Самовластие мистера Парэма - Уэллс Герберт Джордж. Страница 57

Никогда еще Верховный лорд не чувствовал себя до такой степени мистером Парэмом. Он огляделся вокруг – вечер был точно золотой купол, воздвигнутый из тепла и тишины, и жизнь казалась прекрасной, и откуда-то издалека доносилось блеяние ягнят, отзывавшихся низким голосам маток.

– Очень возможно, что книга истории с треском захлопнется, – сказал Джерсон. – Это очень даже возможно. Сегодня в час ночи. Мы сделали все, что могли. Мы стояли за свои убеждения, как подобает мужчинам. Но вот, к примеру, газ Л можно разглядеть простым глазом – он как прозрачный голубовато-серый туман. Пожалуй, ночью они его и не заметят – но если увидят его прежде, чем вдохнут… Или если у них есть антигаз…

Генерал не договорил, предоставив воображению мистера Парэма дорисовать эту картину.

– Неужели он будет сторожить всю ночь? – спросил мистер Парэм, кивком указывая на медленно описывающий круги аэроплан-разведчик.

– Они сменяют друг друга. Насколько могу судить, нас уже обнаружили. Насколько могу судить, наш хитроумный замысел уже известен им во всех подробностях. Насколько могу судить, мы пытаемся застрелить спящего тигра горохом из духового ружья, но только того и добьемся, что разбудим его.

Долгое молчание. Купол солнца становился все больше, все багровей, – казалось, он медленно, упорно вливает свой расплавленный металл в таинственный черный сосуд Кэйма.

– Как здесь тихо! – шепнул мистер Парэм.

– В том-то и подлость, – отозвался Джерсон не без злости. – Они всегда тихие! Они себя не выдадут. Эта ученая братия, эти «современные» люди, как они себя называют, никогда не заявят о себе во всеуслышание, не предложат заключить сделку, над которой мог бы поразмыслить порядочный человек. Вечно одна только беспредметная критика да бессмысленный пацифизм. Мы зазевались – и наука выскользнула у нас из рук. Когда-то она была послушным нашим орудием. Давным-давно надо было запретить всякие исследования всем, кто не подчинен воинской дисциплине, а на всяких ученых распространить действие закона о государственной тайне. Вот тогда они были бы у нас в руках. И, может быть, этот их треклятый прогресс шел бы не так быстро. Они бормотали бы свои паршивые теории по углам, и мы бы над ними смеялись. А будь мы покруче с торговцами и ростовщиками, они не забрали бы себе воли и вели бы дела пристойно, как было в старину. Но мы всех их распустили – ученых, промышленников, банкиров, и вот они делают, что им в голову взбредет, и никого не слушают. Теперь эта банда космополитов-заговорщиков сбросила маски, ни много, ни мало – перехватывает вооружение, жизненно необходимое нашей империи, и, никого не спросясь, сговаривается о мире с вражескими государствами. Ведь это получается вроде как символически, сэр, что мы с вами проводим военную операцию крадучись, как воры, и даже мундиры каши такого цвета, чтоб нас нельзя было увидать издали… Война стыдится самой себя!.. Вот до чего они нас довели!

И вдруг Джерсон разразился потоком бессмысленной непристойной брани, столь любезной простым душам во всех концах света. Он обрекал ученых мужей происшествиям самым противоестественным и ждал от них поступков самых неподобающих. В ярости ополчался он на тщеславие разума, на гнусную самонадеянность человеческой мысли.

Последний ярко-алый краешек солнечного диска так внезапно исчез с черной крыши завода, словно кто-то вдруг вспомнил о нем и втащил его в здание. В небе слабыми золотыми полосами обозначились крохотные перистые облачка, прежде невидимые, и вновь медленно померкли. Мистер Парэм по-прежнему сидел очень тихо. Генерал Джерсон обратился к стоявшему поодаль на страже разведчику и приказал ему вытащить из автомобиля пледы и корзину с провизией, а машину отослать в Пензанс. Они с Верховным лордом будут ждать здесь, среди скал, пока не настанет час идти в атаку.

Мистеру Парэму показалось, что время прошло очень быстро. Вечерняя синева, озаренная багряной полосой на западе, постепенно сгустилась в сумерки, потом настала ночь, высыпали звезды, – меньше всего их было на северо-западе, где еще светлело закатное небо. Мистер Парэм подкрепился запасами из корзинки и прилег у скалы, а Джерсон опять и опять с таинственным видом уходил за скалу и дальше, через болото, и переговаривался с кем-то, подражая крику несуществующих в природе птиц. Они долго еще шептались, и ползали по земле, и наконец, когда совсем стемнело, ощупью двинулись в путь, вниз по отлогому склону, к утесам, отмечавшим границу прежней суши, – за ними начиналась новая земля, недавно поднятое морское дно. Потом поползли дальше, с величайшей осторожностью, стараясь не выдать себя ни шорохом, ни стуком. Внезапно мистер Парэм почти с испугом понял, что они с Джерсоном уже не одни: справа и слева осторожно прокрадывались поодиночке и группами еще какие-то фигуры, едва видимые на фоне неба, – некоторые пробирались налегке, другие что-то тащили.

Джерсон подал мистеру Парэму противогаз.

– Надевайте как следует, – предупредил он. – Это ведь газ Л, не что-нибудь. Смотрите, чтоб края маски присосались к лицу.

Минуты ожидания, когда слышишь громкий стук собственного сердца, потом беззвучно, как метеор, проносится по небу ракета. Снова нескончаемо долгие минуты – и газ Л втихомолку выпущен на свободу.

Газ Л был ясно виден; от него словно шло какое-то сероватое свечение. Он стлался по земле, потом отдельные струи и потоки стали приподниматься, изгибаясь, словно лебединые шеи, словно змеи, тянулись вперед, и вновь опускались, и вытягивались по направлению к темным, уже совсем близким – рукой подать – таинственным громадам Кэйма. Они достигли его и, казалось, ощупью стали взбираться по его крутым бокам, медленно, страшно медленно достигли гребня окружавшей завод высокой стены и полились внутрь…

– На рассвете мы войдем туда, – сказал Джерсон, голос его был чуть слышен сквозь маску. – На рассвете мы войдем.

Мистер Парэм вздрогнул и ничего не ответил.

Ему было неудобно, все тело словно свело судорогой, маска противогаза давила на уши; потом он, должно быть, уснул, – во всяком случае, время пролетело незаметно, и вдруг оказалось, что уже ярко светит солнце. В его лучах совсем близко высились мрачные, зеленоватые стены Кэйма; они были точно из потускневшего металла и прямо из рва уходили в небо – ровные, чуть покатые, без единого окна или амбразуры. Ров оказался неожиданно глубоким, глянешь – и даже голова кружится, в нем не было воды и дна тоже не было видно, лишь далеко внизу что-то клубилось, словно раскручивался и вновь свивался спиралями, не поднимаясь выше, тяжелый желтоватый дым. Двигаться надо было очень осторожно и смотреть в оба, что совсем не просто, когда на тебе маска противогаза. Видишь не все окружающее, а словно бы мелко нарезанные картинки. Атакующие растянулись по краю рва – неуклюжие, сутулые, похожие на павианов с вытянутыми белыми мордами, они двигались бесшумно, с опаской, переговариваясь знаками. У всех были в руках винтовки, либо револьверы.

Некоторое время они в нерешительности медлили на краю рва. Потом дружно повернули налево и пошли вдоль него гуськом, словно надеясь найти место, где можно будет перебраться на другую сторону. Вскоре стена отступила и, повернув за угол, мистер Парэм увидел подъемный мост, вернее, перекинутую через ров узкую полосу металлической решетки, перед которой сгрудились наступающие.

Мистер Парэм понял, что надо показать пример.

И вот они с Джерсоном стоят у входа на мост, а остальные смотрят на них и словно бы ждут их решения. В дальнем конце этой полоски сквозного металла виднеется вход. Это не дверь, а просто арка, ведущая в темноту неосвещенного коридора. Там, за аркой, странная, неживая пустота. Не видно ни души, не доносится ни звука, над Кэймом нависла гнетущая, ничем не нарушаемая тишина. «Мышеловка», – мелькнуло в голове у мистера Парэма, но он постарался отогнать эту мысль.

– Ну? – слабо послышалось из-под маски Джерсона.

– Если они там все перемерли – наше счастье, – сказал мистер Парэм. – А если нет, чтобы мы ни делали, все равно – даже здесь мы в их власти. Довольно одного меткого стрелка, чтобы оттуда перестрелять нас поодиночке.