Пища богов - Уэллс Герберт Джордж. Страница 26
— Будет страшный скандал, — заметил Бенсингтон.
— Да, примерно через год.
— Как только увидят, что она все растет и растет.
— Разве что постараются это скрыть… Так всегда делается…
— Такое не спрячешь, это не иголка.
— Да уж!..
— Что же они будут делать?
— Они никогда ничего не делают — королевским семействам это не подобает.
— Ну, что-то предпринять все-таки придется.
— Может быть, она сама найдет выход?
— О господи! Вот это да!
— Они ее запрячут подальше. Такие случаи в истории бывали. — И Редвуд вдруг совсем некстати захохотал. — Ее громаднейшая светлость! Резвое дитя в Железной маске! Им придется посадить ее в самую высокую башню родового замка Везер-Дрейбургов, она будет расти все выше и выше, — и они станут пробивать потолки, этаж за этажом… Что ж, я и сам в таком нее положении. А Коссар со своими тремя мальчуганами? А… ну и ну!
Но Бенсингтон не смеялся.
— Будет страшный скандал, — повторил он. — Просто ужасный. Хорошо ли вы все это обдумали, Редвуд? Может быть, разумнее предупредить Уинклса? Может быть, постепенно отлучим вашего малыша от Пищи и… и удовольствуемся чисто теоретическими выкладками?
— Посидели бы вы полчасика у нас в детской, когда Пища чуть запаздывает, по-другому бы заговорили! — с досадой сказал Редвуд. — Предупредить Уинклса — ну нет! Раз уж нас захватило течением, страшно не страшно, а придется плыть.
— Значит, придется, — ответил Бенсингтон, задумчиво уставясь на носки своих башмаков. — Да. Придется плыть. И вашему малышу придется плыть, и мальчикам Коссара — он кормит Пищей всех троих. Коссар не признает полумер — все или ничего. И ее светлости придется. И всем вообще. Мы будем и дальше готовить Пищу. И Коссар тоже. Ведь это только самые первые шаги, Редвуд. Нам еще многое предстоит, это ясно. Впереди величайшие события, невероятные… Я себе и представить не могу, Редвуд… Вот только одно…
Он принялся разглядывать свои ногти, потом сквозь очки кротко поглядел на Редвуда.
— А знаете, — сказал он, — в иные минуты я склонен думать, что Кейтэрем прав. Наша Пища опрокинет все соотношения и пропорции в мире. Она изменит… да она все на свете изменит!
— Что бы она там ни меняла, а мой малыш должен и дальше ее получать, — сказал Редвуд.
На лестнице послышались торопливые тяжелые шаги, и в дверь просунулась голова Коссара.
— Ого! — сказал он, поглядев на их лица, и вошел. — Что у вас тут стряслось?
Они рассказали ему о принцессе.
— Трудная задача? — вскричал он. — Ничего подобного! Она будет расти, только и всего. И ваш мальчик тоже. И все, кому дают Пищу, будут расти. Как на дрожжах. Ну и что же? В чем загвоздка? Так оно и должно быть. Ясно даже младенцу. Что вас смущает?
Друзья попытались объяснить ему.
— Прекратить?! — завопил Коссар. — Да вы что? Даже если бы вы и захотели — шалишь! Вам теперь податься некуда. И Уинклсу податься некуда. Так оно и должно быть. А я-то не мог понять, что надо этому проныре. Теперь ясно. Ну и в чем дело? Нарушит пропорции? Разумеется. Изменит все на свете? Непременно. В конечном счете перевернет всю жизнь, судьбы человеческие. Ясно. Само собой. Они попытаются все это остановить, но они уже опоздали. Они всегда опаздывают. А вы гните свое и делайте больше Пищи, как можно больше. Благодарите бога, что не зря живете на земле.
— А столкновение интересов? — возразил Бенсингтон. — А социальные конфликты? Вы, видно, не представляете себе…
— Мямля вы, Бенсингтон, — сказал Коссар, — размазня. Этакий талантище, даже страшно, а воображает, что все его назначение в жизни — пить, есть и спать. Для чего, по-вашему, создан мир — чтобы в нем хозяйничали старые бабы? Ну, да теперь уж ничего не попишешь, придется вам делать свое дело.
— Боюсь, что вы правы, — вздохнул Редвуд. — Понемножку…
— Нет! — оглушительно крикнул Коссар. — Никаких «понемножку»! Давайте побольше Пищи, да поскорее! Засыпьте ею весь мир!
В своем возбуждении он даже сострил — взмахнул рукой, как бы изображая кривую, вычерченную некогда Редвуд ом.
— Помните, Редвуд? Вот так, только так!
Как видно, и материнской гордости есть предел; миссис Редвуд достигла его в тот день, когда ее отпрыск, едва ему исполнилось шесть месяцев, проломил свою дорогую колясочку и с громким ревом прибыл домой на тележке молочника. Весил он в то время пятьдесят девять с половиной фунтов [2] , ростом был сорока восьми дюймов и мог поднять шестьдесят фунтов. Наверх в детскую его тащили вдвоем — кухарка и горничная. После этого случая стало ясно, что не сегодня-завтра разоблачения не миновать.
Однажды, вернувшись из лаборатории, Редвуд застал свою несчастную жену за чтением увлекательнейшего журнала «Могущественный атом»; она тотчас отшвырнула журнал, кинулась к мужу и разразилась слезами.
— Скажи, что ты сделал с ребенком! — рыдала она у него на груди. — Что ты с ним сделал?!
Редвуд обнял ее и повел к дивану; надо было как-то оправдываться.
— Не волнуйся, дорогая, — приговаривал он. — Не волнуйся. Ты немного переутомилась. Просто коляска была дрянная. Я уже заказал для него крепкое кресло на колесах, и завтра…
Миссис Редвуд подняла на мужа заплаканные глаза.
— Кресло на колесах? Для такого крошки? — всхлипнула она.
— А почему бы и нет?
— Как будто он калека!
— Не калека, а юный великан, и ты напрасно этого стыдишься.
— Ты что-то сделал с ним, Денди, — сказала она. — Я по твоему лицу вижу.
— Ну, во всяком случае, это не помешало ему расти, — безжалостно ответил Редвуд.
— Так я и знала! — воскликнула миссис Редвуд и скомкала в руке платок. Взгляд ее стал жестким и подозрительным. — Что ты сделал с нашим ребенком?
— А что тебя беспокоит?
— Он такой огромный. Он просто чудовище.
— Чепуха. Складный, крепкий ребенок. Что тебя тревожит?
— Посмотри, какой он громадный.
— Ну и что же? А ты посмотри, сколько кругом жалких недоростков! Прекрасный ребенок, другого такого поискать…
— Слишком прекрасный, — возразила миссис Редвуд.
— Так будет недолго, — успокоил муж. — Это только начало такое бурное.
2
27 кг.