Гордость и предубеждение - Остин Джейн. Страница 26
Элизабет не могла удержаться от улыбки при подобном завершении разговора, начатого столь торжественно. Но миссис Беннет, которая внушила себе, что ее муж смотрит на дело так же, как и она, была крайне обескуражена.
— Что вы имеете в виду, мистер Беннет, рассуждая подобным образом? Разве вы не обещали мне заставить эту девчонку выйти за него замуж?
— Дорогая моя, — ответил ее супруг, — у меня к вам две небольшие просьбы. Во-первых, я бы хотел, чтобы вы мне разрешили свободно располагать в данном случае собственным здравым смыслом, а во-вторых — собственной комнатой. Мне было бы очень приятно, если бы библиотека как можно скорее оказалась в моем распоряжении.
Несмотря на то, что миссис Беннет была разочарована своим мужем, она все же не собиралась сдаваться. Снова и снова она заговаривала с Элизабет, то и дело переходя от увещеваний к угрозам. Мать попробовала было найти поддержку у Джейн, но Джейн, с присущей ей мягкостью, отказалась вмешаться. Элизабет отражала атаки матери то вполне серьезно, то пытаясь от них отшутиться. Но сколько бы она ни меняла форму своих ответов, решение ее оставалось неизменным.
Между тем мистер Коллинз обдумывал в одиночестве все, что с ним в это утро произошло. Он был слишком высокого мнения о своей особе, чтобы понять причину, из-за которой кузина не захотела принять его предложение. И хотя его самолюбие несомненно было уязвлено, других огорчений он не испытывал. Его склонность к ней была только воображаемой. И, предполагая, что упреки, брошенные матерью в ее адрес, могли быть заслуженными, он едва ли мог о чем-либо сожалеть.
Семейство Беннет пребывало в смятении, когда их навестила Шарлотта Лукас. В прихожей ее встретила Лидия. Бросившись к гостье, она объявила громким шепотом:
— Хорошо, что ты приехала. У нас тут такое творится! Что бы ты думала случилось сегодня утром? Мистер Коллинз сделал предложение Лиззи, а она ему отказала!
Прежде чем Шарлотта успела ответить, в прихожую вбежала Китти, сообщившая ту же новость. И как только девицы вошли в комнату для завтрака, в которой одиноко восседала хозяйка дома, миссис Беннет снова заговорила на ту же тему, взывая к сочувствию мисс Лукас и умоляя ее воздействовать на подругу, чтобы Лиззи уступила наконец чаяниям всей семьи.
— Ради бога, дорогая мисс Лукас, сделайте это, — добавила она удрученно. — Меня никто не поддерживает. Я ни в ком не вижу сочувствия, — все ведут себя просто безжалостно. Хоть бы кто-нибудь вспомнил о моих истерзанных нервах!
Ответу Шарлотты помешало появление Джейн и Элизабет.
— Вот и она сама, — продолжала миссис Беннет. — С нее как с гуся вода. Ей и дела нет до всех нас, будто бы мы все живем где-нибудь в Йорке. Лишь бы ее не трогали! Но я вам вот что скажу, дорогая мисс Лиззи: ежели вы себе вбили в голову, что можете и впредь отказывать всякому жениху, кто бы к вам ни посватался, то вы и вовсе не выйдете замуж! И клянусь вам, мне неизвестно, кто станет о вас заботиться, когда умрет ваш отец. Мне это будет не под силу, запомните. С этого дня я с вами покончила. Больше я с вами не стану разговаривать, — я уже вам это сказала в библиотеке. И вы убедитесь, я сумею сдержать свое слово. Что за удовольствие разговаривать с неблагодарной девчонкой? И вообще, чего ради мне разговаривать с кем бы то ни было? Люди, страдающие больными нервами, не очень-то склонны к разговорам. Увы, моих мучений не понимают! Но этому нельзя удивляться. Кто сам не пожалуется, не дождется сочувствия.
Дочки слушали эти излияния молча, зная, что всякая попытка успокоить и урезонить мать только увеличит ее раздражение. Поэтому миссис Беннет продолжала сетовать на судьбу, пока к ним не присоединился мистер Коллинз, казавшийся еще более напыщенным, чем обычно. При виде его миссис Беннет сказала девицам:
— А теперь я хочу, чтобы вы, — да, да, вы все, — попридержали языки и позволили нам с мистером Коллинзом хоть немножко поговорить по душам.
Элизабет вышла из комнаты, Джейн и Китти последовали за ней, а Лидия не тронулась с места, решив услышать все, что только будет возможно. Шарлотта задержалась, отвечая сначала на любезности мистера Коллинза, который самым подробным образом расспросил обо всех ее родственниках и поинтересовался ее собственным самочувствием, а затем, одолеваемая любопытством, отошла к окну, сделав вид, что оттуда ей ничего не слышно.
Миссис Беннет начала подготовленный разговор страдальческим возгласом:
— О, мистер Коллинз!
— Сударыня, — отвечал он, — не будем больше касаться этой темы. Я далек от того, чтобы обидеться на поведение вашей дочери, — продолжал он тоном, в котором все же проскальзывало известное неудовольствие. — Покорность перед неизбежным злом — наш общий долг. Тем более она приличествует молодому человеку, которому, подобно мне, посчастливилось рано выдвинуться в обществе. И потому я заставляю себя покориться. Быть может, правда, с тем большей легкостью, что у меня возникло сомнение — нашел бы я истинное счастье, если бы прелестная кузина удостоила меня своей руки. Ибо я часто наблюдал, что покорность никогда не бывает столь полной, как тогда, когда благо, коего мы лишились, начинает в нашем представлении терять свою ценность. Надеюсь, сударыня, вы не сочтете, что я проявляю неуважение к вашей семье своим отказом от благосклонности вашей дочери, не затруднив вас и мистера Беннета просьбой употребить ради меня родительскую власть. То, что я счел себя свободным, основываясь на ответе вашей дочери, а не ее родителей, может, я опасаюсь, бросить тень на мое поведение. Но всем нам свойственно ошибаться. Во всяком случае, в своих поступках я руководствовался лучшими намерениями. Мне хотелось приобрести приятную спутницу жизни и оказать в то же время услугу вашей семье. И если в чем-то мое поведение все же заслуживает упрека, я, сударыня, умоляю о снисхождении.
ГЛАВА XXI
Волнения по поводу сватовства мистера Коллинза подходили к концу. Элизабет страдала теперь только от оставленного этим событием неприятного осадка и ворчливых упреков, которые еще иногда высказывала по ее адресу миссис Беннет. Что касается самого джентльмена, то он вовсе не выглядел смущенным или подавленным и даже не избегал общества кузины, обнаруживая свои чувства лишь некоторой скованностью и негодующим молчанием. Он почти не разговаривал с ней и в течение всего вечера уделял столь высоко ценимое им внимание одной лишь мисс Лукас. И, охотно поддерживая с ним беседу, Шарлотта оказала подруге и всей ее семье весьма своевременную услугу.
Следующее утро не улучшило здоровья и настроения миссис Беннет. Весь вид мистера Коллинза по-прежнему говорил об уязвленном самолюбии. Элизабет надеялась, что обида заставит его преждевременно покинуть Лонгборн, но планы гостя не изменились: его отъезд был назначен на субботу, и именно в субботу он намеревался от них уехать.
После завтрака девицы отправились в Меритон, чтобы узнать, вернулся ли уже мистер Уикхем, и выразить сожаление по поводу его отсутствия на незерфилдском балу. Он встретил их на окраине города и зашел вместе с ними к миссис Филипс, где его собственная досада и огорчение всех остальных были высказаны достаточно красноречиво. Однако в разговоре с Элизабет он признался, что необходимость его отъезда была преувеличена.
— Когда до бала осталось немного дней, — сказал он, — я понял, что мне лучше не встречаться с мистером Дарси. Я мог бы не вынести длительного пребывания с ним в одной комнате и в одном обществе. А это привело бы к сценам, неприятным не только мне одному.
Элизабет высоко оценила его благоразумие. Им удалось вдоволь наговориться на эту тему и высказать друг другу комплименты, пока Уикхем и еще один офицер сопровождали девиц до Лонгборна. Во время этой прогулки молодой человек оказывал Элизабет особое внимание. Его готовность следовать за ней до самого ее дома была вдвойне приятна Элизабет: во-первых, она была лестна сама по себе, а во-вторых, создавала удобную возможность представить мистера Уикхема ее родителям.