Жена сэра Айзека Хармана - Уэллс Герберт Джордж. Страница 10

— Я бы их ловила и возвращала назад, — сказала леди Бич-Мандарин. — Да, да! Безо всякой пощады.

Мистер Роупер, который, как выяснялось все очевиднее, не имел никакого отношения к Арктике, заметил, что она слишком долго хочет держать их в подростках…

К дальнейшему разговору мистер Брамли не очень прислушивался. Его мысли вернулись к Блэк Стрэнд и ко второму приезду леди Харман (на этот раз она приехала по всем правилам приличия со своим супругом и покровителем). И тут его слуха достиг обрывок монолога старой леди. Она почуяла, что речь идет о браке, и говорила: «Конечно же, не надо было мешать Виктору Гюго жениться столько раз, сколько ему хотелось. Он делал это так красиво. Он умел все, почти все… делать с блеском». Мистер Брамли совсем впал в рассеянность. Ему было бы трудно выразить охватившее его чувство: леди Харман — пленница, заточенная в темницу, но непокорившаяся. В первый раз она была как цветок чистотела, вся сияющая и открытая навстречу солнцу, а во второй, как в пасмурную погоду, узорчатые лепестки были сомкнуты и недвижны. Она была отнюдь не покорной или смиренной, но замкнутой, недосягаемой; слова, как пчелы, не могли к ней проникнуть, сладкий мед доверия и дружбы был скрыт под неприступным достоинством. Казалось, она сдержанна не столько из-за мистера Брамли, сколько, по обыкновению, защищается от мужа, который постоянно лезет ей в душу. А когда сэр Айзек вдруг заговорил о цене, мистер Брамли взглянул на нее, и глаза их встретились…

— Да, да, конечно, — сказал он, возвращаясь к действительности и поддерживая разговор, — такая женщина непременно должна найти свой путь.

— Как это? Королева Мария должна найти свой путь? — воскликнула мисс Шарспер.

— Королева Мария! — повторил мистер Брамли. — Да нет же, я о леди Харман.

— Но ведь я говорила о королеве Марии, — оказала мисс Шарспер.

— А мистер Брамли думал о леди Харман! — подхватила леди Бич-Мандарин.

— Что ж, — сказал мистер Брамли, — признаться, я действительно думал о ней. Она кажется мне характерной во многих отношениях… Это пример всего самого худшего в положении женщины. Да, она очень характерный пример.

— Я никогда ее не видела, — сказала мисс Шарспер. — Скажите, она красива?

— Я сама еще ее не видела, — сказала леди Бич-Мандарин. — Это — открытие мистера Брамли.

— Значит, вы не побывали у нее? — спросил он с легким упреком.

— Но собираюсь это сделать, да, да, непременно! И вы снова разбудили мое любопытство. А почему бы нам сегодня же…

Она ухватилась за эту мысль.

— Поедем! — воскликнула она. — Проведаем жену этого людоеда, последнюю женщину-пленницу. Возьмем большой автомобиль и поедем к ней вместе, всей компанией.

Мистер Тумер сказал, что его это мало интересует.

— А вас, Сьюзен?

Мисс Шарспер сказала, что поедет с удовольствием. Ведь ей по роду ее деятельности нужно изучать необыкновенные натуры. Мистер Роупер сослался на деловое свидание.

— К сожалению, я занят, леди Бич-Мандарин, — сказал он.

А кузинам из Перта нужно было сделать кое-какие покупки.

— Тогда мы поедем втроем, — сказала хозяйка. — А потом, если только останемся в живых, все вам расскажем. Если не ошибаюсь, дом, где, так сказать, томится в заточении христианская дева, находится на Путни-хилл? Я все собиралась заехать к ней, но хотела взять с собой Агату Олимони: она так ободряюще действует на порабощенных женщин!

— Она не порабощена, нет, — сказал мистер Брамли. — Это как раз самое любопытное.

— А что мы будем делать, когда приедем? — воскликнула леди Бич-Мандарин. — Я чувствую, это должно быть нечто большее, чем простой визит. Нельзя ли просто увезти ее оттуда, мистер Брамли? Мне хочется прийти к ней и сказать прямо: «Послушайте! Я вам сочувствую. Ваш муж — тиран. Я хочу вас спасти. Как подобает женщине, я добра и великодушна. Довольно вам быть под пятой этого недостойного человека!»

— А вдруг она совсем не такая, какой вы ее воображаете? — сказала мисс Шарспер. — Вдруг она вас послушается?

— А вдруг нет?.. — сказал мистер Роупер задумчиво.

— Представляю себе этот побег, — сказал мистер Тумер. — Газетные заголовки и сообщения: «Побег леди Бич-Мандарин с женой известного кондитера. Полиция настигла их в Дувре. После отчаянной борьбы беглянка схвачена. Известный литератор Брамли, оглушенный черствой булкой…»

— Мы болтаем ужасный вздор, — сказала леди Бич-Мандарин. — Но все равно мы к ней поедем. И уж будьте спокойны, я заставлю ее принять приглашение к завтраку и приехать без мужа.

— А если она откажется? — спросил мистер Роупер.

— Вы имеете дело со мной, — сказала леди Бич-Мандарин лукаво. — А если это все-таки не удастся…

— Только не приглашайте его! — запротестовал мистер Брамли.

— А почему бы не пригласить ее на одну из встреч вашего «Общества светских друзей»? — сказала мисс Шарспер.

Когда мистер Брамли понял, в какую затею его втянули, в нем шевельнулось раскаяние. Он чувствовал, что Харманы невольно доверились ему, обнаружив перед ним свой семейный разлад, а он выдал их, и это было очень похоже на предательство. И, кроме того, как ни хотелось ему снова увидеть леди Харман, он понял теперь, что вовсе не хотел видеть ее в присутствии болтливой леди Бич-Мандарин и мисс Шарспер, чья холодная профессиональная наблюдательность вылезала бесшумно, но так назойливо, будто в глаза тыкали ручкой зонтика. Он терзался этим запоздалым раскаянием, а автомобиль леди Бич-Мандарин тем временем, вихляя и подпрыгивая на ухабах, мчался в Путни с целеустремленностью, достойной лучшего применения.

У подножия Путни-хилл они, видно, переехали призрак Суинберна [10]: или, быть может, это был просто перебой в моторе, и через несколько минут были уже перед домом Хармана.

— Ну вот! — сказала леди Бич-Мандарин, в эту минуту более обычного похожая на сорванца. — Дело сделано.

Мистер Брамли мельком взглянул на большой величественный дом в чисто английском духе, увитый непременной зеленью. Он уже помогал дамам выйти из автомобиля, а потом все трое остановились у большого, в викторианском стиле подъезда.

Мистер Брамли позвонил, и, хотя на звонок некоторое время никто не отзывался, всем троим почудилось, что за массивной резной дубовой дверью происходит что-то бесшумное и таинственное. Потом дверь отворилась, вышел толстый, как кубышка, дворецкий с рыжеватыми баками и оглядел их с высоты своего величия. Он держался покровительственно, и в его профессиональной почтительности сквозило сознание важности своей роли. Мгновение он как будто колебался, но потом соблаговолил сказать, что леди Харман дома.

Он провел их через прихожую, ничем не отличавшуюся от множества других прихожих; над ней господствовала великолепная дубовая лестница, и мисс Шарспер вряд ли могла извлечь здесь что-либо для себя, а потом через огромный зимний сад, построенный архитектором викторианских времен в классическом духе (посредине был имплювий [11], а вокруг — арки, увешанные дорогими сирийскими коврами), в большую комнату с четырьмя французскими окнами, выходившими на веранду, за которой был огромный, полный цветов сад. На первый взгляд сад, право же, производил приятное впечатление. Сама комната была похожа на многие комнаты в домах современных преуспевающих людей; видимо, ее обставляли с чрезмерным усердием и крайней неразборчивостью. Здесь не было той откровенной вульгарности, которую мистер Брамли ожидал увидеть у богатого торговца, хотя пестрая обстановка явно подбиралась лишь из самых что ни на есть подлинных вещей. Некоторые из них были на редкость роскошны; особенно выделялись три больших, массивных, сверкающих медью бюро; кроме того, здесь был комод времен королевы Анны, несколько изысканных цветных гравюр, зеркало в золоченой раме и две большие французские вазы, которые даже мисс Шарспер с ее наметанным глазом затруднилась оценить. И среди всех этих музейных экспонатов, как-то странно выделяясь на их фоне и словно пытаясь скрыть, что она тоже здесь чужая, стояла леди Харман в белоснежном платье, темноволосая, готовая к защите, но нисколько не растерянная.