Платит проигравший - Утгер Майкл. Страница 7

Второй этаж был копией первого. Правда, здесь находилась кухня или что-то похожее на нее. Две газовые плиты, огромный двухкамерный холодильник, в котором можно хранить тушу слона, и металлический разделочный стол. Особое внимание стоило уделить луже, разлившейся на полу возле холодильника. Так бывает, когда он оттаивает. Я подошел я дернул за ручку. Дверца оказалась запертой. Кому понадобилось его включать и выключать? Не хранил же здесь Кейлеб шампанское для своей любовницы? Если, впрочем, она у него была. Я прошел в комнату, где вчера нашел убитого. Ставни сняли и света хватало, чтобы увидеть все, что меня интересует. Кровать оставалась нетронутой, с той лишь разницей, что труп Кейлеба перекочевал с нее на стол патологоанатома. Любопытно, почему на белых простынях ни одного кропаииго пятна? Идейки кое-какие мне в голову пришли, но прежде чем сделать выводы, необходимо поговорить с патологоанатомом. Если он не пожелает отвечать на мои вопросы, Харпер сумеет выяснить все, что требуется.

Осмотр сада ничего не дал. Я вернулся к машине и отправился в город.

Глава III

1

Дора накормила меня завтраком. Яичница с беконом — ее фирменное блюдо, которое она готовит мне каждое утро. Кафе на соседней с моей лачугой улице стало моим вторым домом. Я здесь завтракал, ужинал, иногда заглядывал на ланч. Хозяйка забегаловки относилась ко мне с удивительной нежностью, почти по-матерински, несмотря на то, что чет на пять, семь была моложе. Ее муж погиб в Дании три года назад, когда наши войска высадились в Европе и взгрели нацистов по первое число. Теперь Дope приходилось одной, на своих плечах, тянуть лямку. Не хочу сказать, что я был выгодным клиентом, ел я мало, но все же вносил какую-то лепту в ее нелегкий и малоприбыльный бизнес.

— У вас усталый вид, -сказала Дора, ставя передо мной чашку кофе. — Похоже, провели бессонную ночь.

— Уникальная проницательность. Если бы не ваше кафе, я пригласил бы вас в партнеры.

— Просто я давно вас знаю. Вы всегда вычищены, наглажены, в чистой сорочке, но глаза выдают человека, как ни старайся.

— И о чем же говорят мои глаза?

— О том,,что у вас неприятности и что вы занялись новым делом.

— Это тоже можно прочесть по глазам?

— Вы же не заказали себе джин с тоником. Значит, у вас есть работа, а тревога в глазах подсказывает остальное.

— Черт подери! Для сыщика плохо, когда его можно прочитать. Но я думаю, что таких людей, как вы, очень мало, и это меня утешает.

Она улыбнулась и направилась к стойке. Я всегда считал, что мне нужна именно такая женщина, но в таких делах я был слишком старомоден и нерешителен, а если прибавить ко всему мои хлипкие доходы, то вряд ли я могу принести кому-нибудь радость и счастье. Как только начнешь думать об этом, то получается, что личность я никчемная и вовсе пропащая. Поэтому мне никогда не удавалось довести свои размышления до определенных выводов. Обычно я бросал свои умозаключения на полпути и хватался за бутылку.

Покончив с кофе, я вышел и поехал в дом, чьи хозяева его оставили, причем не на время, а навсегда.

Миновав бульвар Марк-Артура, я свернул на восток и через пятнадцать минут выехал на Стоктор-стрит, где в зелени и тишине расположились особняки местной знати. Тут каждый изгалялся как мог и все вместе превратили улицу в бессмысленное и бессистемное нагромождение дворцов, совершенно разных по стилю и мастерству исполнения. Дом Эрвина Кейлеба не казался исключением. Я припарковался иа другой стороне улицы и вышел.

Для обитателей этого района время слишком раннее, чтобы можно было заметить хоть какие-то признаки жизни. Я поднялся по каменным ступеням и позвонил. Ждать пришлось долго. Наконец тяжелая дубовая дверь открылась.

Молодой парень лет двадцати, вполне заурядной внешности, смотрел на меня так, словно я пришел в неурочное время мыть окна. Серые, с покрасневшими белками глаза, бледное узкое лицо, пухлый рот и коричневые волосы, тщательно уложенные на прямой пробор. Я боялся, что разбудил его, но белый смокинг, лаковые туфли и красные белки говорили о том, что он еще не ложился. Если бы я не знал, кто это, то принял бы парня за официанта из Гранд-отеля.

— Мистер Кейлеб?

— Да, Вэнс Кейлеб. Что вы хотели?

— И до сих пор хочу. Поговорить с вами. Разрешите войти?

Кейлеб-младший колебался несколько секунд, затем посторонился, пропуская меня в полутемный холл.

Даже при спущенных портьерах блеск бронзы и хрусталя слепил глаза. Не дом, а салон антиквара. Что-то в этом роде я и ожидал. Кейлеб покупал все, что блестит, будто завтра отменят деньги и ему придется их сжечь, если он не успеет срочно потратить свои сбережения.

Вэнс провел меня в гостиную и встал посреди комнаты в позе короля. Ему бы скипетр и мантию.

— Кто вы? — спросил он без малейшего интереса.

— Друг вашей матери, -солгал я, понимая, что его это не трогает.

— Ее нет дома.

— Давно вы виделись в последний раз?

— Позавчера вечером.

— И не знаете, где она?

— Нет.

— Вас не беспокоит, что ее до сих пор нет?

— Не беспокоит. Обычное явление.

— "Обычное", когда ваш отец в отъезде?

— Если знаете, зачем спрашиваете? Еле слышный шорох в соседней комнате заставил Вэнса вздрогнуть. Нервный ребенок. Бледное лицо порозовело.

— Извините, — торопливо произнес он и быстро скрылся за плюшевой шторой. Скрипнула дверь и сухо щелкнул замок, будто сломалась сосулька.

Очевидно, парень пользуется случаем и таскает к себе девочек. В его возрасте это естественно, но то, что Вэнс, мягко говоря, не слишком любил своих родителей, бросалось в глаза.

Я начал разгуливать по музею и разглядывать картины в тяжелых золоченых рамах. Тут были представлены все школы изобразительного искусства и все это смахивало на подлинники. На камине стояли вазы китайского фарфора эпохи Мин, статуэтки, ларцы, подсвечники. На ломберном столике, возле открытого ящика, лежало несколько фотографий. Портреты были того же формата и выполнены на таком же твердом картоне, как и фотография Кейлеба, которую я взял у Хэйзл.

Из любопытства я начал разглядывать их. У меня слабость к фотографиям, на которых изображены человеческие лица. Из них можно много почерпнуть, если смотреть под правильным углом.

На обратной стороне стоял знакомый значок в виде ящерицы и золотое тиснение «Рик-фокус» Мейнер-стрит, 10. Здесь хватало информации и помимо фирменных знаков. В нижнем правом углу стоял оттиск от перстя-печатки, будто этим хотели заверить надпись, сделанную одной и той же рукой на всех снимках. Смысловое значение сводилось к одной и той же фразе: «На память с любовью», далее шла неразборчивая подпись и в скобках прописью стояла цифра. Снимки отличались только цифрой. На одном «три», на другом «два», но не больше пяти. В основном на фотографиях красовались мужчины.

В ящике лежала пачка таких же снимков, и я подумал, что один из них мне может пригодиться. Не зная пока, с какой целью, но я все же сунул первый понравившийся снимок себе в карман. В некоторых случаях приходилось забывать о чистоплотности.

Когда я услышал щелчок замка, пришлось бросить карточки на место и отойти к портрету неизвестной дамы, выполненному а-ля Рембрандт.

Вэнс вернулся излишне возбужденным. Щеки горели, будто он вышел из турецкой бани, а в глазах появился живой блеск.

— Извините, я очень тороплюсь.

— Вы не знаете, когда возвращается ваш отец?

— Меня это не интересует, -ответил он резко.

— И последний вопрос. Ему звонил человек по имени Мейкоп?

Лицо юноши напряглось. Ответил он не сразу.

— Впервые слышу о таком. Я положил на стол свою визитную карточку. — Возможно, она вам пригодится, не выбрасывайте в урну после моего ухода. В жизни всякое случается.

Я вышел на улицу с неприятным осадком. Наверняка придется еще раз появиться здесь, хотя у меня не было ни малейшего желания сюда возвращаться.