Американская империя - Уткин Анатолий Иванович. Страница 1
Анатолий Уткин
Американская империя
ВВЕДЕНИЕ
Всегда можно быть уверенным в том, что Америка пойдет правильным курсом. После того, как исчерпает все альтернативы.
В 476 году пала Римская империя, к 1902 году выходом из «блестящей изоляции» обозначилось начало конца глобальной Британской империи, и только столетием спустя, начав, вопреки всем правилам мирового общежития, вторжение в междуречье Тигра и Евфрата, мировым феноменом стала Американская империя — система международных отношений, характерная прежде всего тем, что основные решения, касающиеся общей эволюции человечества, принимаются в Вашингтоне.
Для многих такой поворот мировой истории стал неожиданным — вопреки самым популярным предсказаниям, крушение Советского Союза не вызвало распада могущественной западной коалиции, не вытолкнуло на первый план исторического действия экономический национализм, не послужило началом процесса группирования западных держав в попытке уравновесить мощь Соединенных Штатов. Напротив, смена флага над Кремлем самым очевидным образом открыла дорогу тому, что проще и точнее других терминов определяется понятием гегемонии в международных отношениях североамериканского колосса.
Сдерживавшая на протяжении четырех с лишним десятилетий Америку вторая сверхдержава — Советский Союз, оказавшись в руках советских борцов за благополучие «у нас и во всем мире», начал терять мировое влияние в 1989 г. с ослаблением позиций в Центральной и Восточной Европе. Затем советские позиции начали ослабевать в Латинской Америке, Африке, Азии и на Ближнем Востоке. В результате «не только угроза американской территории, но какая бы то ни была форма угрозы влиянию США в Латинской Америке и Европе была ликвидирована на все обозримое время. С исчезновением поддерживающей их сверхдержавы недружественные к США арабские режимы перестали представлять собой угрозу Израилю. Это создало Соединенным Штатам возможности глобального доминирования, не имеющие параллелей в мировой истории».
С крушением Востока окончился полувековой период баланса сил на мировой арене. У оставшейся в «одиночестве» главной победительницы в «холодной войне» Америки появились беспрецедентные инструменты воздействия на мир, в котором ей уже не противостоял коммунистический блок. Именно в это время американцы заново осмотрели мировой горизонт и увидели, что — в отсутствие какого бы то ни было цивилизованного международного консенсуса — перед Америкой открываются невероятные, немыслимые прежде, фантастические материальные, политические и культурные новые, немыслимые прежде возможности. Они увидели, что даже те, кто боялся Америки и противостоял ей, либертарианцы справа и остатки новых левых, множество голосов от Парижа до Багдада и Пекина определяют будущие международные отношения исходя почти полностью из преобладания американской мощи — и особенно исходя из факта преобладания военной мощи США. «Момент однополярности» превратился в десятилетие однополярности и, при минимальных усилиях и мудрости, может продлиться намного дольше. (Даже историк из Йельского университета Пол Кеннеди, боявшийся в середине 1980-х годов «имперского перенапряжения», поверил в «чудо».)
Десятилетие после крушения СССР существовала своего рода инерция. Только на развалинах Международного торгового центра в Нью-Йорке в сентябре 2001 г. преисполненные скорби и желания мщения американцы окончательно осознали, что у Америки нет противовеса, нет сдерживающего начала на этой планете, что геополитический контрбаланс окончательно ушел в прошлое, в то время как наследовавшая этому противовесу российская держава поспешила войти в возглавленную Соединенными Штатами коалицию. В конвульсиях и в понятном желании отомстить злу американское общество как «консенсусный гегемон» очевидно, зримо и определенно обратилось к «сиренам» имперской опеки над всем миром.
К власти вместе с президентом Дж. Бушем-мл. пришла плеяда политиков, начинавших свой путь на вершине власти при президенте Рейгане и объединенных ныне одной, но главной идеей: история не простит современному руководству страны преступной мягкотелости и нерешительности в тот удивительный момент, когда Соединенные Штаты получили твердый шанс надолго закрепить свое лидерство в мире и обеспечить своей стране все блага мирового развития на американских условиях. Обозревая карту мира в мае 2001 г., государственный секретарь Колин Пауэлл с удовлетворением отметил, что «противостояния синих и красных на ней больше нет. Той карты, что мучила меня много лет, больше не существует». Будущее действительно смотрелось розовым. И даже трагический Сентябрь помог строителям империи. Министр обороны Д. Рамсфелд прямо заявил, что события 11 сентября 2001 г. «создали возможности, подобные тем, которые были созданы Второй мировой войной, — возможности перестроить мир». Операция против Афганистана вначале была названа «Операция „Безграничная Справедливость“ — возразили религиозные круги, посчитавшие, что подобная функция может принадлежать только богу.
История, география и экономика дали Вашингтону шанс, который прежде имели лишь Рим и Лондон. Впрочем, и такое сравнение недостаточно. «Никогда не существовало ничего подобного, не было никогда подобного соотношения сил, никогда. Пакс Британника жил экономно. Британская армия была меньше европейских, и даже королевский военно-морской флот равнялся всего лишь двум следующим за ним флотам, вместе взятым, — ныне все, взятые вместе, военно-морские флоты не сравняются с американским. Наполеоновская Франция и Испания Филиппа Второго имели могущественных врагов и являлись частью многополярной системы. Империя Карла Великого была всего лишь Западной Европой. Римская империя распространила свои владения дальше, но параллельно с ней существовала еще одна великая империя — Персидская и огромный Китай.
Обычно аналогия с блистательными и всемогущими римлянами и британцами бывает лестной. Но не в данном случае. История при анализе американского имперского подъема едва ли будет хорошей советчицей — такой степени преобладания одной страны над окружающим миром не существовало со времен античного Рима. Параллели с подъемом Франции (конца семнадцатого и начала девятнадцатого веков) и Британии в девятнадцатом веке хромают в том плане, что обе эти страны были все же частью единой европейской констелляции сил. Париж и Лондон были первыми среди равных. Чего о современном Вашингтоне не скажешь — даже совокупная мощь потенциальных конкурентов не дает потенциальным конкурентам шансов равного противостояния. Короче говоря, современную американскую империю не с чем сравнивать». В пик могущества Pax Britannica — между крушением Наполеона и франко-прусской войной (т. е. между 1815 и 1870 гг.) на Британию приходилось лишь 24 процента совокупного валового продукта шести мировых великих держав; и даже в этот период население и армии Франции и России превосходили ее численно.
Для периода 1945 — 1990 гг. всегда существовала гипотетическая возможность того, что Советский Союз сумеет использовать свое превосходящее положение в Евразии. Сегодня же ситуация иная — у Соединенных Штатов есть все, кроме достойных их мощи конкурентов. «Никогда еще в мировой истории не существовало такой системы суверенных государств, в которой одно государство владело бы столь неоспоримым превосходством». Издатель английского журнала «Экономист» У. Эммотт заключает: «Впервые у Америки есть и возможности и мотивация для перестройки всего мира».
Более того, у Америки имеется инструмент построения такого мира, в котором американское преобладание приобретает надежный фундамент. Речь идет о факторе привлекательности демократических институтов и о системе воздействия на экономическое развитие мира, создающих достаточно прочную основу для продолжительного доминирования единственной сверхдержавы. Вместо того чтобы попросту восстановить классический баланс сил, как это сделала Великобритания в 1815 г. и сами Соединенные Штаты в 1919 и 1945 гг. (когда победители «постарались ограничить применение силы, успокоить слабых потенциальных соперников, закрепить взаимосвязи посредством создания различного типа обязывающих институтов»), гегемон XXI века стремится замкнуть другие страны в систему ориентации на формируемую в Вашингтоне политику, которая понижает вероятие того, что несогласные с существующим порядком бросят вызов существующему не устраивающему их состоянию международных дел. Метрополия «стремится создать легитимный порядок, создающий обязывающие институты, которые ослабляют действие фактора неравномерности распределения мощи, сдерживает автономные действия в мировой политике, открывает внутренние процессы для внешней оценки и обеспечивает успокаивающее „право голоса“ слабым членам мирового сообщества».