Запретная Магия - Уэллс Энгус. Страница 29

Каландрилл поискал глазами Брахта. Наемник был гибок и ловок, как кошка, и его мастерство владения мечом было выше всяческих похвал, но страшное чудище, что преследовало его, обладало неестественной силой, да и раны совершенно его не беспокоили. Искусство обращения с мечом еще помогало кернийцу оставаться в живых, но со временем и он устанет и тогда падет жертвой страшного меча, размахиваемого чудищем. Каландрилл осмотрелся: рядом с ним не было больше ни одного светильника. Ему больше ничего не пришло в голову, как крикнуть:

— Их убивает огонь!

Брахт ухмыльнулся, уворачиваясь от нового удара, который бы прикончил его, будь он чуть медлительнее, и попятился. Чудище преследовало его, Брахт парировал еще один удар и вдруг бросился бегом по проходу. Чудище побежало за ним. Брахт остановился, заманивая его. Парировав вероломный удар, керниец ответил выпадом в брюхо, а затем продолжил отступление. С каждым шагом он приближался к горящим существам. Каландрилл закричал:

— Осторожно, огонь!

И бросил быстрый взгляд на горящих чудищ.

То, что еще было живо, поспешно бежало по проходу с высоко поднятым мечом. Каландрилл закричал:

— Нет!

Брахт, казалось, поскользнулся и, сделав шаг назад, упал на колени. Черный меч опускался на него сверху. Керниец перекатился на бок и, подняв меч, вонзил его прямо в покрытый перьями пах чудища. От удара монстр, все еще двигаясь по инерции вперед, взмыл в воздух и, перелетев через наемника, грохнулся на своего сородича, бежавшего ему навстречу, и обнял его, пытаясь удержаться на лапах, и пламя тут же переметнулось с одного на другого. Раздался душераздирающий, усиливающийся по мере распространения огня вопль. Одно из чудищ бешено закружилось на месте, рубя мечом направо и налево, второе отвечало тем же, так что какое-то время они нещадно молотили друг друга.

Брахт быстро поднялся на ноги и приготовился парировать удар, но его не последовало. Все три существа, пошатываясь, кружили на одном месте, сдирая с себя кожу; черная кровь с шипением выливалась на землю, а раны, которые они сами себе наносили, только подпитывали снедавший их огонь; в конце концов чудовища со стонами рухнули на землю и через секунду превратились в кучу золы.

И вдруг, в вони их разлитой крови, Каландрилл уловил легкий запах миндаля, и воздух опять задрожал. Затем, столь же неожиданно, чудища исчезли. Запах миндаля испарился, и вонь от черной крови тоже. Ясный лунный свет озарял амбар, пахнущий, как и до этого, соломой и кожей. Словно и не было никакой схватки.

— Ахрд! — вздохнул Брахт, качая головой. — Что это было?

Каландрилл пожал плечами. Меч Варента, чистенький, лежал на полу, и он поднял его. Он должен был бы быть весь в зарубках и запачкан кровью, но меч блестел как новенький. Каландрилл посмотрел на стойку амбара, в которой застрял черный меч чудовища, но и он тоже исчез, а на стойке не осталось ни зарубки. Он покачал головой и посмотрел на Брахта. Затем вдруг в животе у него закрутило, он наклонился вперед, и весь его ужин оказался на полу. Конвульсии сотрясали его тело, а на глаза навернулись слезы, во рту он почувствовал горький привкус желчи. Брахт положил ему на плечо руку.

— Ты хорошо дрался, — сказал наемник. — И хорошо соображал.

Каландрилл безмолвно кивнул, вытирая глаза. И вдруг холодный ужас обуял его. Он не подумал — у него не было времени подумать — и потому только сейчас испугался, сообразив, что это ужасное нападение было подготовлено колдуном. Животные материализовались так же просто, как и Варент у него на балконе; и у них было явное намерение убить его — и им бы это удалось, если бы Брахт не был так ловок и если бы он сам не сообразил прибегнуть к огню. Откуда они взялись? Азумандиас? Если это так, то, видимо, враги Варента уже подозревают его; для того чтобы напасть на них, они должны были знать, где он находится; возможно, они даже видели его — от этой мысли его опять начало выворачивать наизнанку.

Неужели это правда? Он сплюнул и сглотнул, поморщившись от горечи во рту, а затем дико огляделся по сторонам.

— Их нет, — сказал Брахт, неправильно истолковав его жест. — Мы победили.

— Дера! — воскликнул Каландрилл. — Неужели он знает, где мы? Мне надо поговорить с Варентом.

— Кто он? — В голосе кернийца зазвучало подозрение. — Ты что-то скрываешь от меня?

Теперь к ужасу примешалось еще и чувство вины — Брахт имеет право знать, на что идет. Но Варент просил его хранить тайну; к тому же, если Брахт узнает настоящую цель их путешествия, он может расторгнуть договор. Каландрилл покачал головой.

— Я ничего от тебя не скрываю, — пробормотал он. — Просто мне кажется, что господин Варент может объяснить то, что с нами произошло. Не больше.

Дружеское расположение, которое он только что прочитал в глазах наемника, испарилось — они стали холодными, как зимнее небо. Схватив молодого человека за шнуровку на груди, Брахт с сердитым лицом резко поднял его на ноги.

— Я согласился доставить тебя в Гессиф ради этой… книги. И едва я узнаю, что мой подопечный бежал из Секки, как на меня нападают демоны. Они ревут и горят, но никто ничего не слышит, никто не бежит нам на помощь, и ты говоришь о ком-то, кто разыскивает нас. Я почти ничего не знаю в этом деле, но я узнаю.

Каландрилл беспомощно кивнул, напуганный холодной яростью кернийца. Смелость, владевшая им во время кошмарного колдовского нападения, покинула его, и он пока не знал, как объяснить произошедшее.

— Пожалуйста, — пробормотал он. — Пожалуйста, Брахт, пойдем к господину Варенту.

Керниец отодвинул его от себя на расстояние вытянутой руки и холодно посмотрел на него. Затем вдруг разжал руки и сказал:

— Пошли.

Каландрилл закачался на ватных ногах.

— Пошли, — повторил Брахт ледяным, не допускающим возражений тоном и направился к двери. Каландрилл засеменил рядом; когда они вышли на воздух, пот на лице его стал остывать.

— Подожди, — сказал он, заметив колодец, вытащил ведро свежей воды, прополоскал рот и сполоснул лицо.

Каландриллу стало легче, и он отправился за хмурым кернийцем прямо на постоялый двор.

В гостиной никого не было, если не считать двух слуг, спавших у огня. Брахт, не глядя на них, направился прямо к лестнице, ведшей в спальные комнаты. Отыскав комнату Варента, он громко постучал. Дверь открылась. Посол в голубом шелковом халате удивленно смотрел на них.

— Тебе незачем было возвращать мне меч до утра, — побормотал он, — но раз уж ты пришел, заходи. Выпьешь?

Не дожидаясь ответа, он налил три кубка. Каландрилл принял свой с благодарностью и тут же выпил его до дна закашлялся, почувствовав, как ему обожгло горло.

— Водка, — с сочувствием сказал Варент. — Ее надо пить маленькими глотками. Это крепкий напиток и прекрасное снотворное.

Каландрилл откашлялся и осторожно отпил еще глоток. Брахт залпом опустошил свой кубок и посмотрел на Варента. Взгляд его был холоден и тяжел, а когда он заговорил, то голос его звучал враждебно.

— На нас напали, — объявил он. — Демоны.

— Демоны? — брови Варента удивленно взметнулись над темными глазами. — Что-то я ничего не слышал.

— Их было четверо, — добавил Каландрилл, — но мы расправились с ними.

— Слава Дере! — чистосердечно обрадовался Варент. — Может, присядете и расскажете, что произошло?

Брахт вкратце рассказал ему о произошедшем. Варент молча выслушал, задумчиво кивнул и повернулся к Каландриллу.

— Твой отец или твой брат могли бы сотворить что-нибудь подобное?

Столь простое объяснение ему и в голову не приходило, и он не задумываясь покачал головой.

— Откуда им знать, где я? Даже если бы они и знали, они не смогли бы напустить на меня демонов. В Секке нет колдунов, способных на такое.

— Ты в этом уверен?

Он не уловил раздраженного подтекста в вопросе Варента.

— Совершенно.

Темные глаза на мгновенье затуманились, и посол, дотянувшись до бутыли, налил им еще по полному кубку. На мгновенье Каландрилл столкнулся с его сердитым взглядом и понял, что совершил ошибку — если бы он согласился с предположением, что чудища были напущены на них Билафом или Тобиасом, то для Брахта все встало бы на свои места, и тогда можно было бы избежать дальнейших объяснений. Он со вздохом пожал плечами: спирт погасил огонь у него в желудке, и ужас уступил место страшной усталости; ему вдруг непреодолимо захотелось спать.