Мировая холодная война - Уткин Анатолий Иванович. Страница 47

Буш и Конант сомневались, что американо-английская монополия может удержаться более трех-четырех лет; нация с достаточными ресурсами, каковой является СССР, быстро догонит своих конкурентов; особенности развития науки могут позволить ей даже выйти вперед. Да к тому же атомные бомбы представляют собой лишь первый шаг на пути развития этого рода оружия. На горизонте уже видна возможность создания тысячекратно более мощного оружия — водородной бомбы. Безопасность следует искать не в секретности и не в контроле над сырьевыми ресурсами.

Рузвельт не был готов к принятию идеи оповещения СССР. Весной 1944 г. он много раз так или иначе касался атомной проблемы (способ доставки руды из Конго; освобождение компании «Дюной» от обвинений — с целью сохранить ее специалистов, занятых в проекте; увеличение федеральных ассигнований на проект), но он ни разу не поднимал вопроса о международном контроле над атомной энергией. Подписание 13 июня 1944 г. Рузвельтом и Черчиллем Соглашения и Декларации о доверии гарантировало то, что США и Великобритания будут сотрудничать исключительно друг с другом в деле овладения контролем над запасами урана и тория во время и после войны, возможности «максимально полного контроля над всеми урановыми месторождениями мира». Если гонка в атомной сфере вероятна, то следует занять оптимальные позиции в отношении основных источников урана.

Наиболее интенсивному обсуждению вопрос об атомном сотрудничестве был подвергнут 18 сентября 1944 г. (уже после второй конференции в Квебеке) на встрече Рузвельта и Черчилля в Гайд-Парке, когда был сделан следующий вывод: монополия на атомное оружие, которой обладают США и Англия, будет их значительным активом в случае геополитического соперничества, которое может возникнуть у них с Советским Союзом. «Предложение об информировании мира относительно данного проекта… неприемлемо». Нильс Бор был охарактеризован как опасный заблуждающийся ученый, способный передать военные секреты русским. Рузвельта указал на то, как должно быть использовано атомное оружие в текущей войне: «Когда бомба будет окончательно создана, возникнет возможность после тщательной оценки ситуации использовать ее против японцев, которых нужно предупредить, что бомбардировки будут продолжаться до тех пор, пока они не сдадутся».

Из двух альтернатив — сделать атомное оружие подотчетным международному контролю, основой системы международной безопасности или сохранить его в качестве «резервного аргумента» послевоенного мироустройства — президент Рузвельт выбрал вторую.

В России наблюдали за американскими исследованиями и работами. В августе 1944 г. Фукс был послан в центр событий — в Лос-Аламос, где его метод имплозии получил наивысшую оценку. В феврале 1945 г. он навещает свою сестру в Бостоне и передает России данные о конструкции атомной бомбы. Важно следующее: критическая масса плутония меньше, чем критическая масса урана-235 и что для бомбы потребуются от пяти до пятнадцати килограммов. В феврале 1945 г. народный комиссар госбезопасности В. Меркулов написал Берии, что, как показали исследования американцев и англичан, «атомная бомба реальна».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ЯЛТИНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

Накануне

Прибывший в Москву президент Чехословацкой республики Эдуард Бенеш был под большим впечатлением от приема, устроенного Сталиным, но еще более его радовала общая обстановка в стране. «Скромность и умиротворенность заняли место прежней агрессивности и возбужденности Советов. Их чувство, что руководство страны обеспечивает их безопасность, является базисом их уверенности в себе. Революция наконец завершилась. Возник энергичный национализм, связывающий прежнюю Россию с сегодняшней — для русских, а не как базу для международной революции. Большевизация других стран заменена как цель участием мощной нации в мировой политике. Сталин выразил огромное удовлетворение новым типом отношений с Соединенными Штатами; он под большим впечатлением от американского президента, соглашение по основным проблемам с которым было достигнуто в Тегеране».

Россия, повторял Бенеш, нуждается в сильных и стабильных государствах на своих границах. Если лондонский премьер Миколайчик сумеет избавиться от неисправимых реакционеров в своем окружении, то русские и поляки, считал Бенеш, помирятся. Сталин сказал Бенешу, что СССР будет уважать границы Чехословакии домюнхенского периода. Коммунисты получат пятую часть портфелей в новом кабинете министров.

Еще в январе 1945 г. Молотов в Москве и министр финансов Генри Моргентау в Вашингтоне подняли вопросы о возможности предоставления Америкой многомиллиардного послевоенного займа для восстановления народного хозяйства России. Сталин в беседе с американцами говорил о «бездонном русском рынке, способном поглотить Бог знает сколько». Проявляя значительный интерес, президент Рузвельт попросил все же не спешить с конкретными решениями.

Накануне Крыма американский военный министр Г. Стимсон выражал беспокойство по поводу возможной реакции Советского Союза на создаваемую в США атомную бомбу. После некоторых дебатов было решено не сообщать своему основному союзнику об этом оружии. На польскую проблему Рузвельт смотрел с реализмом и хладнокровием, ситуация в Польше не затрагивала прямо американских интересов. Ясно, что эта страна будет восстановлена и будет суверенна. Навязать свое решение в Польше на все сто процентов не казалось возможным. Приходилось считаться с местным соотношением сил, с заботой СССР о своей безопасности, с изменениями, происходящими во всей Восточной Европе. Принимая в январе 1945 г. семерых сенаторов от обеих партий, Рузвельт говорил о реалиях, которые никто не может изменить. Даже мощь Америки не всесильна: СССР пользуется огромным влиянием в Восточной Европе. Очевидной является невозможность «порвать с ними (русскими) и поэтому единственно практичный курс — использование имеющегося у нас влияния с целью улучшения общей обстановки».

Положение Западного фронта не давало Рузвельту перед Ялтой тех рычагов, на которые он, возможно, надеялся. Арденнское контрнаступление немцев привело к тому, что этот фронт находился в январе-феврале 1945 г. примерно в том же положении, в каком он был едва ли не полгода назад, в октябре 1944 г. Войска западных союзников стояли на границе Германии, Франции, Бельгии и Люксембурга и восстанавливали силы после арденнского демарша немцев. К концу января главные смещения в союзном расположении сил произошли на востоке, где Советская армия пересекла Одер, вошла в Будапешт, вышла к Щецину и Гданьску, форсировала Одер и находилась в ста километрах от столицы рейха.

Вот в такой ситуации лидеры трех великих держав-победительниц приступили к выработке дипломатических решений на непосредственно послевоенный период.

Ялта

Война повернула к победному концу. В умах многих дипломатов она уже закончилась. Вставали новые проблемы. На пути в Ялту американское руководство постаралось определить свои интересы в становящихся спорными регионах. Заместитель госсекретаря Хэлла Эдвард Стеттиниус в ноябре 1944 г. подготовил меморандум «Интересы Соединенных Штатов в Восточной Европе»:

1. Права жителей выбирать пригодный для себя тип политической, социальной и экономической системы.

2. Равенство возможностей в торговле и транзите, в переговорах — вне зависимости от превалирующей социальной системы.

3. Право на равный доступ к прессе, радио, информационным потокам.

4. Свобода для деятельности американских филантропических и образовательных организаций.

5. Охрана прав американских граждан, защита их прав, в том числе экономических.

6. Окончательное решение территориальных споров откладывается до окончания войны.

Такое определение американских интересов выглядит очень невинно на фоне прямого вторжения США во внутренние дела Франции, Италии и повсюду, где у американцев были подобные возможности. Самоопределение, провозглашаемое в первом пункте, неизбежно вступает в противоречие с остальными положениями.