Морская Дама - Уэллс Герберт Джордж. Страница 3

Любопытно, что Морская Дама уже по меньшей мере минуту находилась вне водной стихии, но никто еще не заметил, что она чем-то отличается от… от других дам. Я полагаю, что все толпились слишком близко к ней и любовались ее прекрасным лицом, а может быть, им казалось, что на ней какой-то смелый новомодный костюм для верховой езды темного цвета или что-нибудь в этом роде, – во всяком случае, никто ничего не заметил, хотя все было у них перед глазами и ясно как день. Вероятнее всего, это приняли за костюм. И все стояли вокруг, полагая, что Фред спас очаровательную и, бесспорно, светскую даму, которая отправилась купаться из какого-нибудь близлежащего дома, и ломали голову над тем, почему до сих пор никто на пляже не предъявляет на нее свои права. А она льнула к Фреду, и Фред, как впоследствии заметила в разговоре с ним мисс Мэйбл Глендауэр, тоже льнул к ней.

– У меня была судорога, – сказала Морская Дама, прижимаясь щекой к щеке Фреда и косясь на миссис Бантинг. – Я убеждена, что это была судорога. Она еще не прошла.

– Я не вижу никого, кто бы… – начала миссис Бантинг.

– Прошу вас, отнесите меня в дом, – сказала Морская Дама, прикрыв глаза, как будто ей стало дурно, хотя щека ее оставалась по-прежнему румяной и теплой. – Отнесите меня в дом.

– Куда? – спросил запыхавшийся Фред.

– В дом, – прошептала она.

– В какой дом?

Миссис Бантинг придвинулась поближе.

– В ваш дом. – Морская Дама окончательно закрыла глаза и больше ни в какие разговоры не вступала.

– Она… Но я не понимаю… – произнесла миссис Бантинг, обращаясь ко всем присутствующим.

И тут они увидели Его. Первой увидела его Нетти, младшая мисс Бантинг. По ее словам, она показала на него пальцем прежде, чем обрела дар речи. И тогда его увидели все! Последней его увидела, насколько я понимаю, мисс Глендауэр. Во всяком случае, это было бы вполне в ее духе.

– Мама! – сказала Нетти, выразив всеобщий ужас. – Мама, у нее хвост!

Все трое горничных и Мэйбл Глендауэр одна за другой вскричали:

– Смотрите! Хвост!

– Ну, знаете ли… – произнесла миссис Бантинг, после чего язык отказался ей служить.

– О! – произнесла мисс Глендауэр, схватившись за сердце.

И тут одна из горничных нашла нужное слово.

– Это русалка! – взвизгнула она, и все в один голос воскликнули:

– Это русалка!

Все, кроме самой русалки, которая в притворном обмороке недвижно покоилась отчасти на плече Фреда и целиком в его объятьях.

Так выглядела эта немая сцена, насколько мне удалось восстановить ее из разрозненных обрывков. Попробуйте представить себе маленькую кучку людей на пляже и немного в стороне – мистера Бантинга, который выходит из воды, очень мокрый, не веря своим глазам и чувствуя себя наполовину утопленником. И соседскую лестницу, которая тихо уплывает в открытое море. Это, безусловно, была одна из тех ситуаций, что не могут остаться незамеченными.

И она действительно не осталась незамеченной. Дело происходило чуть ниже границы высокой воды, ярдах в тридцати от дома. Как говорила моему троюродному брату Мелвилу миссис Бантинг, решительно никто не знал, что делать, а ведь все они в избытке отличались нашим национальным свойством – боязнью быть застигнутым в замешательстве. Только русалку, видимо, вполне устраивала роль прелестной загадки – она по-прежнему прижималась к Фреду, словно создана была лишь для того, чтобы мужчины носили ее на руках.

Кажется, именно в этот момент на сцену в полном составе высыпало весьма многочисленное семейство, снимавшее один из домов, – они смотрели во все глаза и оживленно жестикулировали. Это были люди как раз того сорта, с каким Бантинги не желали иметь дела, – может быть, даже из торгового сословия. Вскоре один из мужчин – особенно вульгарный тип, излюбленным занятием которого была стрельба по чайкам, – начал спускать на пляж лестницу, словно собирался вмешаться со своими непрошеными советами. Кроме того, миссис Бантинг заметила черные зрачки бинокля в руках еще более ужасного типа из дома, стоявшего дальше к западу.

А ко всему прочему, вдруг появился некий известный писатель, занимавший соседний дом – раздражительный брюнет с круглой головой и в очках, – и принялся с высоты неприступной стены кричать какие-то глупости про свою лестницу. Заниматься его дурацкой лестницей никто, естественно, и не собирался, что вызвало у него совершенно непонятное недовольство. Судя по тону и жестам, он выкрикивал всякие грубые слова и, казалось, намеревался вот-вот спрыгнуть на пляж и подойти.

И тут, в довершение всего, из-за западной буны показались Презренные Туристы!

Сначала над букой появились их головы, потом стали слышны голоса. А потом они принялись с радостными криками карабкаться на буку.

– Бесподобно! Бесподобно! – перекликались, взбираясь наверх, Презренные Туристы (в тот год «бесподобно» было самым модным словечком). – И еще:

– Ого-го, держитесь! – И потом, уже ближе к делу:

– Эй, что там такое стряслось?

– Бесподобно! Бесподобно! – неслись снизу голоса еще невидимых Презренных Туристов: группа, очевидно, была многочисленная.

– Что-нибудь неладно? – крикнул наугад один из Презренных Туристов.

– Боже мой! – сказала миссис Бантинг, обращаясь к Мэйбл. – Что нам делать?

И когда она излагала события моему троюродному брату Мелвилу, это неизменно звучало как подлинный гвоздь всего рассказа: «Боже МОЙ! Что нам ДЕЛАТЬ?»

Я думаю, что в отчаянии она даже взглянула в сторону моря. Но разумеется, если теперь бросить русалку обратно в воду, потом придется – о ужас! – как-то все объяснять…

Очевидно, оставалось только одно. Миссис Бантинг так и сказала:

– Остается только одно – внести ее в дом.

И ее внесли в дом!..

Не так уж трудно вообразить себе эту маленькую процессию. Впереди – Фред, мокрый и ошеломленный, но все еще крепко прижимающий к себе русалку, чувствующий, что она тоже прижимается к нему, и притом слишком запыхавшийся, чтобы вымолвить хоть слово. На руках у него – Морская Дама. Насколько я понимаю, у нее была прелестная фигура – до самого того места, где начинался этот ужасный хвост (с плавником на конце, который, как доверительным шепотом сообщила миссис Бантинг моему троюродному брату, был повернут вертикально и имел заостренные концы, точь-в-точь как у макрели). Наверное, хвост болтался внизу, и с него на дорожку капала вода. Одета была русалка в очень изящное и очень длинное платье из какой-то красной ткани, отделанное белым кружевом, и еще, как сказала мне Мэйбл, на ней было болеро, хотя его вряд ли можно было видеть, когда они шли через сад. А ее пышные золотистые волосы скрывала фригийская шапочка, оставляя на виду лишь белый, гладкий низкий лоб над глазами цвета морской волны. Судя по тому, что последовало в дальнейшем, я полагаю, что в тот момент русалка с большим интересом и вниманием разглядывала веранду и окна дома.

За этой неуверенно шагающей парой, видимо, шла миссис Бантинг. За ней – мистер Бантинг. К тому времени он, вероятно, был еще весьма мокр и пал духом – исходя из кое-каких моих последующих наблюдений, могу себе представить, как он торопливо следовал за супругой, повторяя: «Ну конечно же, дорогая моя, откуда я мог знать?»

Дальше – встревоженная, но обуреваемая любопытством кучка девушек, закутанных в махровые халаты, и горничные, которые несли веревки и все прочее, а заодно, словно не замечая этого, как им и подобало, – большую часть одежды мистера Бантинга и Фреда.

Еще дальше – мисс Глендауэр, на сей раз, в виде исключения, ничего из себя не изображающая, с «Сэром Джорджем Тресседи» в руках, до крайности озадаченная и обеспокоенная.

А вдогонку за ними неслось: «Бесподобно! Бесподобно!» – ив самом конце сада виднелись шляпа и изумленно поднятые брови одного из Презренных Туристов, который все еще желал знать: «Что там такое стряслось?»

Так или, во всяком случае, примерно так, под аккомпанемент нелепых криков о какой-то лестнице, весьма отчетливо доносившихся из-за стены соседнего сада («Снобы расфуфыренные, забрали мою такую-сякую лестницу!..»), внесли они в дом Морскую Даму (которая безмятежно покоилась на руках у Фреда, по-видимому не отдавая себе никакого отчета в происходящем) и уложили ее на кушетку в комнате миссис Бантинг.