и в черной юбке. На ногах – матерчатые босоножки.

– Ты повзрослела будто, – сказал Игорь.

– Это на каблуках я.

– Зубришь?

– Химию повторяю.

– Ты значит, в Тулу собираешься?

– Нет. В Москву, в медицинский.

Игорь удивленно вскинул брови:

– Неужели? Первый раз слышу. И давно ты решила?

– Недавно, – глядя ему в глаза, ответила Настя. – Когда узнала, что ты едешь туда.

– Вот это номер! – растерянно протянул Игорь.

В нем росло смущение, и оно все усиливалось оттого, что смутилась и Настя. У нее порозовела тонкая шея, покраснели щеки. Молчание затянулось. Оба искали и не находили, что сказать.

– Карточки хочешь посмотреть? – спросила наконец девушка.

Взяла с полки альбом, села к столу. Игорь стоял рядом, заглядывая через ее плечо.

– Это я, видишь? – доказала она старый, пожелтевший снимок.

Маленькая девочка с белым бантом на голове удивленно смотрела с карточки. Уголки губ были ощущены, казалось, она вот-вот заплачет.

– С магнием снимали, – догадался Игорь.

– Ох, и напугалась я тогда, как пламя вспыхнуло. До сих пор помню.

Игорь накрыл ладонью ее руку.

– Ты чего? – тихо опросила она.

– Здесь, на указательном пальце, пятнышко чернильное у тебя всегда было, – ответил Игорь, волнуясь от ее близости и не понимая, что с ним происходит. – Ведь столько лет рядом, бок о бок сидели, а, Настя?

– Да, – сказала она, ниже опустив голову.

– И не видел, что у тебя такие колечки на шее.

– Ты многое не замечал.

– А руки у тебя всегда полынью пахли.

– Это от веника… Плохо, да?

– Что ты, наоборот! Твой запах.

Игорь наклонился и неловко поцеловал шею, покрытую белым пушком. Настя вздрогнула, вскочила, повернулась к нему. Глаза были полны слез. Он, зажмурившись, обнял ее, с отчаянной решимостью поцеловал сухие и твердые губы, ощутив холодок зубов.

– Игорь, Игорек, – шепотом говорила она, чуть отодвигаясь, но не отталкивая его. – Игорек, милый, не надо!

«Что я делаю? – с ужасом подумал Игорь. – А Оля?»

Руки его скользнули с плеч Насти. Она отвернулась, быстро отошла к печке. Долго молчали.

«Обиделась», – решил Игорь, поглядывая на девушку, стоявшую спиной к нему.

– Ты не против, что я в Москву собралась? – спросила вдруг Настя.

Голос ее звучал неуверенно.

– Конечно, нет! Это ведь даже здорово! – воскликнул он. – Вдвоем веселей будет!

Он радовался тому, что Настя не заплакала, что все кончилось так просто и хорошо.

Строго наказав Славке и Людмилке, чтобы не мешали, Игорь учил в беседке литературу. Дело двигалось медленно. Он часто задумывался, отвлекался. После встречи с Настей все перепуталось у него в голове. Он то бранил себя за несдержанность, называл тряпкой и подлецом, то радовался, что отомстил Ольге. Ведь и она тоже целовалась, наверное, со своим моряком.

Конечно, Ольга особенная, красивая, ни одна девушка в Одуеве не могла сравниться с ней. Зато Настя проще и ближе ему. И уж она-то никогда не изменит, не будет встречаться с другим.

– Иго-о-орь! – услышал он протяжный крик Марфы Ивановны. – Ребята к тебе!

– Эй, в беседку идите! На дорожке появились Виктор Дьяконский и Сашка Фокин. «Пат и Паташон, – усмехнулся Игорь. – Правильную им кличку дали!»

Худой и длинный Виктор на две головы выше толстяка Сашки. Сейчас худобу Дьяконского подчеркивало то, что он был в футболке и белых летних брюках, а на Фокине широкий пиджак, делавший его почти квадратным. Лицо у Сашки пухлое, расплывшееся. Маленький нос потонул среди щек. И вообще весь он какой-то мягкий, округлый. У Виктора же, наоборот, все резкое, угловатое: острые колени, острые плечи, острый выпирающий подбородок.

Дьяковский – человек замкнутый и серьезный. Читал газеты и толстые скучные книги. Держался всегда прямо, по-военному, не сутулясь. Школу он окончил отличникам. На выпускном вечере подвыпивший математик во всеуслышание заявил, что у Дьяконского профессорская голова.

А Сашка Фокин, по общему признанию, умом особенно не блистал. С грехом пополам проучившись семь лет, он работал теперь на сушильном заводе. Жил в свое удовольствие: играл в духовом оркестре, ухаживал за девушками, ездил на рыбалку. Был он добродушен, любил поесть, отчебучить что-нибудь смешное. На книги у него времени не хватало, и Дьяконский иногда заставлял его прочитать вслух пару страниц, «чтобы не забыл алфавит!»

Дьяконский и Фокин мечтали о военной службе, но мечтали по-разному. Виктор изучал Цезаря, Суворова и Клаузевица, знал историю наполеоновских войн, мог хоть сейчас сдать экзамен по любому уставу. У него была ясная цель: стать командиром. Желания Сашки гораздо скромнее. Военный оркестр, сверкающая на солнце медь труб, марш, под звуки которого шатают в ногу сотни людей, – во сне и наяву видел Фокин эту картину.

Игорь завидовал им обоим. У них уже все определилось, они знали, чего добиваться. А Игорь еще не нащупал себе места в жизни. И по росту и по характеру он занимал какую-то середину между Дьяконским и Фокиным. Вырос выше Сашки, а Виктору едва доставал до плеча. Он даже не знал, кто из друзей ближе ему. Иногда интересно было подурачиться, посмеяться с Сашкой. А с Виктором можно спорить о чем угодно: о добыче алмазов в Африке, о новом сорте картошки, о будущем авиации…

– Мы по делу, – объявил Фокин, – Даже по двум делам. Завтра на базаре нужно крольчиху на кролика обменять. Поможешь?

– Попробую.

– Теперь второе. Про массовку ты слышал?

– Говорили мне… – Игорь запнулся. – Коноплева мне говорила.

– Во! Народу будет полно. Заводские наши, из культпросветшколы девчата.

– Понимаешь, Игорь, – вмешался Дьяконский, – может быть, это последняя наша массовка. Ну и хочется отметить ее с огоньком.

– И с выпивкой, – предложил Сашка. – Собраться своей компанией – ив кусты на Большой обрыв. Можно девчат с завода позвать. Ваши-то ученицы больно уж тихие. С ними не развернешься.

– Не надо, – сердито сказал Игорь. – К дьяволу всех девчонок. Соберемся одни.

– Водку возьмем?

– Жарко. Лучше пива. Только на какие шиши?

Сашка понимающе кивнул.

– Монеты – это самый главный вопрос. У меня у самого в кармане вошь на аркане.