Гордость и предубеждение - Остин Джейн. Страница 30

Возвращение мистера Коллинза в Хартфордшир не могло больше радовать миссис Беннет. Напротив, теперь у нее было не меньше причин к неудовольствию по случаю приезда нежеланного гостя, чем у ее мужа. Намерение Коллинза остановиться не в Лукас Лодже, а в Лонгборне казалось достаточно странным и было сопряжено с множеством неудобств и забот. При плохом самочувствии всегда трудно оказывать гостеприимство кому бы то ни было, а влюбленные молодые люди особенно несносны. Таковы были непрерывные сетования миссис Беннет, разнообразившиеся только вспышками еще большего раздражения по поводу длительного отсутствия мистера Бингли.

Джейн и Элизабет были также встревожены этим обстоятельством. День проходил за днем, не принося от Бингли никаких вестей, если не считать распространившегося по Меритону слуха о том, что он вообще не приедет в Незерфилд в течение всей зимы. Слух этот вызывал у миссис Беннет крайнее возмущение, и она не пропускала случая его опровергнуть, называя его скандальной выдумкой.

Даже Элизабет начала опасаться — не равнодушия мистера Бингли, нет, — но того, как бы его сестрам и вправду не удалось задержать его в Лондоне. Она всячески старалась отогнать от себя эту мысль, столь гибельную для счастья Джейн и подвергавшую сомнению стойкость ее избранника. Но мысль эта упорно закрадывалась ей в голову. И Элизабет в самом деле стала бояться, что совместное воздействие его враждебно настроенных сестер и его властного друга, усиленное чарами мисс Дарси и столичными развлечениями, окажется чересчур сильным для его привязанности.

Что касается самой Джейн, неизвестность мучила ее, конечно, еще сильнее, чем Элизабет. Но какие бы чувства ей ни приходилось испытывать, она всячески их скрывала, так что тема эта никогда больше не поднималась в разговорах между сестрами. Миссис Беннет, напротив, не отличалась подобной деликатностью, и редкий час проходил без того, чтобы она не заговорила о Бингли, выражая нетерпение по поводу его задержки или даже требуя, чтобы Джейн подтвердила, как жестоко она будет обманута, если он вообще не вернется. Только безмерная кротость Джейн позволила ей выносить эти нападки, сохраняя внешнее спокойствие.

Мистер Коллинз вернулся в понедельник, через две недели после его отъезда. Его приняли далеко не так радушно, как при первом появлении в Лонгборне. Однако он настолько был полон своими чувствами, что едва ли нуждался во внимании. Целиком занятый ухаживанием за Шарлоттой, он, ко всеобщему удовольствию, весьма редко обременял семью Беннет своим обществом. Большую часть дня он проводил в Лукас Лодже и нередко, возвратясь в Лонгборн, едва только успевал принести извинения за свое долгое отсутствие, как все члены семейства расходились по своим спальням.

Миссис Беннет поистине пребывала в самом жалком состоянии. Малейшее упоминание о чем-нибудь, имеющем отношение к женитьбе мистера Коллинза, приводило ее в величайшее расстройство, а вместе с тем, куда бы она ни пошла, всюду только и говорили об этой женитьбе. Самый вид мисс Лукас вызывал в ней отвращение. Достаточно было Шарлотте заглянуть в Лонгборн, как бедной миссис Беннет начинало казаться, что та уже предвкушает час, когда сделается хозяйкой этого дома. И если Шарлотта о чем-нибудь тихо беседовала с Коллинзом, то в воображении миссис Беннет разговор у них непременно шел об их поместье и о выдворении из него хозяйки вместе со всеми ее дочерьми тотчас же после смерти ее мужа. На все это она горько пожаловалась мистеру Беннету.

— Подумайте, мой дорогой, — сказала она, — как тяжело сознавать, что Шарлотта Лукас когда-нибудь окажется здесь хозяйкой. Я увижу ее на своем месте и вынуждена буду убраться восвояси!

— Незачем давать волю столь мрачным мыслям, моя дорогая. Давайте лучше думать о чем-нибудь более приятном и позволим себе надеяться на то, что я переживу Коллинза.

Слова эти не успокоили миссис Беннет в достаточной мере, и вместо ответа она снова заговорила на ту же тему:

— Для меня невыносима мысль, что наше имение достанется этим людям. Если бы оно далось им не по праву наследования по мужской линии, я бы еще могла согласиться…

— С чем именно вы могли бы согласиться?

— Я бы могла согласиться с чем угодно!

— Возблагодарим же небо за то, что вы спасены от подобного состояния полной неопределенности.

— Я, мистер Беннет, никогда не смогу почувствовать благодарность за что-то, имеющее отношение к наследованию по мужской линии. Не могу понять, как только у людей хватает совести отнимать поместье у родных дочерей его владельца. И чтобы это делалось ради какого-то мистера Коллинза! Разве он чем-нибудь это заслужил?

— Предоставляю вам ответить на этот вопрос без моей помощи, — сказал мистер Беннет.

КНИГА ВТОРАЯ

ГЛАВА I

От мисс Бингли было получено письмо, рассеявшее всякие сомнения. В первой же фразе сообщалось, что Бингли и его сестры обосновались в Лондоне на всю зиму. Их брат, говорилось далее, весьма сожалел, что перед отъездом ему не удалось засвидетельствовать свое почтение хартфордширским друзьям.

Никаких, решительно никаких надежд больше не оставалось. И когда Джейн смогла вникнуть в окончание письма, она не нашла ничего, что могло бы ее порадовать, кроме вымученных выражений дружеской привязанности. В остальном письмо почти целиком было посвящено прославлению мисс Дарси. Снова подробнейшим образом перечислялись ее многочисленные достоинства. Кэролайн хвалилась возросшей близостью между ними и выражала надежду на осуществление своих чаяний, о которых упоминала раньше. Она также с удовольствием сообщала, что брат ее стал в доме мистера Дарси своим человеком, и добавляла несколько восторженных слов о намерении хозяина дома приобрести новую обстановку.

Элизабет, которой Джейн сразу же пересказала суть письма, выслушала сестру с молчаливым негодованием. Она в равной мере сочувствовала Джейн и сердилась на всех, кто был упомянут в этом письме. Сообщению Кэролайн, что ее брат неравнодушен к мисс Дарси, она не верила. Его чувство к Джейн казалось ей, как и раньше, несомненным. Но хотя ей хотелось относиться к мистеру Бингли по-прежнему благожелательно, она не могла без гнева и даже без некоторого презрения думать о его безволии и нерешительности, превративших его в игрушку коварных друзей. В угоду их прихотям его заставляли жертвовать своим счастьем. Если бы речь шла только о его собственной судьбе, он имел бы право распоряжаться ею как ему заблагорассудится. Но ведь одновременно — и он должен был это сознавать — решалась и судьба ее сестры! Подобные мысли не выходили у нее из головы, не давая никакого успокоения. И сколько бы Элизабет ни думала о том, действительно ли Бингли охладел к Джейн или он поступается своей привязанностью под влиянием близких ему людей, сознает ли он, как глубоко Джейн его полюбила, или ее чувство осталось от него скрытым, — все это могло лишь изменить ее мнение о Бингли, но не смягчало участи бедной Джейн, сердцу которой в любом случае наносилась тяжелая рана.

Целых два дня у Джейн не хватало смелости заговорить с Элизабет о своих переживаниях. Но как-то раз, когда миссис Беннет после особенно пространных рассуждений о Незерфилде и его хозяине оставила их вдвоем, Джейн, не удержавшись, сказала:

— Как бы мне хотелось, чтобы наша дорогая мама умела лучше владеть собой! Ей и в голову не приходит, какую боль она причиняет мне своими непрерывными разговорами о мистере Бингли. Но я не должна впадать в отчаяние. Скоро с этим будет покончено. Он будет забыт, и мы заживем по-прежнему.

Элизабет недоверчиво посмотрела на сестру, но ничего не сказала.

— Ты мне не веришь! — воскликнула Джейн, слегка покраснев. — Но ты ошибаешься. Разве он не может сохраниться в моей памяти только как самый милый из знакомых мне молодых людей? Мне не на что надеяться, нечего опасаться и не в чем его упрекнуть. От этой муки я, слава богу, избавлена. Пройдет лишь короткое время, и я почувствую себя лучше.