Мир как супермаркет - Уэльбек Мишель. Страница 11

Вероятно, по этим же причинам, когда проходит первый прилив раздражения, реакцию публики на внезапный сбой в информационных сетях нельзя расценить как однозначно негативную. Это явление можно наблюдать всякий раз, когда выходит из строя электронная система предварительной продажи билетов. Когда люди смиряются с возникшим осложнением, а тем более, когда в кассах начинают заказывать билеты по телефону, возникает даже какое-то чувство затаенного удовлетворения, словно судьба дает людям возможность взять реванш у техники. Точно так же, если есть желание узнать, что в глубине души думают люди об архитектуре, среди которой им приходится жить, достаточно понаблюдать за их реакцией, когда объявляют о сносе одного из унылых, безликих жилых кварталов, построенных в шестидесятые годы на окраинах: это искренняя, бурная радость, что-то похожее на опьянение нежданной свободой. В таких местах обитает злой дух, враждебный человеку, дух жестокой, изматывающей машины, с каждым днем ускоряющей ход. Люди это чуют и хотят, чтобы его изгнали.

Литература уживается со всем, приспосабливается ко всему, она роется в отбросах, зализывает раны, причиненные несчастьем. Среди гипермаркетов и сверхсовременных офисных зданий родилась парадоксальная поэзия – поэзия тоски и угнетенности. Это невеселая поэзия, да ей и не с чего быть веселой. Современная поэзия призвана созидать гипотетический «дом Бытия» не более, чем современная архитектура – созидать обитаемые пространства, ибо это была бы задача, существенно отличающаяся от задачи по созданию инфраструктур для обработки информации. Информация, этот остаточный продукт быстротечного времени, несовместима со значимостью, как плазма несовместима с кристаллом. Общество, достигшее перегрева, необязательно взрывается, но оно теряет способность создавать нечто значимое, поскольку вся его энергия уходит на информативное описание его случайных проявлений. И все же каждому отдельному человеку по силам совершить в себе самом тихую революцию, на миг выключившись из информационно-рекламного потока. Это очень просто. Сегодня даже легче, чем когда-либо в прошлом, занять эстетическую позицию по отношению к механическому ритму нашего мира – достаточно сделать шаг в сторону. Хотя в конечном счете не надо даже шага. Достаточно выдержать паузу, выключить радио, выключить телевизор, ничего больше не покупать, не хотеть больше ничего покупать. Больше не участвовать, больше не знать, временно приостановить всякий прием информации. Достаточно буквально того, чтобы на несколько секунд замереть в неподвижности.

Искусство как снятие кожуры

Понедельник, школа искусств в городе Канн. Меня попросили объяснить, почему я ставлю доброту выше, чем ум или талант. Я объяснил, как смог, хоть и не без труда, но я знаю, что сумел все объяснить правильно. Затем я посетил мастерскую художницы Рашель Пуаньян, которая использует в качестве элементов композиции муляжи различных частей своего тела. Я ошарашенно остановился перед узкими полосками ткани, на которых сплошь, во всю длину, были наклеены муляжи одного из ее сосков (уж не знаю, правого или левого). По консистенции, похожей на резину, и по форме это удивительно напоминало щупальца спрута. Тем не менее спал я ночью довольно крепко.

Вторник, школа искусств Авиньона, «день неудач», организованный Арно Лабель-Рожу. Мне надо было говорить о сексуальных неудачах. Начиналось все почти весело, с показа короткометражных фильмов, объединенных в цикл под названием «Фильмы без свойств». Одни фильмы были забавные, другие – странноватые, а в некоторых сочеталось и то и другое (я предполагаю, что эту кассету все еще показывают в различных центрах искусств, – не пропустите). Затем я посмотрел видеофильм Жака Лизена. Он одержим своими сексуальными страданиями. Его член выглядывал из дырочки, проделанной в листе фанеры, на него была надета скользящая веревочная петля. Художник долго дергал за веревочку, рывками, как тормошат вялую марионетку. Мне было очень не по себе. В этой атмосфере распада, характерной для современного искусства, среди этих жалких потуг на самовыражение начинаешь задыхаться, начинаешь жалеть о Йозефе Бойсе с его щедро расточаемым творческим богатством. И тем не менее такое искусство отражает нашу эпоху с пугающей точностью. Я размышлял об этом весь вечер, постоянно приходя к одному и тому же выводу: мне претит современное искусство, но я сознаю, что оно является самым полным и верным отчетом о положении вещей, какой только возможен. Я представлял себе набитые мусором мешки, откуда выпадают

фильтры с кофейной гущей, яблочная кожура, вчерашнее жаркое в застывшем соусе. Я думал об искусстве как снятии кожуры, о клочьях живого мяса, приставших к очисткам.

Суббота, литературный симпозиум на севере Вандеи. Несколько «региональных писателей правого направления». (Откуда видно, что они правого направления? А вот откуда: говоря о своих корнях, они не упускают случая упомянуть прадедушку-еврея; таким образом, каждый может судить о широте их взглядов.) В остальном публика весьма разнообразна, как и повсюду. Их объединяет только то, что они читают одни и те же книги. В местности, где живут эти люди, существует бесконечное количество оттенков зеленого цвета, однако под серым, пасмурным небом вся зелень меркнет. Так что приходится иметь дело с померкшей бесконечностью. Я подумал о круговращении планет после исчезновения всякой жизни в остывающей Вселенной, где звезды гаснут одна за другой, и чуть не заплакал от сказанных кем-то слов о человеческом тепле.

В воскресенье я сел на скоростной поезд в Париж; мой отпуск закончился.

Opera Bianca

«Opera Bianca» – подвижная озвученная инсталляция, созданная по замыслу скульптора Жиля Тюйара, музыку написал Брис Позе. Инсталляция состоит из семи подвижных объектов, по форме напоминающих обстановку человеческого жилья. Во время фаз освещенности эти объекты, неподвижные и белые на белом фоне, накапливают световую энергию. А расходуют они эту энергию во время фаз темноты: когда они встречаются, но не соприкасаются друг с другом в пространстве, от них исходит слабое меркнущее свечение. В такие моменты они похожи на те светлые пятна, которые видит наш глаз после яркой вспышки.

Текст звучит во время фаз темноты. Он состоит из двенадцати эпизодов, которые разыгрывают два невидимых исполнителя (один мужской голос и один женский голос). Порядок эпизодов не фиксированный, он меняется от представления к представлению. Таким образом, эти тексты следует рассматривать как двенадцать возможных истолкований одной и той же пластической ситуации.

Первое представление состоялось 10 сентября 1997 года в Центре современного искусства Жоржа Помпиду (Париж).

4"

Он:

Какова самая малая составляющая человеческого общества?

36"

Она:

Мы уподобляем волны женственности,

А частицу – мужскому началу.

Мы сочиняем маленькие драмы

Сообразно с желанием хитрого Бога.

Он:

Без всякого конфликта мир появляется, развивается. Сеть взаимодействий обнимает пространство, создает пространство своим мгновенным развитием. Наблюдая за взаимодействиями, мы познаем мир. Давая определение пространству через объекты наблюдения, без всякого противоречия мы предлагаем вам мир, о котором можем говорить. Мы называем этот мир реальностью.

43"

Он:

Они плавали в ночи возле безгрешного

светила,

Наблюдая рождение мира,

Развитие растений

И мерзостное кишение бактерий.

Они явились из далекого далека,

они не спешили.

У них не было

Представления о будущем,

Они видели муку,

Потребность в необходимом и желание

Устроиться на Земле среди живых.

Они познали войну,

Они оседлали ветер.

Она:

Они собрались на берегу пруда,