Запретная Магия - Уэллс Энгус. Страница 90

— Умрешь ты, керниец. Ты и этот щенок из Секки.

— От руки вонючей сухопутной крысы? — рассмеялся Брахт. — Сомневаюсь.

— Вонючей сухопутной крысы? — усмехнулся Ксанфезе, и на мгновенье он стал прежним, передразнивая наемника. Но уже в следующее мгновенье его лицо и поза изменились, выражая угрозу. — Перед тобой чайпаку, керниец!

Каландрилл чуть не задохнулся, не в состоянии побороть нахлынувший на него холодный ужас. Теперь он видел, что это действительно чайпаку. И ледяные глаза, и то, как они держали мечи, — все в них выдавало чайпаку. Они попали в ловушку не какого-то жадного вора, нет, эти люди принадлежат к Братству. Ладони Каландрилла покрылись потом, а по спине побежали жуткие мурашки.

— Ага, испугались? — Ксанфезе смотрел теперь на Каландрилла. — И поделом.

— Но почему? — не своим голосом спросил Каландрилл.

— Твой брат нашел нас. — В левой руке Ксанфезе появился кинжал. — По всему видно, что он считает тебя своим врагом. Ну а потом, вы убили одного из нас — Мехеммеда. Помнишь? Он был молод, ему было приказано следить за тобой, определить, где ты будешь находиться, но ты убил его, и теперь настал час расплаты.

— Его убил я, — сказал Брахт. — Он был слишком не осторожен, и я проткнул его, как свинью. Он того и заслуживал.

Ксанфезе опять рассмеялся, и его смех эхом раскатился по дворику.

— Ты хочешь разозлить меня, керниец? Неужели ты думаешь, что и я забуду об осторожности? Не надейся. Я старше Мехеммеда, и я вспорю тебе живот, выпущу кишки и буду смотреть, как ты будешь подыхать у моих ног. И мне это доставит удовольствие.

Краем глаза Каландрилл заметил, как уголки губ Брахта дрогнули и на его лице появилась то ли ухмылка, то ли оскал.

— В последнее время я не очень-то много тренировался, — сказал он. И сделал молниеносный выпад вперед.

Все произошло так быстро, что Каландрилл даже вздрогнул, но чайпаку не уступал ему в скорости. Короткие меч и кинжал поднялись навстречу клинку кернийца, сталь зазвенела о сталь, и Брахт отпрыгнул назад с разорванной рубашкой и держа меч прямо перед грудью. Ксанфезе стер каплю крови со щеки, обезображенной шрамом, и кивнул, осклабившись как зверь.

— Неплохо. Но ничего особенного. К тому же сомневаюсь, что щенок столь же хорош.

Неприкрытая насмешка в его голосе вызвала у Каландрилла вспышку ярости. Все правда. Он понимал, что у него нет никаких шансов, даже рядом с Брахтом; он понимал, что сейчас умрет, и почувствовал, как злость захлестывает все его существо, обдает жаром, будто полуденный зной. Он не соперник Тобиасу, он не претендует на его власть, и все же сейчас ему предстоит умереть на этой пустынной площади, и путь к «Заветной книге» останется открытым для Азумандиаса. Он с ненавистью проклинал и брата, и чайпаку, решив продать свою жизнь как можно дороже. Шесть чайпаку сделали шаг вперед. Брахт прошептал:

— Используй колдовство. Уничтожь их штормом или огнем, все равно чем, но уничтожь.

Каландрилл беспомощно покачал головой, быстро переводя взгляд с Брахта на убийц, и пробормотал:

— Я не знаю как!

— Даже я не выстою против шестерых членов Братства. — Меч двигался как живой в руках кернийца. — Только колдовство может вытащить нас из этой передряги, или мы здесь умрем. Если можешь, сделай себя невидимым.

Каландрилл заколебался, не желая бросать товарища. Даже при помощи колдовства, которому его научил Варент, вряд ли он сможет противостоять чайпаку — заклятье распространяется ведь только на него.

— Ну! — подтолкнул его Брахт. — Хоть один останется жив.

Но Каландрилл все медлил; не желая прятаться, он сказал:

— Я не хочу тебя оставлять.

— Лучше так, чем смерть! — резко осадил его Брахт.

— Давай!

Каландрилл открыл рот, чтобы произнести заклятье, но только он начал, как убийцы молниеносно сжали круг, слова замерли у него на устах. Клинки засверкали на полуденном солнце, и смерть яростно набросилась на него. Он забыл о заклятье, инстинктивно поднимая меч и думая только о защите.

Звеневшая сталь высекала искры. Каландрилл отскочил, чувствуя боль в ребрах, и теплая жидкость потекла у него по груди, и он знал, что это кровь. Но вместе с ужасом, охватившим все его существо, пришли ярость и злость на брата, без всяких на то оснований решившего положить конец их делу именно сейчас, в Харасуле, после стольких злоключений, из которых они вышли победителями. Ярость пожирала его, как и страх перед ухмыляющимися чайпаку, уверенно наступавшими на них без тени сомнений в том, что им пришел конец.

Каландрилл зарычал и бросился на обидчиков, не обращая внимания на их сопротивление; его меч извивался и колол, повинуясь какой-то неведомой силе. В него словно кто-то вселился; он сам не понимал, что делает. Чайпаку отступили, словно унесенные молчаливым ветром; из добычи он превратился в охотника. Он бросился за ними на волне того же магического ветра, и теперь нападал он, а они отчаянно защищались.

— Берсеркер! — рявкнул Ксанфезе. — Дилус! Смотрите за улицей! Остальные займитесь мальчишкой. Кернийца оставьте мне.

И он налетел на Брахта, остальные бросились исполнять его приказания. Меч кернийца нанес удар, но был отбит. Брахт запрыгал, отступая к стене. Каландрилл бросился влево, отвлекая чайпаку от Брахта и Ксанфезе. Один из них зарычал, когда меч Каландрилла расцарапал ему грудь, — скорее от неожиданности, чем от боли, — и сделал выпад прямо перед собой. Но Каландрилл погасил удар, туника чайпаку разошлась, и под ней он увидел красноватую кирасу из драконьей кожи, на которой стал расцветать малиновый цветок. Вид крови только подстегнул магические силы, которые вдруг почувствовал в себе Каландрилл, и он бросился на убийцу с высоко поднятым мечом.

Под тюрбаном был шлем, и клинок его со звоном соскользнул вниз. Удар оглушил чайпаку, и Каландрилл воспользовался его секундным замешательство, метя в незащищенную шею. Сталь врезалась в плоть, и на плече чайпаку расцвел еще один малиновый цветок. Каландрилл высоко поднял меч и опустил его, как топор, вложив в удар всю силу, на какую был способен, и в следующее мгновенье голова убийцы отделилась от туловища и покатилась меж ног других; пораженные увиденным, нападавшие изо всех сил старались совладать с противостоящей им магией. Обезглавленное туловище закачалось, рука с мечом еще рубила воздух, но уже в следующее мгновенье чайпаку грохнулся на землю, обагрив кровью своих товарищей. Не останавливаясь, Каландрилл продолжал наступление, нанося град яростных ударов по головам и плечам, но пока безрезультатно — чайпаку были сильными противниками, не спасовавшими даже перед колдовством.

Рядом с ним оставалось двое — по одному с каждой стороны; третий пытался обойти его сзади, но тут вдруг первые двое отлетели назад, как листья, сорванные с древа жизни колдовским ветром. Каландрилл резко развернулся к подбиравшемуся сзади противнику, сам не зная, какая сила владела его рукой — страх ли, ярость ли, магия ли? Он отбил атаку и нанес такой силы удар по ребрам чайпаку, что кираса из драконьей шкуры на груди противника расползлась и он застонал, когда меч прошелся по его ребрам и вонзился в живот. Следующий удар пришелся туда, где кончались доспехи и начиналась шея. Чайпаку дернулся, меч выпал у него из руки, темные глаза потускнели. Кровь, пульсируя, хлестала у него из шеи, он встал на колени, а потом повалился лицом вниз. Каландрилл резко обернулся к первым двум, и в тот же миг Дилус, охранявший подступы к площади, вдруг одеревенел. Меч и кортик вывалились у него из рук, он обхватил себя за шею, откинувшись назад, и жизнь вытекла из него вместе с кровью. За ним Каландрилл увидел амазонку, с непокрытой головой, с золотистыми волосами, забранными сзади в пучок, как у Брахта. Под ее туникой из белого шелка и на длинных ногах не было доспехов, а в руках она держала окровавленную саблю. Глаза — серые, как шторм, как сказал Брахт, — яростно блестели. Она порхала по площади, не уступая Брахту в умении обращаться смертоносным оружием.