Лансароте - Уэльбек Мишель. Страница 5

— Мы можем взять напрокат машину… — предложил я, чтобы разрядить обстановку.

Похоже, мое предложение его удивило; я заговорил с воодушевлением. На острове были по-настоящему красивые виды; мы могли заметить это во время экскурсии в Тиманфайю. Конечно, сами жители Лансароте не обращали внимания на красоты родного края; но в этом отношении они походили на большинство туземцев. В остальном же это были странные существа. Малорослые, робкие, печальные, они вели себя со сдержанным достоинством; они не имели ничего общего с типом жизнерадостного обитателя Средиземноморья, который так привлекает норвежских или голландских туристок. Казалось, эта печаль у них — с незапамятных времен; из книги Фернандо Аррабаля о Лансароте я узнал, что у доисторических жителей острова никогда не возникала мысль выйти в море; все, что находилось вне родных берегов, представлялось им пагубной ловушкой. Разумеется, они не могли не видеть огней, светившихся на ближних островах; но им ни разу не захотелось узнать, зажжены ли эти огни человеческими существами и если да, то похожи ли эти люди на них. Они полагали, что вершина мудрости — воздерживаться от любых контактов. Таким образом, история Лансароте от глубокой древности до недавних времен была историей абсолютной изоляции; впрочем, от этой истории не сохранилось ничего, кроме отрывочных сведений, записанных испанскими священниками, которые расспрашивали местных жителей перед тем, как благословить их полное истребление. Впоследствии этот недостаток информации послужил импульсом к возникновению различных мифов о происхождении Атлантиды.

Я заметил, что Руди меня не слушает: он допивал вино из своего бокала, то ли опьянев, то ли погрузившись в раздумья. Правда, я отклонился от темы. Жители Лансароте, продолжал я с воодушевлением, в своем отношении к красоте не отличаются от всех прочих туземцев. Совершенно нечувствительный к окружающему великолепию, туземец обычно озабочен тем, как бы все это изгадить, — к огорчению туриста, существа чувствительного, стремящегося к счастью. Узнав от туриста о красоте родной природы, туземец обретает способность замечать и охранять эту красоту, а также налаживать ее коммерческую эксплуатацию в форме экскурсий. Однако на Лансароте этот процесс еще только начинается; поэтому не стоит удивляться, что отель предлагает только три экскурсии. Так отчего бы не взять машину напрокат? И не осмотреть самостоятельно все эти лунные (или, как утверждают в турагентстве, марсианские) пейзажи? Нет, наш отдых не кончился, на самом деле, он только начинается.

Руди откликнулся на это предложение немедленно, с готовностью, какой я от него не ожидал. На следующее утро мы зашли в агентство по аренде автомобилей и взяли на три дня «субару». Теперь надо было выбрать маршрут. Я запасся картой.

глава 6

— В Тегуисе есть рынок… — нерешительно предложил Руди. — Мне надо что-нибудь привезти племянницам.

Я с упреком взглянул на него. Я хорошо представлял себе этот рынок, все эти лавчонки с кучами аляповатых ремесленных поделок. Впрочем, ладно: рынок был по дороге в Плайя-де-Фамара, где находился, бесспорно, лучший из всех пляжей Лансароте: так, по крайней мере, говорилось в буклетах, которые давали нам в отеле.

Прямая как стрела дорога в Тегуисе пролегала через пустыню, усеянную попеременно то черными, то красными, то охряно-желтыми камнями. На совершенно плоской местности возвышались одни лишь вулканы; в этих громадах, видневшихся вдали, было что-то необъяснимо успокаивающее. Дорога была безлюдна, мы ехали, не произнося ни слова. Будто в каком-то фантастическом вестерне.

В Тегуисе мне удалось припарковаться возле главной площади, и я уселся за столик на террасе кафе, предоставив Руди одному прогуливаться среди лавчонок. Продавали там главным образом плетеные корзинки, керамику и тимплес — маленькие четырехструнные гитары, которыми, опять-таки по утверждению рекламного буклета из отеля, славится Лансароте. Я был почти уверен, что Руди купит своим племянницам тимплес; я бы на его месте сделал именно это. Но интереснее всего на этом рынке были не товары, а покупатели. Там не попадалось ни наглых типов в бейсболках ФРАМ, ни туристов из Оверни. Толпа, теснившаяся у прилавков, состояла в основном из шлюх в стиле «техно» и шикарных хиппи; казалось, что находишься на Гоа или на Бали, а не на испанском острове, затерянном посреди Атлантики. К тому же большинство кафе на рыночной площади предлагали недорого e-mail и доступ к Интернету. За соседним столиком сидел бородатый верзила в белом льняном костюме и изучал «Бхагават-Гиту». Рюкзаку него тоже был белый, с надписью: «IMMEDIATE ENLIGHTMENT — INFINITE LIBERATION — ETERNAL LIGHT». [9] Я заказал салат с осьминогами и пиво. Какой-то молодой парень с длинными волосами, в белой майке с многоцветной звездой подошел ко мне с пачкой брошюр. «No, thanks», — торопливо сказал я. К моему удивлению, он ответил по-французски: «Это бесплатно, месье. Занимательный тест, который поможет вам раскрыть свойства вашей личности». Я взял у него брошюрку. Вечный Свет, поглощенный чтением, высокомерно отверг ее. Человек десять ходили по площади, раздавая эти брошюрки.

Вам сразу объясняли, что к чему, — на первой странице крупными буквами было напечатано: «АЗРАИЛИТСКАЯ РЕЛИГИЯ». Я уже слышал об этой секте: во главе ее стоял некий Филипп Лебёф, бывший репортер, писавший о скачках в провинциальной газете, — если не ошибаюсь, в клермон-ферранской «Горе». В 1973 году во время экскурсии в кратер потухшего вулкана Пюи-де-Дом он встретился с инопланетянами. Они сказали, что их следует называть «анаким»; когда-то, миллионы лет тому назад, они создали в лаборатории род человеческий и с тех пор издали наблюдали за эволюцией своих созданий. Разумеется, они передали Филиппу Лебёфу свое послание. Он бросил писать заметки о конном спорте, принял имя Азраил и основал движение азраилитов. Одной из возложенных на него миссий было строительство резиденции, в которой смогли бы остановиться анаким, когда они в следующий раз посетят Землю. Этим мои познания исчерпывались; кроме того, я знал, что эта секта считается опасной и за ее деятельностью пристально наблюдают.

Впрочем, брошюрка, которую дал мне длинноволосый парень, была совершенно безобидной. Вначале шел заголовок: «Определите ваш коэффициент чувственности». Затем следовали вопросы типа: «Часто ли вы занимаетесь онанизмом?» или «Приходилось ли вам заниматься групповым сексом?»; подобные тесты можно найти в любом номере журнала «Elle».

К Вечному Свету подсела за столик его подружка, успевшая купить себе какую-то плетеную дребедень. Увидев, что я курю, она в ужасе отшатнулась; я тут же потушил сигарету. Она была чрезвычайно похожа на учительницу из Австралии. Вечный Свет раскрыл рот от изумления: погрузившись в изучение священной книги, он даже не заметил, что рядом кто-то курит. Надо было уходить оттуда, с такими типами дело могло принять опасный оборот. Куда запропастился Руди? Я не спеша обошел вокруг площади и наконец заметил его: он вел серьезный разговор с одним из азраилитов.

По пути в Фамару он сообщил мне некоторые дополнительные данные. Согласно учению Азраила, анаким создали не только человека, но и всю жизнь на Земле. «С чем я их и поздравляю…» — ухмыльнулся я. Впрочем, это было не такой уж нелепостью: я уже слышал различные теории о внеземном происхождении жизни, о спорах марсианских бактерий или чего-то в этом роде. Я не знал, подтвердились ли эти теории или же были опровергнуты, и, честно говоря, мне на это было наплевать. До Эрмита-де-лас-Ньевес дорога петляла по горам, а потом стала спускаться к морю. Оказавшись на вершине, я заметил, что на западном побережье острова погода совсем другая. По небу ползли тяжелые тучи, между скалами свистел ветер.

Тех, кто приезжает в Фамару, ждет безрадостная картина: идея создать здесь морской курорт оказалась крайне неудачной. Вот где сильнее всего ощущается норвежское влияние. Некоторые домовладельцы с льняными волосами самоотверженно возделывают чахлые садики (хотя небо над Фамарой всегда пасмурное, здесь, как и на всем острове, не выпадает ни капли дождя); они стоят с граблями в руке и смотрят, как мы проезжаем мимо. Повсюду объявления: «Rooms to rent». [10] Кроме нашей машины, на приморском шоссе почти никого не было; услышав шум мотора, владельцы кафе с надеждой выглядывали из дверей. Правда, пляж был великолепен, — белая песчаная дуга длиной в несколько километров, но море было такое серое, такое неспокойное, что пропадало всякое желание купаться, а одним виндсерфингом месячный отпуск не заполнишь. Кругом не было слышно ни единого звука, который выдавал бы присутствие человека: ни телевизора, ни транзистора, ничего… Наполовину занесенные песком катера и яхты потихоньку ржавели.